Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗

и ходить можно не только по бабушкам. Человек, оказавшийся там, попа-

дает в очень интересную среду, интересную морально, духовно, языково

и т. д. А Леша сам об этом говорил, когда он оказался под землей. То есть

угол зрения и насыщенность зрения это меняет очень даже сильно. Вот

эта часть, что касается труда, всегда была гарантирована, дело это чест-

ное, чистое, красивое и пр. Я не знаю, кто сидел в руководстве Пермской

организации. Я не хочу их ни хвалить, ни ругать – я их просто не знаю.

Но дело в том, что интонация Леши Решетова действовала даже на че-

ловека, лишенного шестых и прочих чувств. В этой интонации есть что-

то  невероятное,  что-то  национально  нам  свойственное,  целомудрие…

От этого все давным-давно отказались. Потом еще любовь-жалость, ко-

торая от этой энергии никуда не уходит.

Е. Д.: И при том, действительно, настоящая…

102

М. Н.: Да, настоящая. Позиция «человек – земля», «человек – при-

рода» у него совершенна такая, какую мы веками исповедуем. У Леши

Решетова другая позиция. Если уж на то пошло, то эта же жилка наци-

ональная была и у Есенина. Тут как-то по телевизору Татьяна Толстая и

Дуня Смирнова, разговаривая, по-моему, со Степановой, обругали Есе-

нина, что вот, мол, одни сопли и слюни, я люблю тебя, ты – меня нет.

У Есенина нет таких тем. У него вообще нет в этом плане понимания,

толкования,  даже  потребности  нет.  У  Есенина  любовь  –  это  цветение.

Весна и цветение, созревание летом. Все его сравнения с деревом, с цвет-

ком,  с  полем…  У  Леши  есть  эта  привязанность  к  временным  циклам,

которая лежит в основе нашего национального миросозерцания. Я не ду-

маю, чтобы он когда-то об этом думал, я не слышала, чтобы он занимался

мифологией. Но дело в том, что, если это человеку дано, то и занимать-

ся не надо. Эта его интонация пробирает просто всех. Вообще, главная

его сила – интонация. Но то, что он в ней делает!.. Интонация была и

у Мартынова, и у Кирсанова, и у Сельвинского, и у Слуцкого… Но каких

они высот добиваются… Скажем, вот прелестное стихотворение:  «Я буду 

кормить  тебя  ивовым  медом,  и  хлебом  пшеничным.  Пойди  за  меня!» 44

Совершенно понятно, что никто не пойдет, никакого встречного ответа не

будет. Но дело в том, что это совершенно не важно… Мощность его зова

была такова, что отрицательная или положительная ответная реакция уже

не важна. Он пространство отрицательное перекрывает запросто! И вот

в этом плане никто лучше него не делал.

И еще: Решетов понятен практически всем, кто его читает, но уро-

вень его это не снижает. Так вот, интонация Леши Решетова делает такое,

что  они  нравятся,  они  не  примитивны,  они  не  простоваты  –  они  оста-

ются его стихами, они хороши и т. д. Самое главное, что они пленяют

в каком-то позитивном плане. Есть такие вещи… Я, когда читаю «Журав-

ли» Бунина (что такое «Журавли» Бунина? Это рассказ «Журавли улете-

ли!» – бежит мужик, лошадь, этот его красный лоб, он орет весь в ужасе,

потом падает на землю и – кулаками бьет – и все!..), и какая-то такая суть

национальная, принадлежность наша к немереным просторам прямо так

встает в тебе – и все. Когда читаешь Решетова, хотя и в другом качестве, –

она в тебе встает, она в тебе есть, она в тебе жива – и это очень хорошо.

У него масса стихов просто очень красивых. Мы об этом тоже говорили:

стихи должны быть красивыми. Если читать одни стихи и ничего о нем

не знать, то они ощущаются как замечательное явление. Вопрос о том,

44 А. Л. Решетов. «Родная! Опять високосная стужа…».

