Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Хемминг Джон (полные книги .txt) 📗
И снова правительство издало слишком либеральные законы в пользу коренного населения. Поселенцы отнеслись к указу о личной повинности, даже с такими оговорками, как к недопустимому ограничению их свободы. Они восприняли его достаточно серьезно, чтобы поднять мятеж, совершить предательство и начать военные действия. Горожане Куско начали восстание под руководством уважаемого лидера Франсиско Эрнандеса Хирона в ноябре 1553 года. К ним присоединились города Уаманга и Арекипа. В течение года мятежные испанцы в южной части Анд, заявляя о своей преданности королю Испании, требовали себе большей свободы действий в эксплуатации коренного населения. В конце концов, в октябре 1554 года Хирону было нанесено поражение в Пукаре, скалистой местности к северу от озера Титикака. Сам он был взят в плен в ноябре в Уаманге и в декабре обезглавлен. Запрет короля на личную повинность остался в силе и вновь прозвучал в 1563 году.
Поселенцы не стали прибегать ко второму безнадежному восстанию просто для того, чтобы заставить индейцев быть платными носильщиками. На кону были значительно более крупные финансовые проекты. С ввозом в страну все большего числа вьючных животных переноска тяжестей перестала быть важной по сравнению с двумя такими чрезвычайно прибыльными отраслями, начавшими развиваться в Перу, как добыча коки и серебра. Добыча и того и другого происходила в ужасающих условиях, и индейцы никогда не стали бы этим заниматься без принуждения. Испанские поселенцы снова подняли восстание, чтобы добиться возможности заставить их выполнять этот труд.
Кока — это кустарник, который растет на восточных склонах Анд. Его листья, напоминающие мирт или лавр, перуанские индейцы смешивают с лимоном и жуют, чтобы получилось крошечное количество кокаина; этот слабый наркотик приглушает чувство голода и усталости. При инках кока была одной из привилегий членов королевской фамилии и жрецов. С падением империи всякий мог купить листья коки, и эта привычка охватила коренное население Перу. Сейчас она менее распространена, хотя в настоящее время каждый путешественник, стоящий слишком близко к местному автобусу, рискует стать мишенью для плевка комком пережеванной коки.
К середине XVI века кока широко использовалась в языческих ритуалах, ей чуть ли не поклонялись за ее магическую стимулирующую силу. Она привязала к себе индейцев и явилась серьезным препятствием в распространении христианства. Из-за этого церковники страстно осуждали и подвергали нападкам использование коки. Диего де Роблес заявил, что «кока — это растение, которое изобрел дьявол для полного уничтожения индейцев». Хуан Поло де Ондегардо, Мартин де Муруа, Кристобаль де Молина и первые миссионеры-августинцы — все они описывали использование коки для жертвоприношений или в качестве фетиша во время языческих ритуалов, что было осуждено на Первом церковном соборе Лимы в 1551 году.
Плантации коки располагаются по краю влажных лесов, на тысячи футов ниже естественного обитания индейцев в Андах. Это не стало препятствием для испанских плантаторов и торговцев, которые получали огромные прибыли от торговли кокой. Они заставляли индейцев, живущих высоко в горах, покидать свои энкомьенды и работать на жарких плантациях. Смена климата действовала истощающе на индейцев, у которых легкие в ходе эволюции приобрели больший объем, чтобы дышать разреженным воздухом. Антонио де Суньига писал королю: «Каждый год на этих плантациях гибнет большое количество вассалов Вашего Величества». На плантациях были также распространены опасные болезни. Крошечное двукрылое насекомое, похожее на комара, которое обитает в предгорьях Анд на высоте от 2500 до 9500 футов, является разносчиком пагубной верруги, или бородавочной болезни, во время которой ее жертвы умирают от лопающихся нарывов и жестокой анемии. Добытчики коки также заболевали страшной «болезнью Анд», или «утой», от которой разрушается нос, губы и горло и человек умирает мучительной смертью. Бартоломе де Вега описывал больницу для индейцев в Куско, «где обычно бывает до 200 туземцев, у которых носы съедены раком». Те, которым удалось избежать болезней, возвращались в свои горные деревушки, истощенные от жары и недоедания. Таких легко было узнать по бледным лицам, слабости и апатии. Авторитетные источники того времени подсчитали, что после пяти месяцев работы на плантациях коки погибало от одной трети до половины рабочих, и «все, кто живет в Куско, прекрасно знают об индейцах, которые умирают в Андах, и о невыносимых трудностях, которые они переживают там». Даже в королевском указе короля Филиппа прозвучало, что кока — «дьявольское наваждение», выращивая которую «умирает неисчислимое количество индейцев от жары и болезней, распространенных там, где она растет. Придя туда из холодного климата, многие погибают, а другие выходят такими больными и слабыми, что так и не могут поправиться».
