Всё меняется даже в Англии - Изаков Борис Романович (книга жизни TXT) 📗
Начнем наш путь дорогой парков. Лондон заслуженно гордится великолепными парками, — почти все они расположены в западной части города. Среди них наибольшей известностью пользуется огромный Гайд-парк с его продолжением — тенистым, излюбленным детьми Кенсингтонским парком. Когда-то короли Англии охотились тут на оленей, потом Гайд-парк стал пристанищем разбойников и дуэлянтов, теперь по вечерам сюда стекаются парочки со всего города, и летом густая трава усеяна телами: дань миссис Грэнди, которая запрещает молодым людям встречаться у себя дома до вступления в законный брак; то, чего нельзя делать дома, в четырех стенах, оказывается, допустимо на людях.
Не могу удержаться, чтобы не привести здесь выдержки из парламентского отчета «Таймс», опубликованного 19 июня 1959 года. В палате общин зашла речь о заявлениях приезжего американского проповедника Билли Грэхема, возмущавшегося вольным поведением парочек в Гайд-парке; вопрос этот был поднят консерватором Липтоном, ему отвечал министр внутренних дел Батлер. Произошел следующий диалог:
«М-р Батлер. Надеюсь, что, когда законопроект о правонарушениях на улице станет законом, полиция сможет более эффективно бороться с такими неприятностями. Жалобы на поведение публики в королевских парках подлежат рассмотрению министерства общественных работ.
М-р Липтон. По свидетельству м-ра Билли Грэхема и других, обратившихся ко мне с письмами в подтверждение его заявлений… (Возгласы: «Кто такой Билли Грэхем?» «Что он сказал?») — в королевских парках среди белого дня на глазах у прохожих люди вступают в половые сношения. Если происходят такие вещи, — разве не долг министра внутренних дел принять меры, чтобы стереть это пятно с честного имени Лондона?
М-р Батлер. Я уже сказал, что, как мы надеемся, с принятием нового закона дело подвинется вперед. Впрочем, за последние три месяца по одному лишь Гайд-парку были привлечены к ответственности за приставание, непристойное или оскорбительное поведение 538 лиц.
М-р Шинуэл. Все это, может быть, и так, но разве нам немножко не надоели люди, которые, приезжая в нашу страну, рвутся разоблачать дела такого рода?
М-р Эллис Смит. А также другие, которые поднимают такие вопросы в парламенте? (Смех)…»
В северо-восточном углу Гайд-парка, против триумфальной Мраморной арки, где когда-то возвышалась виселица Тайберн три («Тайбернское дерево»), по вечерам и по воскресным дням происходят состязания в красноречии. Взобравшись на складную трибуну, на стул, а то и на ящик из-под мыла, добровольцы с сильными голосовыми связками ораторствуют кто во что горазд. Преобладают сектанты: один предсказывает светопреставление, другой клеймит безнравственность молодежи, третий, не мудрствуя лукаво, читает выдержки из библии. Говорят здесь и о политике. Лондонцы не придают особенного значения ораторским упражнениям в Гайд-парке. Зато умиляются иностранные туристы: ах, свобода слова! Но пусть любой из ораторов Гайд-парка попробует выступить по радио или опубликовать статью в «большой прессе», — его быстро поставят на место.
Покинув Гайд-парк через северо-восточные ворота и пройдя две-три людные улицы, мы окажемся в Риджентс-парке с его зоологическим и ботаническим садами. Если же мы выйдем из Гайд-парка через юго-восточные ворота, мы сразу попадем в другой зеленый массив — Грин-парк, а оттуда — в Сент-Джеймс-парк. Посреди идиллического Сент-Джеймс-парка растянулся длинный и узкий пруд, где с пронзительными криками плещутся водоплавающие всех континентов. Сюда смотрят окна Букннгемского дворца, а также дворца Сент-Джеймс. Из его ворот вышел в утро казни король Карл I; через этот мирный парк провели его на Уайтхолл, где ждала плаха.
