Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий (книги онлайн .TXT, .FB2) 📗
— Однако…
— Идём дальше.
Показываю репортёру «Русских ведомостей» нашу полосу препятствий, солдатские упражнения в рукопашной.
В глазах бывшего циркового борца неподдельный азарт, когда он наблюдает, как ловко Лукашин-старший валяет своих спарринг-партнёров.
— Господин штабс-ротмистр, дозвольте и мне попробовать?
— Владимир Алексеевич, помилуйте. Иван — медведь-оборотень… Профессиональный разведчик.
— Ну, я тоже не пальцем деланный. С батюшкой на медведей на охоте хаживал, да и на Кавказе почти год с башибузуками в охотничьей команде воевал.
Это когда? На Русско-Турецкой, что ли? Так это было почти тридцать лет назад.
Смотрю на Гиляровского с сомнением.
— Не сомневайтесь, я не одного турецкого часового скрал. Весёлое занятие — та же охота. Только пожутче. А вот в этом и удовольствие.
Его взгляд загорается от воспоминаний.
— Что ж… извольте, — развожу руками, а сам шепчу Ивану на ухо, чтобы был поосторожнее с гордостью российской журналистики.
Предупреждаю:
— Зашибёшь или поломаешь — башку отверну.
Казак кивает.
Гиляровский сбрасывает с плеч бекешу, а с головы свою запорожскую папаху.
Оба поединщика медленно сходятся в центре площадки, кружат, не сводя друг с друга внимательных глаз.
Неуловимое движение Ивана, и шея Гиляровского оказывается в жёстком захвате. Плечи «дяди Гиляя» бугрятся мускулами, он хекает, и высвобождается из захвата, как скользкий обмылок из неловких пальцев.
Должно быть какая-то французская штучка, недаром в цирке Гиляровский боролся с лучшими силачами своего времени, да и потом стал в Москве членом-учредителем первого Русского гимнастического общества, был даже какое-то время его председателем.
И вот уже Иван пыхтит в замке рук Владимира Алексеевича, лицо его багровеет.
Но и казачья выучка многого стоит. Гиляровскому удаётся оторвать противника от земли, но тут оборотень выворачивается и с кошачьей грацией приземляется на одно колено.
Рывок. Иван отскакивает от противника, разрывая дистанцию.
Оба стоят, тяжело дыша и не сводя взгляда друг с друга. Иван обозначает движение, Гиляровский тут же словно перетекает в сторону.
Противники замерли. Круг зрителей затаил дыхание.
И тут оба выпрямляются, жмут друг другу руки и обнимаются. Два мастера признали равенство сил и мастерства.
Тайком показываю Ивану оттопыренный вверх большой палец в знак одобрения.
— Вашбродь… — Кузьма тихонько толкает меня под локоть, — там Жалдырин с Будённым прислали сказать, что у них все готово для спытаний энтих… ракетных снарядов.
— Силён ваш казак… — Гиляровский подходит к нам, надевая на ходу бекешу с папахой, — в какой-то момент я думал — каюк, не вывернусь. А я ведь каждый день стараюсь тренироваться.
— Владимир Алексеевич, мне необходимо отлучиться на испытания одной новой приспособы. Могу назначить вам провожатого, походите по расположению, посмотрите, пообщайтесь с бойцами…
— А можно с вами, Николай Михалыч? Нутром чую, вы что-то необычное будете испытывать.
— Не могу отказать.
Едем с королём русского репортажа на наш импровизированный полигон.
Одалживаю Гиляровскому смирную лошадку — не пешком же ему тащиться, а тачанки у меня все при деле, да и не для пассажирских разъездов они.
Мой барабашка-ординарец на своей коняге держится чуть позади, готовый выполнить первый же приказ или распоряжение.
— Владимир Алексеевич, откройте тайну, что за французский приём вы использовали, чтобы вывернуться из захвата моего казака?
— Да особой тайны тут нет. Только приём не французский, а… японский.
— Вы бывали в Японии?
— Не довелось. Но был у меня учитель — дядька Китаев, беглый матрос. Этакий квадратный человечище… Руки, как у обезьяны, длинные. Лет шестьдесят ему было, мне, подростку он казался тогда каким-то сказочным богатырём.
— Так уж и богатырём?
