Хождение за три неба (СИ) - Языков Олег Викторович (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— Слушай! А ты на русский язык перейти можешь? И на голосовое управление, а? А если не знаешь — скачай у искина на базе.
Короткий звон, потом ещё целая серия звоночков — видимо, связался всё же с Ломом, — и сразу: «Принято, перехожу на русский язык и управление голосом».
— Ну, вот! Так будет совсем замечательно! И это… говори, пожалуйста, мужским голосом, Шарик!
— Принято. — Ого, вот это тембр!
— Шарик, ты что меня спросил, ну, раньше?
— Установите маршрут до конечной точки и скорость перемещения.
— Это как в лифте, что ли? Нажать на все нужные кнопки — и только потом «Ход»? А что там со скоростью?
— Выберите стандартную, быструю или мгновенную скорость перемещения.
— Ну, давай до первой станции — быструю… Там остановимся, я огляжусь. А потом — вот сюда. Мгновенно. Там тоже осмотрим вокзальчик и дальше поедем… К дедушке в гости… Шарик, а ведь ты можешь быть невидимым?
— Да. — А попроще-то в шарике мозг заложен. Просто мозжечок какой-то. С Ломом не сравнить. Ну, да. Мощный сервер какой-нибудь и компьютер в автомобиле — это разные, конечно, компьютеры.
— Тогда давай так — вот в этой точке и станем прозрачными… А потом — сюда. На базу. Там я задержусь, наверное. Впрочем — посмотрим. Ну что? Поехали?
И мы тронулись.
Раньше я считал, что шарик обходит маршрут за сутки. Потом понял, что это не так. Но полностью в движении этих трамваев я так и не разобрался. Оказывается, шарик мог мчаться очень быстро. Очень и очень быстро. Выглядело это примерно так. Шарик тронулся, свет померк, и наступила темнота. Буквально через несколько ударов сердца темнота стала редеть, и я увидел…
Я увидел большую пещеру. Естественную пещеру, это очевидно. Следов вмешательства человеческих рук я пока не разглядел. Или не заметил. Шар светил довольно ярко, и видно всё было хорошо. Огромный подземный зал. Довольно чистый. Я не имею в виду, что был паркет. Нет — везде камень, иногда — крупный песок. Но нет воды, жидкой грязи, помёта летучих мышей, в конце концов. Та-а-к, а вот это интересно. Это похоже на тропинку…
— Шарик, а ну, давай туда! Вон, по тропиночке давай.
Шар плавно двинулся вперёд, обходя большие камни. Да, тропа! Теперь можно сказать точно. Точнее — специально сделанная дорожка. Но — нехоженая. Сразу вспомнилось: «Там, на неведомых дорожках…», как там дальше-то? Впереди что-то блеснуло. А вот и человеческие следы… А вы как думали! Не гномы же… Даже гномы не смогли бы установить в конце дорожки огромную, круглую, блестящую всякими штурвалами и запорами, металлическую дверь. Такие высокотехнологичные двери я видел только в фильмах. Когда бандюганы взламывали банковские хранилища. Или на полигоне, в подземном командном пункте. Но там они были скромнее и покрашены были обычной шаровой краской.
— Шарик, стой! Я должен эту штуку осмотреть.
Приготовив камеру, я выбрался из шара. Песок под ногами приятно скрипел и упруго сопротивлялся ступням. Взял общий план на пещеру, прошёл объективом по дорожке и перевёл его на дверь. Отснял всё, медленно, не пропуская деталей. Потом поставил камеру на паузу и подошёл к массивному металлическому щиту. Так, вроде бы всё понятно. Инженерная мысль, она, что у нас, на Земле, что там, в космосе, идёт по своим законам. И наши бы так сделали. Крутишь вот этот штурвальчик, потом поворачиваешь эти кремальеры и… А это что такое? Передо мной, немного ниже, чем мне было бы удобно, на металле люка был расположен… наглазник, а? Ну, что-то вроде маски для подводного плавания, только прикреплённой к броне. Я плюнул на осторожность, согнулся и приник к нему лицом.
Да-а… Поздравляю вас, Афанасий! Вы, первый из землян, имеете честь любоваться пейзажем иного мира!
Пейзаж был великолепный! Перед моими глазами, в желтоватом свете чужой оптики, я увидел склон горы, небольшой луг, а за ним, ниже, начинался огромный лес. Деревья были великанскими. Чуть выше их крон летали местные пичужки. Размер крыльев этих птах ужасал. На планете начиналось утро. Или вечер. Так мне, по крайней мере, показалось. Да и тени характерные, длинные ещё. Над травой кружили насекомые. То, что это насекомые — ясно. Маленькие яркие пятнышки. А вот какие — не разглядеть, далеко. Никаких признаков деятельности человека. Ни взлетающих и садящихся космических кораблей, ни самолётов, ни дымящих труб заводов и фабрик, ни ЛЭП, ни пустых водочных бутылок поблизости, — ничего. Чистый, нетронутый мир!
