Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Хорошая была девчонка. И умненькая — других на курсах не водилось. Да и стоило обучение изрядно, а на казенный кошт девчонок не брали.
— А если не поступишь? — зачем-то поинтересовался я.
— Тогда пойду утоплюсь… Да хоть в дом терпимости! — Марья сердито нахмурилась и чуть ли не сдернула сковородку с примуса. — Все лучше, чем в Тобольской губернии до старости гнить.
Похоже, я сам того не желая то ли наступил Марье на любимую мозоль, то ли просто ковырнул прошлое. И достал туда, куда сама она предпочитала не заглядывать.
— Да ты уж справишься, — проговорил я. — Бойкая деваха, своего не упустишь. Хоть на курсах, хоть и без них — не пропадешь.
— Ты не думай, что я так, Володя… Ну, что со всеми в койку прыгаю! — Марья вдруг покраснела и даже одернула полы рубашки, будто собственные голые ноги почему-то начали ее смущать. — Я же не дурочка какая-нибудь.
— На дурочку ты точно не похожа. — Я на всякий случай сдвинул брови, чтобы слова звучали посерьезнее. — И ничего я такого не думаю.
Одеяло все еще манило теплом и приятным запахом, но день уже начался — и пришло время вставать. Я подхватил с пола брюки и принялся натягивать, стараясь не смотреть на Марью.
— Красивый ты, Володя, парень. Видный… — вздохнула она. — Нам ведь тоже надо… понимаешь? Любви, ласки — ну, хоть вот так.
Что ж… зато честно. В том девятьсот девятом году, который я кое-как помнил, нравы едва ли отличались какой-то особенной чопорностью — нет, народ, что называется, «отжигал» уже тогда. И крестьяне, и рабочие, и мещане, и купеческое сословие. Даже титулованные аристократы порой творили такое, что приходилось удивляться. Но все же говорить о любовных утехах вот так прямо было, пожалуй, не принято. Любая другая на месте Марьи скорее бы ударилась в слезы — или принялась обвинять коварного соблазнителя.
Чего я только не выслушивал наутро.
— Понимаю, — кивнул я, поднимаясь с кровати. — Кормить-то будешь, хозяюшка?
— А то. — Марья улыбнулась и чуть подвинула сковородку по столу. — Только с тарелками у меня не густо. Так поедим.
Я не имел никаких возражений, и уже в следующую минуту мы вовсю уплетали яичницу, едва не сталкиваясь лбами. А еще через четверть часа Марья избавила меня от неловкого прощания — и буквально вытолкала за дверь. В расстегнутом кителе и без фуражки, зато так удачно, что я как будто еще даже мог успеть в гимназию до начала классов.
Мог — но не успел.
Ее величество судьба снова распорядилась иначе: не прошел я и половины дороги до остановки трамвая на Малом проспекте, как мне навстречу из-за угла вывернул дядька Степан. Без фуражки, одетый не по форме — зато сам сияющий, как начищенная бляха на ремне.
— Владимир! — радостно громыхнул он. — Вот чуяло сердце, что как раз тебя и встречу!
От старика попахивало перегаром, но разве что самую малость — если и он и шел в кабак поправить здоровье, то делал это с расстановкой и без спешки. Да и в целом вид имел опрятный и даже солидный, хоть и сменил белый китель городового на самую обычную куртку.
— Тут, Владимир, такое дело… Уж не знаю — то ли его преподобие капеллан ходатайствовал, то ли участковый пристав сам расщедрился, — Дядька Степан заговорил тише, а потом и вовсе перешел на заговорщицкий шепот, — но вышла мне от околоточного премия. За безупречную службу и проявленный героизм… Ну, то есть — за Жабу с Упырями твоими.
Все как положено: премия и прочие награды — исключительно по чину. А мне, как лицу гражданскому, полагалась исключительно благодарность. Да и вряд ли дядька Степан имел глупость рассказать начальству, что отправил гимназиста ночью выслеживать кровожадную зубастую тварь — да еще и с собственным «наганом».
— Давай уж мы с тобой порешим, Владимир, что Жабу вместе прибили… Я ж тоже при исполнении пострадал, выходит — а значит, и подвиг, считай пополам. А Упыри — это работа целиком твоя. — Дядька Степан достал из кармана несколько сложенных вдвое синих купюр. — Держи, стало быть. Пятнадцать рублей ровно.
