Волков. Гимназия №6 (СИ) - Пылаев Валерий (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
И уже через четверть часа мы одевались в прихожей. Я в пожеванный Упырем китель, а Марья — в темно-зеленую шаль из шерсти. Чуть выцветшую, потертую по краям и явно не из дорогих, зато теплую и такую большую, что она вполне заменяла куртку.
— Это из Павлова Посада, — пояснила Ирина Федоровна, укутывая племянницу. — Степан Васильевич на пятнадцать лет дарил. Обновить бы пора уже…
По лестницы я спускался первым. Марья, как и полагалось, отставала на несколько ступенек — и даже на улице держалась чуть в стороне… пока мы не отошли от окон квартиры. Но как только вокруг сгустилась темнота, тут же прижалась ко мне плечом и взяла под руку — изящно, будто бы невзначай.
— Вы ведь не возражаете, Володя? — негромко спросила она.
— Не возражаю. — Я замедлил шаг и чуть склонил голову, изображая учтивость. — Марья.
Я прожил на этом — или правильнее будет — на том? — свете немало лет. И уже давно усвоил простое правило: никогда не стоит… скажем так, гадить там, где ешь. И тем более не стоит крутить шашни с племянницей городового. Даже если у самой Марьи не имеется на меня каких-то серьезных планов, корыстного интереса, даже если она просто решила подразнить безусого гимназиста — я непременно должен вести себя корректно. А решить вопрос с гормональным буйством можно и потом.
Благо, способов хватает — даже в начале двадцатого века. Приятных, законных и порой даже относительно безопасных.
— Страшно… — Марья еще сильнее прижалась ко мне. — Это что, волки воют?
Доносящийся откуда-то со стороны гавани далекий лай сложно было спутать с голосом лесного хищника: просто кто-то из бродячих псов созывал сородичей… или наоборот — предупреждал, что на его территорию сегодня соваться не следует. Но как-то лениво, вальяжно и не так уж и громко.
Да и в целом ночь казалась на удивление спокойной: ни ветра, ни торопливых шагов в темноте, ни шума машин или телег на проспекте, ни даже силуэтов вдалеке — вообще ни души. Только где-то вдалеке бормотала какая-то птица, чуть шелестели свежей весенней листвой деревья и едва слышно потрескивали газовые фонари на столбах, разгоняя темноту.
— Но с вами мне бояться нечего, — снова заговорила Марья. — Дядька Степан рассказывал, как вы Жабу зарубили — раз, и готово!
Видимо, хитрая девчонка уже успела сообразить, что изображать страх оказалось совсем уж нелепо — и сменила тактику. Чуть ослабила хватку — зато пошла еще медленнее и пристроила голову мне на плечо. А я мужественно терпел, хоть организм и требовал свое — с каждым шагом все настойчивее. Помогало только упрямство. И, пожалуй, гордость: не хватало еще уступить семнадцатилетнему юнцу, от которого к тому же осталось одно тело, под завязку напичканное тестостероном и вполне однозначными мыслями.
— Ну, вот и пришли, Володя. — Марья остановилась на углу дома на Княгининской улице, отступила на шаг — и вдруг снова схватила меня за китель. — Ой, у вас весь рукав разорван!
Действительно, кое-где на темно-синей ткани остались аккуратные треугольные отверстия. А там, где зубы Упыря вцепились особенно сильно, она даже повисла клочьями — и такое сложно было не заметить раньше. Даже в темноте.
Но проявить заботу Марья почему-то решила только сейчас.
— Я зашью! — пообещала она. — Только поднимемся наверх. У меня даже нитка синяя есть.
— Я и сам могу…
— Никаких «сам»! Знаю я, как вы, мужчины, штопаете — все вкривь и вкось. — Марья крепко обхватила мою ладонь сразу двумя руками. — Ну же, Володя, идемте! Я быстро сделаю.
Держала она неожиданно крепко — так, что вырываться мне бы, пожалуй пришлось силой… да не очень-то и хотелось! В общем, через несколько минут я оказался в крохотной комнатке, которая почти не отличалась от моей — разве что выглядела чуть уютнее.
— Снимайте пока китель, Володя, — скомандовала Марья, ныряя за дверцу шкафа. — А я сейчас переоденусь… Только чур не подглядывать!
