Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG) - Савицкий Анджей (читаемые книги читать TXT) 📗
Впервые я отступил, скорее, удивленный, чем рассерженный. Рана пульсировала болью, напоминая о том, что я нахожусь в смертном теле. Абдул атаковал, нанося точные удары, из которых каждый мог прекратить мое существование. Дышать я начал все чаще, руки начали неметь. Похоже, я повел себя как любитель, грубо эксплуатируя только-только приобретенный организм. Я не знал границ стойкости Талаза, но по причине гордыни мне казалось, будто бы, благодаря эзотерическому вмешательству, я сделался непобедимым, и что никто из обычных людей не в состоянии сделать мне ничего плохого. Теперь же я защищался из последних сил, а жил я только лишь потому, что лала был истинным мастером клинка, и каким-то чудом, благодаря многолетним тренировкам, ему удалось на инстинктах удерживать Абдула. А этот сукин сын должен практиковаться не только в танцах с саблями, но и в неподдельных боях.
Я отчаянно высматривал охранников, приданных мне Ясминой. Да, они окружали меня кольцом, не спуская с глаз, но не вмешивались, делая вид, что заняты отражением атак янычар, вооруженных копьями. То есть, как я и думал, здесь они находились исключительно для того, чтобы, в случае чего, меня арестовать или прикончить по приказу своей госпожи. На них я рассчитывать не мог.
Жалко было бы расставаться с жизнью, подумал я, отступая шаг за шагом. Правда, Мультиличность наверняка хранила мою копию, замороженную личность, записанная как файл данных в одном из кластеров инфополя. Особо это не радовало, тем более, что сейчас я был Тайяром, а там сохранялась лишь часть меня, называемая демиургом. Так что я как "я" был всего один, неповторимый. И мне не оставалось ничего другого, как сражаться за выживание, впрочем, именно такой императив был вписан в каждое живое существо, это было его базовым инстинктом.
Я споткнулся на валяющемся теле и упал на спину. Абдул тут же наклонился, чтобы пришпилить меня к земле. Я позволил ему сделать это, в последний момент, упуская один из ятаганов. Колющий удар янычарского оружия пробил мне кафтан и сорочку, прошел навылет сквозь тело и звякнул на камне. Холодное касание стали в животе было ой каким неприятным чувством. Но я сдержал панику, правой рукой схватил клинок, блокируя его крепким зажимом, и разоружая таким образом противника. И я увидал страх в его глазах. Я же ударил левой рукой. Мой ятаган вошел во внутренности Абдула столь же легко и плавно, как и его в мои.
Я отпихнул противника, оставляя оружие в его животе. Из собственных внутренностей я извлек трофейный клинок и схватил его рукоять. Рана моя пылала огнем, только я не заморачивал этим голову. Я видел, что кишки не были распороты, все артерии остались целы, так что быстро кровью я не истеку. Эзотерически возбужденная иммунная система уже начала подавлять кровотечение и производить антитела, чтобы не допустить заражения.
Мрачно усмехаясь, я встал над свернувшимся в клубок Абдулом. Я собирался сделать еще удар и завершить его существование, но тут пришлось отскочить, потому что меня чуть не переехал лошадью какой-то орущий во все горло всадник. Какой-то сопляк в желтом жупане проскакал мимо меня рысью. Каким-то образом мне удалось перекатиться, чтобы не попасть под его саблю.
И что это должно было быть? Я схватился на ноги, с изумлением разглядываясь по сторонам. Вокруг откуда-то появились очередные всадники, в которых я распознал поляков. Их было немного, возможно, десятка полтора, к тому же легковооруженных, но ведь рядом их могло быть и больше. И от ужаса я даже втянул воздух. Гусары! Рядом могли оказаться гусары! Вот только где они, и откуда, собственно, появились эти юные всадники.
Я глянул на двухэтажный, окруженный стеной хане. Ну почему же Исуб не проверил, что в нем скрывается? И что охраняют янычары? А может, он-то проверил и сознательно допустил меня до атаки на гнездо, в котором таилось несколько сотен закованных в сталь тяжеловооруженных всадников?
Я с усилием прикрыл глаза и, кривясь от боли, активизировал соединение с информационной сетью. Быть может, еще не было поздно?
- А командира охраны ко мне! – орал взбешенный посол Гнинский. – Или нет, хрен с ним. Если выживет, сотню палок остолопу!
