Вторая жизнь Арсения Коренева книга третья (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Вот же засада, это надо будет Гришина срочно искать. Давно собирался засесть за изучение нот, но так руки и не дошли. Думал, что всё равно эти несколько песен — мой предел, ничего больше сочинять не придётся. Но вот гляди ты, пристали уважаемые люди, и не откажешь.
— Я же ведь и нот-то не знаю, — развёл я руки в стороны. — Если только под гитару…
— Найдём, не вопрос, — оживился Павел Александрович. — Вы, главное, после концерта приходите за кулисы, прямо в гримуборную. Наиграете, напоёте — а я или Валерий Владимирович запишем.
Пока шёл домой, всё думал, чем же порадовать Ободзинского. С такими мыслями и в филармонию загляну. Причём пригласительные мне дала та самая кассирша, которая и сообщила о болезни певца.
— Концерт состоится, — заверил я её, принимая два прямоугольника плотной бумаги.
А по возвращении домой — время было почти одиннадцать — тут же позвонил Богдановым. Трубку подняла её мама, так я решил, услышав голос, сказавший: «Алло?»
— Здравствуйте, могу я услышать Марину?
— Мариночку? Один момент!
Несколько секунд спустя я уже общался с Богдановой-младшей, и моё сообщение о пригласительных в директорскую ложу вызвало у неё щенячий восторг.
— Как ты их достал⁈
— Секрет фирмы, — банально пошутил я. — Пришлось немного напрячься, но оно того стоило. Концерт в шесть вечера, в половине шестого встречаемся у парадного входа.
Положив трубку, я с вожделением посмотрел на диван, однако, прежде чем рухнуть на него, успел завести будильник на 16 часов. Не хватало ещё проспать свидание и заодно концерт, ради билетов пришлось и впрямь напрячься.
Не сказать, что выспался и как следует отдохнул за эти несколько часов сна, в который я провалился, едва моя голова коснулась подушки, но чувствовал себя вполне сносно. Ещё и аппетит зверский навалился. Я отварил полукилограммовую пачку пельменей «Русские» с узорами на красной упаковке, заправил готовый продукт сметаной и с аппетитом употребил по назначению. Потом ещё навёл большую кружку сладкого чая, под которую схомячил три баранки. Вчера купленных, и хранившихся в герметичной упаковке, а потому почти свежих. Надеюсь, в театре по большому не приспичит, думал я, поглаживая тугой живот. Растолстеть я не боялся, у меня и так-то сам по себе обмен веществ всегда был на уровне, а уж когда я начал расходовать энергию на исцеление, то если бы так не ел, то вскоре стал бы дистрофиком, падающим от слабости. Каждый сеанс исцеления был подобен бою в ринге, если сопоставлять расход моей жизненной силы. Иногда «соперник» доставался серьёзный, и приходилось расходовать больше сил, а после, соответственно, больше употреблять белков, жиров и углеводов на их восстановление.
Потом взял гитару, побренчал, восстанавливая в голове слова и аккорды известной в 80-е песни. Вроде ничего так, хотя, конечно, и не идеал. Ну да они музыканты, разберутся.
У входа в филармонию я появился немного раньше запланированного времени. Без цветов. Во-первых, я не собираюсь пока изображать из себя пылкого влюблённого, а во-вторых — таскать этот букет придётся Марине весь вечер, если только она не захочет его бросить с балкона Ободзинскому. Не мне же за ней носить цветы, как оруженосцу. Кому дарены — тот пусть и носит.
Марина появилась без двадцати пяти, опоздав ровно на пять минут, когда зрителей уже начали запускать в недра филармонии. Причём… со своим букетом белых хризантем.
— Это для Ободзинского, — сразу пояснила она. — Папа как узнал, что я иду на его концерт, сказал, чтобы я на Центральный рынок заскочила и купила цветы, чтобы вручить Валерию Владимировичу от всей нашей семьи.
— Хорошая мысль, — кисло улыбнулся я. — С балкона ему кинешь или после концерта за кулисами отдашь лично?
— А что, можно будет и лично?
Её глаза расширились и загорелись, я про себя даже рассмеялся такой непосредственности.
— Думаю, что попробовать можно… Ну что, идём?
Приятно было сознавать, что этот концерт при аншлаге смог состояться благодаря тебе. Марина, кстати, продолжила расспрашивать, как я умудрился достать пригласительные на такие козырные места. Решил всё же сказать часть правды.