От такого зрелища я бы точно не отказался, но все-таки заставил себя отвернуться и принялся рассматривать комнату. Точнее, ту ее часть, которую хоть как-то освещал тусклый огонек керосиновой лампы: угол с узкой кроватью, крохотный коврик на обшарпанном деревянном полу, столик с вазой…
— Володя… — позвала Марья.
Она подкралась неслышно и теперь стояла буквально в шаге передо мной. Уже без сарафана, почти обнаженная — на ее теле красовалось то ли большое полотенце, то ли просто кусок светлой ткани, подвязанный на пышной груди и снизу прикрывавший только верх бедра.
И больше ничего.
— Вот так дела, — улыбнулся я. — А как же синяя нитка?
— А синяя нитка будет потом, — прошептала Марья, закидывая руки мне за шею. — Какой же вы, Володя, непонятливый…
Глава 19
Свой второй день в дивном новом мире я встретил не дома. В чужой квартире, если быть точнее. Похожей на мою — такой же крохотной мансарде под самой крышей доходного дома. Разве что посимпатичнее: все-таки у женщин не отнять таланта приносить капельку уюта даже в самые спартанские условия. Коврик, какая-то вышивка на стене, копеечная вазочка — и нищая конура почти магическим образом перевоплощается в весьма приятное жилище.
А может, дело в запахе — дерева, подсохших цветов или самой Марьи — я до сих пор лежал, уткнувшись лицом в подушку, на которой мы…
Воспоминания нахлынули волной. Жаркие, сумбурные, сбивчивые. Не слишком подробные, зато весьма… красочные. Но по всему выходило, что вчерашнюю битву с темпераментом Володи Волкова я проиграл вчистую — пацан без особого труда положил меня на лопатки. Юность взяла свое, и все рассуждения о порядочности, здравом смысле и осторожности куда-то улетучились. Остались только ночь, податливое и жадное до ласки женское тело — и мои собственные силы, которые казались чуть ли не безграничными.
Но только казались. Раз уж я все-таки уснул — хоть и под самое утро.
— Завтракать будешь?
Марья каким-то чудом смогла подняться раньше и теперь уже вовсю возилась с примусом — похоже, собиралась то ли поставить чайник, то ли что-то поджарить. Утренний свет нещадно лупил прямо в глаза, и на фоне окна я смог разглядеть только ее силуэт — приятный, округлый, с рассыпавшимися по плечам чуть всклокоченными волосами. Из одежды на Марье была только рубашка с засученными рукавами. Широкая и достаточно длинная, чтобы прикрыть бедра… хоть и не целиком.
Моя рубашка.
Им что, медом намазано? И в конце двадцатого века, и в двадцать первом женщины вели себя точно так же — и неважно, оставались ли они на ночь в гостях, или сами звали к себе. Даже в отелях красотки пытались стащить мою одежду — рубашку, футболку… Или флиску, если дело было зимой. И натягивали — непременно на голое тело, напрочь игнорируя гостиничный халат или собственные наряды.
Мне не хватило и сотни с лишним лет понять, какой в этом смысл. Но он, наверное, был — что-то вроде захвата знамени врага. Поверженного, сдавшегося на милость прекрасной победительницы и захваченного в плен.
Хотя бы на одно короткое утро.
— Ну же, Володя, вставай! — Марья ловко разбила скорлупу яйца о край сковородки. — Мне на работу скоро.
— Еще минуточку… — блаженно простонал я, переваливаясь на левый бок. — Сейчас.
— Не бойся — не съем я тебя. Даже жениться не заставлю… наверное.
Марья чуть скосилась на меня, улыбнулась — и подмигнула. А потом еще подлила масла в огонь: переступила с ноги на ногу и выгнулась так, что ткань рубашки с моей стороны поползла вверх чуть ли не до самого пояса.
Издевается?
— Не заставишь? — усмехнулся я. — А что — были мысли?
— Да чур меня! — Марья тряхнула головой. — Я не затем из деревни сбежала, чтобы здесь по гроб мужу исподнее с портянками стирать.
— А зачем?
– Учиться пойду. Летом денег заработаю — и буду в Мариинскую гимназию поступать, в старший класс, — отозвалась Марья. — А потом на Бестужевские курсы пойду.
Я не без труда, но все-таки вспомнил названия учебных заведений — в моем мире они были точно такими же. В те годы я не так уж часто заглядывал в Петербург, но порой приходилось — и с одной из Бестужевских воспитанниц у нас даже случился…