Коронному канцлеру нужно было разрядить на ком-то свою злость. Только что ему стало известно, что вся шляхетская молодежь, что была доверена его опеке, покинула постоялый двор и атаковала одержимых. Ну как можно было допустить такое? Кто-то позволил этим молодым придуркам выступить на верную смерть, не уложил через колено и не отходил хорошенько, спустив штаны.
Сановник сбежал по лестнице и выскочил во двор. По пятам у него топтались ксендз Лисецкий и пан Спендовский, пытаясь обратиться к рассудку и успокоить. Вопли ни на что не пригодятся – мальчишки пропали, и ничто уже не сможет их спасти. Даже если янычары не атаковали их, принимая за новых противников, тогда преступление совершили чудовищные безумцы, рубящие султанскую пехоту.
- Господи, так ведь это не сударя вина! Ну случилось, совершили глупость, что теперь поделаешь! - размахивал руками Спендовский.
- Не моя вина? А как я погляжу в глаза их родителям, а? Мне привели этих щенят со всем доверием, не опасаясь за их безопасность. И вот я привезу в Польшу полтора десятка трупов в запаянных металлических гробах, чтобы вернуть их отцам и матерям вместо живых сыновей? Не дождетесь! Трубить сбор! На коня мил'с'дари мои!
Среди толпившихся на дворе гусар тут же вспыхнули замешательство и шум. Товарищи и челядинцы, давным-давно уже готовые, в полном боевом облачении, бросились к лошадям. Так же поступили и присутствующие в хане панцирные. Остальные конные располагались в конюшнях на другой стороне улицы, но хватило сигнала трубы, чтобы и там все завертелось.
- Нет, нет, мил'с'дарь, не делайте этого, а не то мы все тут погибнем! – на смерть перепугался ксендз Лисецкий.
Гнинский успокоил его, небрежно махнув рукой.. Он приказал закрепить на себе нагрудник с ринграфом, изображающим Богоматерь. За пояс он заткнул поданную оруженосцем булаву. К счастью и облегчению остальных дипломатов, он не собирался вести гусар на помощь молодым, а только вооружился на случай вторжения одержимых на территорию хане.
- Пан Блонский! – обратился посол к сидящему в седле приземистому рыцарю. И господа Кенсицкие! Молодого Янецкого вы знаете. Найдите мне его в этой свалке и привезите живым на постоялый двор! Это задание как раз для вас, очень рассчитываю на то, что вы с ним справитесь.
- По вашему приказу! – кивнул Блонский.
Гусары не стали вооружаться копьями и кончарами, пригодными в стычках с кавалерией. По приказу командующего хоругвью Францишека Покрживницкого каждый из них взял в руки тяжелую гусарскую саблю, более пригодную для сражения с толпой в тесной улице. Более ста двадцати тяжеловооруженных кавалеристов выстроилось по четыре перед воротами. За ними уже готовилась группа панцирных и сотня легких кавалеристов. Челядь, вооруженная чем только можно, должна была защищать хане. Вместе с Гнинским осталась вся сопровождавшая его шляхта, более двух сотен мил'с'дарей, бряцающих сейчас саблями и готовых, в случае чего, превратиться во вполне приличное войско.
В зданиях по другой стороне улицы готовилась выступить еще одна полная гусарская хоругвь и полная панцирная хоругвь. Вместе с рассеянной по конюшням челядью, это были все силы, которыми Гнинский располагал. Канцлер пришел к выводу, что нет смысла их щадить. Он вскарабкался в седло и достал булаву, после чего указал ею направление атаки.
- Вперед! Бей в них! – приказал он.
Трубы запели сигнал атаки, повозки, баррикадирующие ворота, были растащены, ворота раскрыты во всю ширину. Гусары выехали шагом и тут же ускорились, хотя и не развернулась для скачки галопом. Этому мешали кучи трупов, покрывающих улицу. Зато, увидав приближающихся в треске крыльев тяжелых всадников, янычары бросились в стороны и припали к стенам. Кавалеристы въехали в свору одержимых и прокатились через нее, не замедляя хода. Сабли поднимались и опадали, рубя головы и вооруженные железными когтями руки. Хотя некоторые из могучих одержимых успело ударить лошадей броненосными кулаками, валя коней и давя всадников, очередные ряды гусар порубили безумцев на ходу.
