Гунны - Кровь Дракона (СИ) - Умиралиев А. А. "Ильхан" (читаем книги TXT) 📗
— Ко мне примкнули все, кроме них. — Ответил он, показав рукой на выстроившихся, в десять рядов на правом фланге армии противника усуней, — в каждом ряду по семьсот воинов, — добавил он после того как услышал, что я безуспешно пытаюсь посчитать количество воинов в первом ряду.
— Значит, в этой войне погибла почти половина воинов твоего племени?
Ужас, пожав плечами ответил:
— Может и больше.
Меня поразило, как он хладнокровно говорит об истреблении десятков тысяч своих соплеменников, властителем которых ему предстояло стать.
Изначально я хотел высказать ему свое возмущение его приказом о разорении аулов дуглатов и убийстве мирных жителей, но сейчас понял, что предъяви я ему это, он не понял бы меня. Ужас и его воины были типичными детьми своей эпохи и соответственно вели себя так. Он не утруждал себя выдумыванием причин террора над своим племенем, типа «зло, ради добра в будущем» и какую-то там ещё дребедень, а честно выполнял поставленную ему его каганом задачу о возвращении усуней в сферу власти великого хана гуннов Богра. И, чтобы власть моя сохранялась долго, он вынужден был истреблять все возможные возбудители сепаратных настроений среди усуней. А как еще можно было добиться единства кочевников по его мнению? Только под угрозой неминуемого уничтожения всего рода.
«Правильно ли это?» — Размышлял я.
Все правители номадов задолго до него и еще тысячи лет после него поступали так. Так поступал великий Потрясатель вселенной Чингисхан, так поступали все его потомки. Кто был последним? Кенесары хан в девятнадцатом веке! Но думаю потому-то он и стал последним, что в борьбе за независимость казахского народа устроил геноцид не примкнувших к его движению казахских родов. В результате подавляющее большинство казахов выбрало пусть и тяжелое, но спокойное существование под властью чужого царя…
— А это кто? — Спросил я, показывая на левое крыло армии Шимыра.
— Это наемники, набранные князьями Кашгара, Яркенда и Хотана из кочевых племен кянов [21]. Всего их двадцать тысяч. За ними вон выстроились еще десять тысяч, но это всадники из Шаньшана.
Я посмотрел на центр войск противника. Он состоял только из пехоты, построенных с интервалом десять метров друг от друга в три ряда по тридцать шеренг в каждой. Пехотинцы были вооружены короткими копьями и прямоугольными щитами. Доспехов на них, кроме кожаных остроконечных шапок, наподобие буденовок, я не увидел. Если их, конечно, не было под разноцветными халатами, в которые была одета вся пехота. Позади пеших копейщиков расположился четвертый ряд, в девять шеренг. Это были ханьские арбалетчики.
— Их девять тысяч, — подсказал Ужас, который наблюдал за мной и направлением моего взгляда, — а копейщиков почти сорок тысяч. Первый ряд — пехота Кашгара, второй — Яркенда, а третий состоит из хотанцев и шаньшаньцев.
Я снова посмотрел на правый фланг. За рядами усуней расположилась ханьская пехота, вооруженная копьями.
— А где конница ханьцев? — Спросил я.
— Я не видел у них отрядов всадников. — Ответил он просто.
«Не может быть», — подумал я, — «отправлять пехоту без поддержки конницы в страну кочевников, это заранее доподлинно бессмысленная утрата войска».
— Сколько копейщиков у ханьцев?
— Тысяч десять, не больше — ответил, задумавшись, Ужас.
«Как сообщил мне Хан Чан, корпус солдат посланных в помощь Шимыру состоял из сорока тысяч ханьцев. В двух предыдущих сражениях с Ужасом, они потеряли около десяти тысяч. Значит, где-то спрятан еще один отряд.
Я осмотрел местность. Вокруг была обычная равнинная степь. За войском противника находилось несколько высоких холмов.
«За ними можно запросто спрятать десяток тысяч всадников», — поразмыслив над этим, вспомнил из истории в моем времени о сражениях, где часто решающее влияние на победу оказывали именно засадные отряды. И в моей голове сложились все «пазлы» предстоящей битвы.
