Завоевание империи инков. Проклятие исчезнувшей цивилизации - Хемминг Джон (полные книги .txt) 📗
По словам Диего де Роблеса, «за восемнадцать лет свыше половины индейцев во многих репартимьенто на прибрежной равнине испустили свой последний вздох из-за чрезмерной работы, которую их заставляли делать их энкомендеро и люди, которые нанимают их для работы на своей земле и в других местах, им принадлежащих. Следовало бы приказать, чтобы ни один курака не сдавал внаем ни одного индейца без его на то воли кому бы то ни было…» Антонио де Суньига описывал безразличие властей, которые, «кажется, хотят, когда речь идет о работе, чтобы индейцы были телами без души, которые могут работать как животные; но когда речь идет о пище, то им следовало бы быть бесплотными душами, не нуждающимися в еде». Мигель Ахия дал горькое определение личной повинности индейцев: «Это пожизненная служба, которую несут индейцы подле испанцев, которым они вверены энкомьендой… труд без оплаты или различия пола и возраста, навязанный силой меча ради удовлетворения нужд отдельных личностей. Во многих энкомьендах [индейцы] были не свободными людьми, а рабами». Ахия провел расследование в одной энкомьенде, в которой 140 из 180 обязанных платить дань индейцев работали со своими женами и детьми, выполняя широкий спектр «личных повинностей» для своего энкомендеро. Даже в королевском указе, в котором была предпринята попытка искоренить злоупотребления в сфере личного служения энкомендеро, содержалось признание того факта, что ежедневное жалованье «кажется такой мизерной платой, что оно почти не отличается от работы задаром».
Личная повинность могла принимать различные формы. Она простиралась значительно дальше простых работ на ферме или на пастбищах, которые для индейцев оказались вполне приемлемыми. С самого начала завоевания испанские армии и экспедиции принудительно забирали множество индейцев для переноски грузов, и в результате такие злоупотребления внесли свой прямой вклад в сокращение численности населения страны. Предпринимались дюжины попыток открыть в лесах Амазонки Эльдорадо. Сотни испанцев расстались с жизнями в этих отчаянных авантюрах, но их туземцы-носильщики умирали значительно раньше своих хозяев-европейцев. «В такую экспедицию отправляются 200 или 300 испанцев. Они берут с собой 2 или 3 тысячи индейцев, чтобы те обслуживали их и несли их провиант и фураж; и то и другое переносят на своих спинах несчастные индейцы. Выживают лишь немногие или вообще никто из индейцев из-за недостатка пищи, огромных трудностей во время долгого пути по бесплодным землям и из-за самих грузов». «В наши дни их уводят в кандалах, с тяжелыми грузами на плечах, умирающих от голода. Не было ни одной экспедиции, которая бы не стоила жизни нескольким тысячам индейцев. Вот так их уводят, и они все там и остаются, мертвые». О некоторых экспедициях была дурная слава. Диего де Альмагро обвинил Педро де Альварадо в том, что тот убил неподдающееся исчислению количество индейцев во время своего похода на Кито. Кристобаль де Молина и Эрнандо де Сантильян обвинили Альмагро в таких же зверствах во время его экспедиции в Чили, «когда на сотни лиг пустыня была усеяна телами мертвых индейцев». А сын Альмагро впоследствии обвинил Эрнандо Писарро в том, что тот позволил своим людям «заковывать индейцев в цепи, чтобы те несли поклажу… Когда индейцы совсем изнемогали, им отрубали головы с величайшей жестокостью, не освободив от цепей, так что на дорогах было полно мертвых тел». Лицензиат Саласар де Вильясанге обвинил своего врага Мельчора Васкеса де Авилу в том, что тот разрешил своим солдатам захватить мирных индейцев из района, прилегающего к Кито, и увести их с собой на завоевание в леса Кихоса. «Они насильно увели около тысячи индейцев и индианок в Кихос и держат их там по сей день в отрыве от своих мужей, жен и семей. Многие из них уже умерли там от плохого обращения, тяжелого труда и недоедания; других затравили собаками, а третьи покончили жизнь самоубийством, чтобы не быть пленниками». Эрнандо ле Сантильян обвинил злосчастного Педро де Урсуа в том, что тот явился причиной смерти всех индейцев-носильщиков, что он «свел в могилу население всей провинции и истребил население христианского города».
Хуже всего дела обстояли во время гражданских войн, когда каждая армия, роялистов или повстанцев, перемещаясь по территории Перу, загоняла индейцев к себе на службу. Один из командиров Гонсало Писарро по имени Франсиско де Альмендра нашел в 1543 году в Уаманге артиллерию, «нагрузил ее на спины варваров и отправил по дороге в Куско» — путь составлял более 200 миль по труднодоступной местности. Позже Гонсало Писарро перевез эту артиллерию в Лиму. В Паркосе он придушил, а затем сжег заживо двух вождей. Оставшиеся в живых вожди собрали 6 тысяч мужчин, женщин и девушек, чтобы перевезти армейское имущество и артиллерию в Лиму. Противник Писарро Педро де ла Гаска описывал это в 1549 году: «Огромная масса индейцев погибла в результате переноски тяжестей. Их уводят, тяжело нагрузив; их истощает солнце и изматывают каменистые дороги. Они сковывают их днем цепью и держат в колодках ночью, чтобы они не убежали. Так они и идут со своими ношами, по 15-20 человек, скованных одной цепью, в железных ошейниках. Если падает один, падают все». Хотя индейцы и не участвовали в боях, «вся тяжесть войны падает на них».