Сердце сладко заныло. А что, если выйти в него вот так — просто, в любимом камуфляже, с родовым штандартом в руках? Что значит — нету штандарта? Нет, так будет, когда понадобится! И воткнуть славное знамя предков в дёрн? И громко прокричать: «Эй, планета! Нарекаю тебя… потом придумаю, как… И объявляю тебя своей собственной планетой! Ты слышишь? Ты рада?»
По кронам деревьев прошёл порыв ветра, и они согласно кивнули мне. Сердце билось часто-часто. Я вытер рот рукавом, чтобы слюни не текли, ещё раз с любовью и сожалением посмотрел на дивный мир, пожужжал на него камерой, и пошёл обратно… Мечтать не вредно, но не сейчас… Сейчас у меня ещё два вокзала осталось. Надо бы и их посетить.
Однако — облом-с! На следующей станции Шарик тревожно мигнул красной вспышкой, звякнул и сказал: «Опасность! Атмосфера не пригодна для дыхания человека! Смертельная опасность!»
Это я уже и сам понял. Пещеру заливал зеленоватый туман. Точнее — дымка. О том, что она смертельно опасна, вон те ребята, кажется, догадались слишком поздно. Или не сумели заставить шар говорить по-русски.
Передо мной, метрах в трёх-четырёх, лежали три трупа. Точнее — три скелета. Шестьдесят лет ведь прошло. В знакомых армейских маскхалатах, с ранцами и двумя длинными, увязанными в толстые колбасы, мешками для десантирования. Рядом с одним трупом на земле валялся хорошо узнаваемый автомат Калашникова. Первого выпуска. Он был покрыт пылью и изъеден ржавчиной, но это был, безусловно, он.
Вот я и нашёл Костиного отца… Настроение стремительно падало, в груди была пустота. Хотя… Хотя — была же первая дверь! А групп наших бойцов ведь было две! Может?.. Может. Но это — потом. А сейчас…
— Шарик, подойди к тем телам поближе. Достаточно, стой! Дай свет! Больше света!
Я встал и склонился перед павшими бойцами. Мир вашему праху, ребята! Я вернусь… Мы вернёмся! И мы предадим вас земле. И поставим памятную плиту. Вы были первыми. И вы шагнули за грань… Кто же знал, что это была грань между жизнью и смертью? Спите спокойно, друзья, спите спокойно…
— Шарик, убери свет… Весь убери. Я немного посижу… А потом — следующая точка.
Подвал архимага я проскочил, не останавливаясь. Притормозил только немного ход Шарика. Не было никакого желания участвовать в экскурсии после увиденного. Подвал был пуст, узнаваем, такой, каким я его и видел на голограмме. Более обширный, конечно. Освещённый этими искусственными факелами, с тремя столами, уставленными древней алхимической аппаратурой. У стен стояли стеллажи с огромными фолиантами и свитками. На стенах висели карты, таблицы, схемы какие-то… Потом. Всё потом. Я даже не снимал. Мы ещё с дедом встретимся, надеюсь. Не сейчас…
— Шарик, сейчас — на Базу.
Пора. Лом, наверное, меня уже ждёт.
Снова темнота, мгновенный страх, знаете, — как при попадании самолёта в воздушную яму? И тут же — свет. Приглушённый свет транспортной секции Базы. Я вышел, вытащил винтовку, уложенные в сумку от противогаза патроны и нажал на браслет. Шарик растаял в воздухе.
— Лом, здравствуй! Где ты?
— Здравствуйте, Христофор Бонифатьевич!
Я обернулся и невольно раскрыл рот. Передо мной стоял старший помощник Лом. Во плоти и в полной флотской красе. Таким я его видел в детстве, на иллюстрациях к «Капитану Врунгелю». Лицом и статью он был здорово похож на замечательного артиста прошлого века — Бориса Андреева. Естественно, когда он был молодым. Как в кинокомедии «Трактористы», скажем.
— Ну, как? Хорошо выгляжу?
— Да, Лом. Выглядишь ты просто замечательно, но мне сейчас не до шуток и улыбок. Я прокатился на шаре по маршруту и нашёл погибшую группу землян. Которая была послана на задание шестьдесят лет тому назад. Извини, старина… На душе пакостно. Выпить у тебя ничего нет?