— На медведя без ружья ходил с одним ножом. Медведь на задние лапы, пасть разинет, дядька Китаев ему полушубок в зубы, ножом — прямо в сердце. С одного удара валил. Десяток мужиков с ним совладать не мог. Расшвыривал их, как котят, и матерился не то по-японски, не то по-китайски. Теперь уже и не понять.
— Фантастическая личность, — восхищённо присвистываю я.
— Не то слово. Его ещё в юности забрили в матросы, так он в каждом порту устраивал драку, через это и зубы все потерял. В конце концов, провинился так, что его приговорили к расстрелу. А он в море кинулся и того… Попал к японским рыбакам. Потом несколько лет жил в Китае. Он меня и научил многим премудростям, да и вообще к гимнастическим упражнениям приохотил.
Гиляровский помолчав, добавляет:
— Никто мне, кажется, не помог так в жизни моей, как Китаев своим воспитанием. Сколько раз все его науки мне вспоминались, а главное, та сила и ловкость, которую он с детства во мне развил.
Владимир Алексеевич роется в карманах, выуживает пятак, зажимает его меж пальцами и сгибает пополам. Протягивает мне.
— Разогнёте?
Я верчу монету в руках и так и этак, пытаюсь… Хрен там был!
Как он это делает? Фантастика!
С сожалением мотаю головой, возвращаю монету дяде Гиляю.
— Увы…
Тот усмехается и разгибает её обратно. Протягивает мне.
— Держите, Николай Михалыч, на память.
— Спасибо. Будет моим талисманом.
Бережно убираю монетку в нагрудный карман кителя. Забрасываю удочку на будущее:
— С удовольствием бы взял у вас несколько уроков…
— За чем же дело встало? — удивляется Гиляровский. — Кончится война, милости прошу ко мне в Москву…
— Сперва надо, чтобы она кончилась. Ну и уцелеть, конечно.
— Вы правы.
Подъезжаем к полигону. Спешиваемся.
Журналист с любопытством вертит головой.
На огневой позиции два пусковых станка и три варианта ракет.
Китайские старинные технологии представлены Сяо Мином и Хуа Бином: примитивная тренога из жердин, на которой установлены в трубках четыре шестовые ракеты: топливная часть из полого колена бамбука, боевая — бумажно-тряпичная «головка».
Российские инновации от Жалдырина с Будённым: поворотный станок с полозьями, на которые установлены четыре ракеты двух типов: целиком исполненная в металле и с бамбуковой топливной частью и металлической боевой. Обе с оперением — по три хвостовых стабилизатора.
Мишень — в версте от огневой позиции — многострадальный сарай, не раз уже служивший нам в этом качестве. Поодаль от сарая группа ростовых мишеней, изображающих пехоту противника.
Поднимаю руку, чтобы дать знак к началу испытаний.
— Вашбродь, к нам гости!.. — Кузьма показывает мне за спину.
Оборачиваюсь. К нам приближается подвода в сопровождении нескольких всадников — казачий конвой, а на телеге… Ба, да это же мичман Власьев!
— Сергей Николаевич, какими судьбами?
— Думали застать вас в эскадроне, а нам сказали, что вы на полигоне, на испытаниях какой-то новинки.
— Скорее уж, почти забытого старого. Помните наш разговор о ракетах? Приглашаю присоединиться.
— Охотно.
Теперь удаётся дать отмашку к началу испытаний.
Китайцы поджигают фитили своих ракет. С жутким свистом, переходящим в ультразвук, от которого режет в ушах, бамбуковые ракеты устремляются к цели.
Лёгкая конструкция без всякого оперения летит далеко, но быстро теряет устойчивость полёта, принимается кувыркаться.
Одна втыкается в землю, не долетев до цели примерно с четверть версты, другая, вращаясь колесом вокруг своей оси, уходит к облакам и взрывается высоко в небе, третья и четвёртая прошивают сарай насквозь, пролетают ещё метров двести и уже там взрываются.
Н-да… Хотя бы звук устрашающий…
Киваю Жалдырину с Будённым.
Отмашка.
Полностью металлические изделия с басовитым воем уходят к цели. Хорошо идут, кучно и ровно. Наверняка, оперение способствует.
До сарая не долетела ни одна. Все три воткнулись в землю примерно на полуверсте. Зато дружно грохнули и оставили в месте попадания изрядную дымящуюся воронку.