Даже когда не было никаких армий, отдельные испанцы, купцы и энкомендеро заставляли индейцев заниматься переноской грузов во время этих лет беззакония. Франсиско де Моралес жаловался: «Одной из причин разорения этой страны является использование индейцев в качестве средства для переноски грузов. Необходимо, чтобы Вы, Ваше Величество, приняли жесткий закон о том, чтобы „…“ ни при каких обстоятельствах никто не мог бы заставить ни одного индейца переносить грузы». Городской совет Хаухи в 1534 году признал, что чрезмерное использование индейцев для транспортировки грузов «наносит ущерб повелениям его величества и свободе индейского населения. Многие из них уже погибли от переноски тяжестей или покинули свои города и убежали в горы». Городской совет в Кито запретил выводить индейцев за пределы городов, даже с завоевательными или исследовательскими целями. Доминго де Санто Томас написал, что «индейцев обременяют насильно», а архиепископ Херонимо де Лоайса сказал, что «с ними всегда обращаются как с нанятыми мулами; если им и дают что-то поесть, то только для того, чтобы они прошли еще несколько лиг». Президент Педро де ла Гаска писал королю, что перевозку грузов на индейцах следует запретить. «Сейчас в этой стране нет такого уголка, куда не смогли бы проникнуть вьючные животные, и уже давно пора избавить несчастных туземцев от этого тяжкого бремени». С этим перекликается мнение Мигеля Ахия: «Грузы должны перевозить животные, а не люди на своих хрупких плечах». Власти поощряли импорт мулов для горных районов, и в 1552 году левантиец Себриан де Каритате даже получил разрешение ввозить верблюдов для районов прибрежной пустыни. Но с верблюдами ничего не получилось, и спустя двадцать лет вице-король все еще жаловался, что туземцев заставляют работать носильщиками даже на равнинной местности.
Теоретически индейцы-носильщики должны были получать плату за свои услуги. Но туземцы в основном были непривычны и равнодушны к деньгам. Поэтому их следовало принуждать к работе. Предлогом для того, чтобы требовать такую работу от сопротивляющихся, «ленивых» туземцев, было некое продолжение инкской системы мита. Мита инков представляла собой систему принудительных общественных работ на различных объектах, на землях Инки или землях, принадлежащих храмам официальной религии инков. Эти совместные усилия предпринимались общинниками, которые жили в обществе, не знавшем денег, с достаточной охотой. Теперь испанцы заявили, что во времена Инков «все подати взимались в виде трудовой повинности», и попытались захватить эту систему и использовать ее в своих корыстных целях.
Как всегда, нашлись испанцы-гуманисты, которые привлекли внимание короля Испании к этим злоупотреблениям. Согласно одному из «Новых законов», индейцев не должны были заставлять переносить чрезмерные тяжести, и ни при каких обстоятельствах их нельзя было заставлять делать это против их воли или без соответствующей платы, даже в отдаленных районах, где не было вьючных животных. «Всякий, кто нарушит этот закон, должен быть подвергнут самому суровому наказанию, невзирая на личность». Этот закон не был отменен; еще раз он прозвучал в июне 1549 года после поражения Гонсало Писарро. Король пошел дальше. 22 февраля 1549 года он издал указ, запрещающий личную повинность индейцев или труд, включающий элемент принуждения. Подразумевалось, что индейцы — свободные подданные и должны получать надлежащую плату, если работают на других. Этот указ вышел вскоре после восстания Гонсало Писарро. Когда он достиг Перу, президент Гаска написал королю, что он слишком взрывоопасный, чтобы его обнародовать. Король повторно прислал этот указ второму вице-королю Антонио де Мендосе, который прибыл в Лиму в сентябре 1551 года. Он также посчитал благоразумным отложить его публикацию, но, наконец, в июне 1552 года он был опубликован, когда Мендоса, уже старик, лежал на смертном одре. «Все были сильно возмущены этим… пришли в негодование и устраивали собрания, чтобы обсудить это». Судьи Аудиенсии Лимы опубликовали этот указ с различными несанкционированными оговорками. Они позволили испанцам нанимать индейцев при условии, что их труд будет оплачиваться по расценкам, установленным коррехидором. Они предприняли попытку ввести метод для установления этих расценок, и он был обнародован в Лиме в сентябре 1553 года и в Куско в ноябре. Это совпало с определением новых размеров податей в каждой энкомьенде. Эта работа была проделана проиндейски настроенным известным судьей Сантильяном и доминиканцем Санто Томасом. В результате этой работы сократилось, местами почти наполовину, количество податей с ряда энкомьенд. А их самих обвинили в том, что они сделали это, не посетив сами земельные владения и не посоветовавшись с их владельцами.
