На звук пушек (СИ) - Барт Владимир (читать книги TXT) 📗
Гастон видел, что кирасиры свернули на черную распаханную землю и пошли навстречу темным шеренгам бошей. Следом за ними, откуда-то сбоку двинулись и уланы, различимые по ярким значкам на остриях пик. Издали казалось, что кавалерия идет слишком медленно. Едва ли не шагом. Но наверняка это было не так. Темные шеренги окутались дымом, который становился все гуще и гуще. Конники скрылись в этом дыму, оставив на поле несколько тел. Время тянулось изнуряюще медленно, отмеряемое ружейными залпами, едва слышными сквозь гул канонады.
Дым стал рассеиваться, но Дюпон нигде не видел блестящих всадников. За дымом виднелись лишь темная линия врагов.
— Этого не может быть! Этого не может быть! — повторял рядом лейтенант Гренье, наблюдавший за атакой в бинокль. Лицо его было бледным.
— Вон они! — указал Гапар на мелькнувшие за деревцами сполохи солнечных зайчиков.
И действительно чуть поодаль от места атаки виднелось облако пыли, в котором временами можно было разглядеть блеск кирас.
Ни Дюпон, ни Гренье не могли видеть и знать, что остатки двух французских кавалерийских полков беспорядочно бегут, преследуемые брауншвейгскими и вестфальскими гусарами фон Редена. Через несколько минут они выскочили прямо на наблюдательный пункт Базена, и французский главнокомандующий неожиданно для себя оказался в самом центре кавалерийской рубки. К месту схватки на выручку маршалу примчалась кавалерия из-за холмов. И вот уже настала очередь германцев панически отступать. Спустя несколько минут, чтобы довершить разгром передовой позиции французов двинулись с места бранденбургские кирасиры, уланы и гусары. За ними шлезвиг-голштинские уланы и гусары. Но на поле боя появились французские гвардейцы, и противоборствующие стороны отхлынули друг от друга, уступив место пехоте.
Однако гвардейцев было недостаточно для полноценной атаки. Сам гвардейский корпус в этот момент только разворачивался к югу от Резонвиля. А те батальоны, что сопровождали маршала Базена, попятились назад и заняли оборону.
К месту битвы двинулись две «парижские» дивизии корпуса Канробера, все, что у него было в распоряжении. Артиллерия 6-го корпуса получила приказ сменить позиции и поддержать огнем пехоту. Следом за артиллерией двинулись и роты пехотного прикрытия.
Дюпону стало не до наблюдения за ходом битвы.
Вскоре пушки выехали на очередную «возвышенность», едва на полтора-два метра выше, чем поле перед ней и приготовились к стрельбе.
Дивизиям 6-го корпуса поддержка требовалась как никогда! На них сосредоточился огонь всей артиллерии противника, всех 15 батарей, которыми тот располагал. Германцы ухитрились в течении некоторого времени удерживать темп стрельбы до 10 выстрелов. Наступающие колоны попросту таяли среди разрывов германских фугасных снарядов.
Увы! Французы не могли похвастаться подобной скорострельностью. Да и с дальности со стальными пушками Круппа они не могли состязаться. Немецкие батареи оставались вне досягаемости французов. Поэтому бронзовые дульнозарядные орудия сосредоточили огонь на Вьонвиле, стремясь облегчить пехоте захват селения. В котором можно было укрыть от огня противника, а затем уже ударить на досаждающие батареи.
На севере уже были видны густые массы войск. К полю бою направлялись новые французские войска, силами не менее корпуса. Это движение было замечено командующими обоих сторон. Французам нужно было продвинутся еще совсем немного, а потом удержаться в Вьонвиле. Дальнобойные французские ружья выкашивали немецкий строй так же, как германская артиллерия французскую пехоту.
Наступил критический момент боя.
И в этот момент на поле во фланг наступающих французов выскочило несколько упряжек германской конной артиллерии, и сразу же осыпали пехоту картечью, выкашивая их как траву. Еще несколько германских орудий начали обстрел французских батарей.
А через несколько минут в обескровленный фланг парижан ударили мекленбургские кирасиры и уланы из бранденбургской марки.