Я обратился к стоящему рядом Асфандиру:
— Брат мой, тебе и твоим катафрактариям я поручаю атаковать центр вражеской армии. Вы пойдете после трех тысяч конных лучников усуней, которые пусть сначала выпустят по пехоте все стрелы, а затем отступят. За вами последует девятнадцать тысяч канглы под командованием Кокжала.
«Думаю, этого будет достаточно для того, чтобы завязать на себе арбалетчиков» — решил я.
Центр армии противника был самой многочисленной, но и самой слабой частью. Наибольшую угрозу представляли арбалетчики, которые могли снизить темп атакующей конницы.
— Ты, Буюк, возглавишь три тумена усуней и атакуешь кянов и всадников Шаньшана. Две тысячи усуней останутся в резерве.
Ужас, кивнул и отдал приказ стоящему рядом воину, который сразу же выехал на право, за ним разворачивая фланг, направились усуни.
— Мойша, тебе с твоими канглы предстоит самая трудная задача. Вам будет противостоять лучшая часть армии Шимыра — усуни и ханьские копейщики.
Колоссально толстый Мойша, молча, на громадной лошади медленно направился на лево, вслед за ним двадцать тысяч канглы.
— Иргек, ты возглавишь «бешеных» и будешь ждать моего приказа.
— А, что делать мне? — С раздражением в голосе спросила Ларкиан.
Я посмотрел на нее. Ларкиан как всегда была ослепительна, даже в воинских доспехах! Она сидела на высоком тонконогом вороном жеребце, покрытом алым бархатом. На голову коня одета большая защитная пластина, с длинным золотым рогом. Саму же воительницу защищала полнорукавная кольчуга на подобии моей, но более искусной ковки и плетения. Поверх кольчуги накинута кожаная куртка без рукавов. На куртку нашита большая круглая пластина, с выбитым на ней рисунком в виде быка с человеческим телом, защищающая грудь и верхнюю часть живота. На левом боку висел длинный сарматский меч, справа, лук с колчаном стрел. На голову надет изящный шлем, навершие которого закачивалось плотной связкой из конских волос. Из под шлема, в этот раз распущенные, волнами падали на плечи волосы. За спину накинут небольшой круглый щит.
— Это Минотавр, сын царя Миноса? — Спросил я и показал на щиток, решив удивить ее знанием древнегреческих легенд.
Если Ларкиан и удивилась, то ничем не проявила этого, но со все больше нарастающим раздражением в голосе повторила:
— Мне возглавить конницу воительниц?
И надменно подняла свой подбородок.
Я взглянул на Айбеке. Она делала вид, что ничего не слышит.
«Ладно, Ларкиан, сейчас я щелкну по твоему высокомерному носику» — и вслух сказал:
— Эта битва слишком опасна для такой очаровательной девушки как ты, поэтому ты пойдешь под защиту славной воительницы Айбеке.
— И не возражай, — сказал я, опережая ее возмущение, — ни я себе, ни народ гуннов не простит мне, если хоть одна даже небольшая царапина появится на тебе, испортив…
Ларкиан рванула своего скакуна не дав договорить мне, и встала справа от Айбеке.
— Горячая, — сказал мне полушепотом Ужас, — вот такая ханум рядом с тобой была бы самой лучшей повелительницей для народа гуннов.
— А если я не хочу?
— Тогда тебе придется выбирать из тех, кто есть в наших степях. И самая лучшая из всех, это она — показал взглядом Ужас на «квадратную» Айбеке.
— Ты, что сговорился с близнецами?
— Нет, но они тоже думают о будущем народа. Им нужен наследник. Это укрепит твою власть и единство племен Великой степи.
— Ты не понял меня Буюк, я вообще не хочу жениться, рано еще мне. — Ответил я, хотя знал, что для этой и даже поздних эпох возраст для создания браков часто бывал и в более раннем возрасте, чем нынешний мой.
— Послушай меня. Я не пойму, почему ты воротишься от Айбеке. Она может родить тебе могучих сыновей и…
— Тебе пора, скоро начнем. — Перебил его я, давая понять, что разговор окончен.
Битву начали как обычно, по моему сигналу.
Первыми, рванув с места в карьер, понеслись на пехоту три тысячи усуней. Расстреливая по пути стрелы, не останавливаясь, на полном скаку врубились в первые шеренги противника. Пехотинцы удержали наскок этого отряда. Для прорыва он был слишком мал, да и задачи перед ним такой не было.