— Представляешь, заглядываю утром в окошко кассы, интересуюсь наличием билетов. А нет, говорит тётенька, были, да вышли. Я не успеваю расстроиться, как она добавляет, что концерт-то, оказывается, может и не состояться по причине болезни артиста. Я такой: «Девушка, а в какой гостинице товарищ артист остановился?» Выясняется, что в гостинице «Россия». А надо тебе, Мариночка, заметить, что с некоторых пор я практикую революционную методику под названием иглорефлексотерапия. Не слышала? Это китайцы с корейцами изобрели, кто-то из них, причём несколько тысяч лет назад. В какую-то часть тела человека вводятся очень тонкие иголочки, которые воздействуют на акупунктурные точки, то есть на нервные окончания. Грубо говоря, рефлексотерапия воздействует через нервную систему на все органы и системы человека. И если верить китайцам с корейцами, то она способна излечить практически любое заболевание. Надо только знать, на какие точки воздействовать.
— А ты где этому выучился? — перебила меня она.
— Долгая история, как-нибудь расскажу… В общем, проник я в номер Ободзинского, провёл сеанс иглоукалывания, и от болезни не осталось и следа. А за это его администратор одарил меня парочкой пригласительных.
— Ничего себе… Это прямо какая-то фантастика!
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — процитировал я строчку из известной песни. — На самом деле, как я уже упоминал, эти знания, ныне почти забытые, уходят корнями в глубокую древность. Вот у тебя — тьфу-тьфу — что-нибудь заболит, а тут я со своими иголочками. Потыкал — и всё прошло.
— Что, правда?
— Честное пионерское!.. Да правда, правда, — поспешит я заверить её, заметив, как Марина начала надувать свои пи без того пухлые губки. — Ладно, идём в директорскую ложу, пока туда всякие не набежали и не заняли наши места.
Мы оказались первыми, причём тут стояли не такие кресла, как в зрительном зале, скорее, полукресла с мягкой обивкой. Впрочем, достаточно удобные. В пригласительных места не были указаны, но проведшая нас в ложу капельдинер указала, куда можно сесть. С краю, но и отсюда всё было прекрасно видно. Надеюсь, что и слышно.
Центральные места, как выяснилось чуть позже, заняли не кто иной, как Мясников с женой. Георг Васильевич, увидев меня, даже замер на секунду, а затем расплылся в улыбке:
— Арсений, вы ли это⁈ Какими судьбами?
— Да вот, девушку решил сводить на концерт.
— Это вот эту? — он покосился на Марину с улыбкой. — Позвольте узнать ваше имя?
— Марина, — пролепетала та, делая попытку встать, но Мясников лёгким движением руки остановил её.
— Очень приятно, а меня Георг Васильевич. А это моя супруга Вера Ивановна, — представил он скромно одетую женщину, которая чуть кивнула и улыбнулась краешком губ.
Не знаю, намеренно он сел рядом со мной или так получилось, но у нас было время поговорить до начала концерта. Мясников первым делом поинтересовался, как мне удалось попасть в директорскую ложу? Неужто я успел исцелить директора или кого-то из его близких. Пришлось повторять историю про лечение Ободзинского. Георг Васильевич слушал и кивал, заключив мой монолог словами:
— Значит, иглоукалывание… Нет, правда оно ставит всех на ноги?
— В целом да, — сказал я и понизил голос. — Но в случае с Ободзинским я на всякий случай добавил энергии «ци», о которой вам рассказывал и благодаря которой излечил старушку, к которой мы с вами ездили. Чтобы уж наверняка.
— То есть концерт состоится благодаря вам? Однако… Кстати, — Мясников тоже понизил голос, склонившись к самому моему уху. — У вас с этой Мариной серьёзно? Кто она вообще?
— Студентка пединститута, 4-й курс. Познакомились 1 января, это наше первое свидание. А насчёт серьёзно или нет… Не знаю, время, как говорится, покажет. А то уже один раз обжёгся.
В этот момент начал гаснуть свет, а когда зал практически полностью погрузился во мрак, кулисы стали разъезжаться, открывая освещённую софитами сцену, на которой свои места заняли музыканты. Понятно, что Ободзинский не собирался петь под фонограмму, пусть даже минусовую. Тем более в СССР сейчас толком и не знают, что это такое[4].