*
В общем строю улан скакал и молодой фендрих Эрих фон Вальд, пришедший в полк уже после объявления войны. Однополчане удивились бы, что не смотря на молодость и невеликий чин, граф Эрих фон Вальд цу Бергофф успел выполнить несколько поручений начальника осведомительного отдела Большого Генерального штаба Юлия Верди, а позже состоял при Военном кабинете короля Пруссии Вильгельма I. Но Эрих был скромен и не тщеславен, он ни хвастался, ни своим аристократическим происхождением, ни связями. В полку он тянул лямку как все, отправившись на войну добровольцем. В боях и рейдах во вражеские тылы граф проявил себя как храбрый и, не смотря на молодость, хладнокровный воин, за что был награжден Железным крестом. Но сейчас ему предстояло самое большое испытание. Атака, шансы на возвращение из которой были мизерны.
Было страшно. Было страшно, как не было ни во время выполнения заданий военной разведки, ни во время рейдов. Юность, не то чтобы не ведает страха, она попросту не думает о смерти. И страхи юных совсем иные, чем у зрелых или старых людей. Но сейчас возможность не вернуться из боя, возможность умереть, вдруг стала вдруг из отдаленной гипотетической возможности вполне очевидной реальностью. А это было совсем иное ощущение, отличное от тех, что охватывали во время рейда или стычки, когда риск бодрит, заставляет бежать быстрей кровь в жилах. Нет, нет, нет… Это иное — три, а то и все десять против одного — это будет скачка в один конец.
Страх леденил кровь, наливал свинцом мускулы… И Эрик стал вспоминать, как он мечтал о славе. Как переведясь из Гёттингенского университета в Оксфорд, читал стихи Теннисона об атаке легкой кавалерии. Ведь он же мечтал тогда о том, чтобы так же скакать в конной лаве на врага… Мечтал? Вот она твоя мечта! Сбылась…
Лощина кончилась, теперь ничто не укрывает от врага… Сигнал горна! Атака!
Закричали братья-уланы, пришпоривая коней, криком изгоняя страх, вводя себя в состояние боевого безумия. Вперед!
Долина в две мили — редут недалече…
Услышав: «По коням, вперед!»,
Долиною смерти, под шквалом картечи,
Отважные скачут шестьсот.
Преддверием ада гремит канонада,
Под жерла орудий подставлены груди —
Но мчатся и мчатся шестьсот. [1]
*
Удар вражеской кавалерии, скрытой до самого последнего момента ложбиной и клубами пушечного дыма, был неожиданным и мощным. Пехота попросту не сумела вовремя отреагировать. Строй французов был прорван, управление войсками оказалось нарушено. Пехота в растерянности смешалась на поле. А немецкие кавалеристы уже атаковали батареи.
Гаспар увидел, как из клубов дыма вырвались закованные в кирасы всадники, прошли как нож сквозь масло через французские ряды и вот уже мчатся прямо на него.
Дюпон растерялся. Он не знал, что положено командовать в таких случаях и вообще что делать. Его мысли метались не находя решения. А рослые кирасиры на громадных конях были все ближе и ближе.
— Каре! Всем выстроить каре! — буквально вопил капитан Леру, переживший немало конных атак за время службы в Алжире.
Но под его командой были не ветераны прошлых лет, а необученные новобранцы. Слово «каре», если что-то и значило, но как выполнить команду они не имели ни малейшего понятия. Кто-то разрядил винтовку в наступающую лаву, кто-то застыл как замороженный, а кто-то бросился бежать.
— Кто жить хочет — ко мне! Штыки перед собой! Стрелять, когда приблизятся! — стал командовать Дюпон, увидев, как вокруг нерешительно топчутся его подчинённые, а стоящий рядом лейтенант не знает какую команду отдать. — Стреляйте в морду лошадям, ребята! Пугайте их штыками! Лошади умные! На острое не сунутся, а выстрела испугаются.
Верными были его команды или следовало поступить как то иначе, Гаспар не думал. Надо было просто что-то делать, а не обреченно ожидать прихода смерти.