Но торговля кокой приносила слишком большие барыши. Когда Сьеса де Леон достиг Куско после поражения Гонсало Писарро, все говорили об этом чудесном растении. «Никогда еще во всем мире не было такого растения, как это, которое приносит плоды каждый год… и которое так высоко ценилось бы». Некоторые плантации коки давали до 80 тысяч песо в год, а Акоста подсчитал, что ежегодный товарооборот коки в Потоси составлял полмиллиона песо. Такое богатство вызывало появление могущественного клана защитников производств и торговли кокой, которая была единственным товаром, высоко ценившимся среди индейцев. Они доказывали, что одна только кока может побудить индейцев работать за вознаграждение и участвовать в денежных отношениях. А также они говорили, что эта торговля слишком широко развернулась, чтобы ее запрещать, и является слишком важной частью перуанской экономики. Ряд серьезных авторов считали, что употребление коки может оказаться полезным: они видели, как повышается выносливость индейцев, чье чувство голода и боли было заглушено кокаином. Но лучше всех эту проблему подытожил Эрнандо де Сантильян: «Здесь [на плантациях коки] есть одна болезнь, которая хуже всех остальных, — это безграничная жадность испанцев».
Вице-король маркиз де Каньете терпеливо относился к торговле кокой, но пытался уменьшить трудности, связанные с ее производством. Он издал указ, чтобы рабочие на плантациях коки работали только двадцать четыре дня и получали соответствующую плату. Они также должны были получать дневной рацион кукурузы, даже по воскресеньям, праздничным дням и во время пути на плантацию и обратно. Королевские указы от 1560-го и 1563 годов запрещали принудительный труд на плантациях коки, а закон от 1569 года повелевал вице-королям защищать здоровье рабочих на плантациях коки и стараться предотвращать использование коки в колдовских ритуалах. Таким образом, кока осталась частью перуанского пейзажа, хотя ее употребление в конечном счете несколько снизилось с улучшением питания туземцев.
Другой крупной отраслью, в которой требовался труд коренного населения — добровольный или принудительный — была горнодобывающая промышленность. В самом разгаре восстания Гонсало Писарро в апреле 1545 года один индеец-янакона по имени Диего Гуальпа обнаружил серебряные месторождения в Потоси, в юго-восточной части высокогорного плато Чаркас. В поисках одной из индейских усыпальниц Гуальпа вскарабкался на остроконечный холм и был сброшен на землю сильным ветром. Он обнаружил, что в руках у него зажата руда серебра, и сообщил о находке разным скептически настроенным испанцам из близлежащего горняцкого городка Порко. Он уговорил Диего де Вильяроэля, управляющего своего хозяина, изучить находку. Были открыты пять сказочно богатых серебром жил, и вскоре началась серебряная лихорадка. В течение пяти лет местные энкомендеро имели возможность разрабатывать эти жилы при помощи индейцев из этого района. Серебро располагалось близко к поверхности холма, и индейцы получали хорошее жалованье, и им даже разрешалось проводить за свой счет собственные изыскания в выходные дни. Руду очищали в индейских плавильных печах, в которых использовалась сильная струя воздуха для раздувания жара до необходимой температуры. Потоси привлекало индейцев с альтиплано (плато) возможностью добыть серебро для уплаты податей, а также потому, что ходили слухи, будто на этой высокой безлюдной горе нельзя было заразиться никакими болезнями.