Пройдем и мы на широкую улицу Уайтхолл, оставив справа здание парламента, ощетинившееся бесчисленными остроконечными шпилями, — во всем великолепии поздней готики. Сверим мимоходом наши часы с «Большим Беном» на Башне часов. «Большой Бен» не отстает от бега времени, чего никак не скажешь о некоторых парламентариях в этих стенах. Перед нами — Ксенотаф, простой белый обелиск в память павших солдат, воздвигнутый после первой мировой войны. Помню, как Альфред Розенберг, прибыв в Лондон в качестве эмиссара Гитлера, инсценировал здесь «дружеский жест», возложив у подножия обелиска венок от нацистского правительства. Даже сдержанные англичане решили, что это — слишком: проезжавший мимо автомобилист сорвал с венка ленту, другой сунул в свою машину самый венок — и был таков. «Дружеский жест» Альфреда Розенберга успеха не имел.
Уайтхолл — улица правительственных учреждений. Здесь находятся министерства колоний, внутренних дел, финансов, обороны, военно-морское («Адмиралтейство»). В крошечном тупичке Даунинг-стрит стоит с виду ничем не примечательный дом № 10 (я тщетно искал в тупичке домов с нумерацией от одного до девяти: их нет). Со времени Роберта Уолпула, точнее — с 1735 года, дом № 10 на Даунинг-стрит известен как резиденция премьер-министра Англии. Напротив — форейн оффис, министерство иностранных дел.
С Уайтхолла мы проследуем на Трафальгар-сквер, просторную площадь в центре Лондона. Посреди площади — высоченная колонна Нельсона; на ее капители — бронзовая фигура победителя Трафальгарского сражения; у подножия колонны дремлют четыре льва. Площадью завладели голуби; они садятся на головы львов, на шляпу адмирала, снуют под ногами у прохожих, клюют зерно из рук детворы. С северной стороны площади возвышается колоннада Национальной галереи, одной из самых крупных картинных галерей мира. Там собрана превосходная коллекция английских художников: пейзажи Тёрнера с его неповторимыми солнечными закатами, портреты Гейнсборо, полотна Констебла и Крома. В дальнем углу Трафальгарской площади — старинная церковь св. Мартина-на-Лугах; в суровую пору экономического кризиса начала тридцатых годов здесь разрешалось ночевать бездомным; каменные своды укрывали их от дождя и ветра, хоть и не спасали от леденящего холода.
Как и Гайд-парк, Трафальгар-сквер — традиционное место рабочих митингов. Людская толпа волнуется тогда вокруг колонны Нельсона, ораторы взбираются на ее пьедестал и произносят речи, стоя рядом со львами.
На Трафальгар-сквер выходит улица великосветских клубов: Пэл-Мэл. Так называлась игра, предшественница крокета, получившая большое распространение в XVII веке: деревянный шар гоняли молотком через кольцеобразные железные ворота; улица возникла на месте аллеи, где когда-то играли в эту игру. На Пэл-Мэл и в соседних переулках расположены все знаменитые лондонские клубы: Уайта, Брука, Карлтон, Тёрф, Малбро, Военный и Флотский, Королевский автомобильный и другие. Клубы Пэл-Мэла кичатся своей историей, своими обычаями, знаменитостями, которые их посещали. В клубе Путешественников вам покажут специальные перильца, надставленные в свое время над широкими лестничными перилами для удобства члена клуба князя Талейрана в бытность его французским послом в Лондоне: Талейран хромал, и ему было трудно подниматься по лестнице. В ресторане Атенеума вас посадят в дальний угол, не преминув сообщить, что на этом месте постоянно обедал Теккерей, наблюдая кипевшую кругом ярмарку тщеславия. В клубе Холостяков вам расскажут об удивительном пари, выигранном завсегдатаем клуба маркизом Куинсбери. Побившись об заклад, что придет сюда пешком в чем мать родила из другого клуба, он велел выставить дно своей кареты, забрался внутрь и прошел весь путь, передвигаясь одновременно с каретой.
Новые клубы возникают в Лондоне не так часто. Но вот недавно я неожиданно получил из Лондона письмо такого содержания:
«Дорогой член нашего клуба!.. Мы имеем честь сообщить вам, что вы избраны почетным членом Пикквикского клуба, членство в котором ограничено кругом работников театра, кино, телевидения и смежных творческих профессий…»
Письмо подписал председатель новоиспеченного Пикквикского клуба, известный комический артист Гарри Сикомб, талантливо исполняющий на сцене роль мистера Ппкквика. К письму был приложен билет члена Пикквикского клуба № 390. Теперь и у меня есть в Лондоне свой клуб!..