Изрядные по нынешним временам деньги — в этом мире и курс валют, и цены почти не отличались от тех, что я помнил. Половина зарплаты городового — или даже больше. А уж для безработного студента, которому приходится клянчить на жизнь у тетки — и вовсе чуть ли не целое состояние.
— Не надо, дядька Степан. — Я махнул рукой. — Я вроде как не нуждаюсь — да и не за рубли дело делал, а исключительно по зову души.
— Как это — не надо? Я сам человек не богатый — но честь и достоинство имею. — Дядька Степан обиженно нахмурился. — И чужого мне не надобно!
— Да какое ж оно чужое? — улыбнулся я. — Околоточный премию не за красивые глаза выписал, а за безупречную службу. За то, что порядок блюдете.
— Вот ведь упрямый какой… Бери, кому сказано!
— Не возьму. — Я сложил руки на груди. — У вас семья вон какая, лишним не будет. Ирине Федоровне лучше платье купите, или Лешке каких сладостей… Или Марье на гимназию отложите, если самим всего хватает.
Я уже приготовился спорить дальше — но дядька Степан вдруг отвел глаза. То ли согласился, то ли в глубине души и сам был не против оставить себе деньги… А может, на мгновение все-таки увидел за личиной юного гимназиста меня настоящего — того, кому не стоит возражать.
Если так, мой Талант всего за одну ночь окреп настолько, что вернулись еще кое-какие из прежних способностей — и вряд ли самой выдающейся из них оказался дар убеждения… Впрочем, стоит ли удивляться? Практика, а уж тем более работа на пределе возможностей всегда вызывают рост. И особенно бурным он будет сейчас, когда я отброшен в самое начало когда-то пройденного пути. Длинного — зато хорошо знакомого. И пусть тело Володи Волкова пока еще не в силах вместить все мои умения из той жизни, уже скоро оно справится. И вряд ли на это понадобится так уж много времени. Лет десять-двадцать… Может быть, пятьдесят или сто.
Всего-то навсего.
— Странный ты человек, Владимир, — буркнул дядька Степан, убирая купюры обратно в карман. — Саблей и «наганом» орудуешь, как душегуб, а сердце — золотое… Ну и как мне теперь быть?
— Вот и я думаю — как быть?.. — едва слышно отозвался я.
Со стороны мой поступок вполне можно было принять за щедрость. За благородство. Или даже за откровенную глупость — в зависимости от того, кому вздумалось бы меня оценивать. Но, конечно же, дело было в другом.
Нет, я действительно почти не нуждался в деньгах. Когда несколько человеческих жизней проводишь в окопах, лагерях, казармах или тесных холодных кабинетах контор, у которых нет даже названия — поневоле учишься довольствоваться малым. Есть, что придется, спать на голой земле, укрывшись солдатской шинелью… или вообще не спать несколько суток подряд. Комфорт сильно переоценен.
Но деньги — это несколько больше. И в первую очередь возможности, которыми я все-таки собирался обзавестись в самое ближайшее время. Как и капиталами: пусть не самыми солидными, но все-таки помасштабнее заработка городового — или той самой премии. Иными словами, на фоне моих финансовых амбиций и пятнадцать рублей дядьки Степана, и найденный мною вчера золотой империал…
Скажем так, несколько терялись.
Мне определенно стоило раздобыть несколько больше, хоть пока я не слишком-то хорошо представлял, как именно. Поездка до Чернышева переулка на трамвае заняла не так уж много времени, но я успел придумать с десяток способов сравнительно честного заработка… и отвергнуть все до единого. Кулачные бои, ставки на скачках, азартные игры, лотереи, биржа, торговля — все это или было слишком рискованным, или требовало лишних заигрываний с колдовством. Конечно, никто не мог запретить мне плюнуть на все и пойти в солдаты…
Когда я вывернул из арки ко входу в гимназию, все мысли об обогащении вылетели из головы, и их место тут же заняли другие. Куда более насущные: классы уже наверняка начались, но у двери маячила высокая и тощая фигура в синем. Петропавловский явно остался здесь не просто так — ждал меня.