103

что нужно знать о человеке, которого ты читаешь, который тебе нравится

или не нравится, – вопрос открытый.

Ю. К.: Иногда лучше не знать…

М. Н.: Да, иногда лучше не знать. Что же касается Леши, то у него

классическая советская, убийственно героическая биография: отец рас-

стрелян, мать в лагере, эти старые дворянские корни, бабушка героиче-

ская, очень красивая женщина, которая спасает семью. Можно подумать,

что автор этого сюжета – Бог, это поразительно! И вот что меня всегда

удивляет: такая биография (вот эта бабка, которая их спасала, господи…

Все это я прекрасно знаю, у меня была бабушка, у нее была машина «Зин-

гер», мне было столько же лет, у меня была такая же война – это одно и

то же, что всем выпало, одна и та же начальная ситуация), которая может

вывести в человеке бойцовую, героическую линию поведения, а в нем аб-

солютно этого нет.

Ю. К.: А «Зингер» какая была? Ручная или ножная?

М. Н.: «Зингер» была и ручная, и ножная.

Ю. К.: У бабушки моей ножная была.

М. Н.: «Зингеры» были и такие, и такие. Иметь машину «Зингер» –

это было спасение.

Ю. К.: Юбки, штаны, наволочки, трусы…

М. Н.: Да ты что! Тогда фабрики не шили ни лифчиков, ни трусов.

Легкая промышленность делала только шинели…

Ю. К.: А вот почему ты три раза уже сказала, что появление стихов –

это явление объективное, то есть оно не зависит от того, сколько поэтов

талантливых живет в данный момент в этом месте? То есть эта вибрация

либо есть, либо ее нет…

М. Н.: Что касается Урала, то это энергетически насыщенный ре-

гион. Ю. К.: Да сейчас везде вибрации.

М. Н.: Если припомнить людей, которые разбирались в этом, Урал

любили – Урал не всюду был одинаковый. Рудные места с древних вре-

мен считались местами силы. Но, вообще-то, Урал энергетически безум-

но насыщенный регион. Это правда. Мифология настаивает на этом. Все

эти пустоты, что под нами, и громадные, дублирующие внешние хребты

подземные хребты – медные, железные, золотые… А что касается слы-

шимости: вот того, кого каменная болезнь зацепит, того не отпустит. Кто

слышит – тот слышит, кто не слышит – тот не слышит. Другое дело, что

вот это надоба в людях, которые слышат, зависит от густоты культурного

воздуха.  Ибо  ни  в  Перми,  ни  в  Екатеринбурге,  ни  в  Челябинске  очень

долгое время никаких мощных литературных сил просто не было. До той

104

поры, пока это был просто завод, и нужны были просто заводские кадры.

Притом интересно, что в первую очередь это появилось именно в Ека-

теринбурге, поскольку он единственный на Урале назывался не «завод»,

а «город». Он был бюрократический центр, мозговой центр – все здесь

было…  Обрати  внимание,  что  происходит  с  Тагилом  на  наших  глазах.

Тагил  был  всегда  абсолютный  завод,  и  больше  ничего.  (Но  сейчас-то,

в  связи  с  замолканием  заводов,  обстановка  там  ухудшается.)  Это  ведь

где-то лет 35–40 назад, когда Тагил начал расти, там появились разные

институты,  театры  и  прочее,  там,  обрати  внимание,  появились  люди…

Женя Туренко неслучайно собрал вокруг себя людей, которые достаточно

много слышали и достаточно интересно писали.

Ю. К.: То есть там тоже воздух появился.

М. Н.: Да…

Ю. К.: То есть три фактора: земля, воздух культуры и талант?

Е. Ш.: А вот Алтай? Там как?

М. Н.: Алтай, товарищи, это совершенно особое место. В европей-

ской культуре, в европейской цивилизации традиции священного места

нет  вообще.  В  азиатской  культуре  –  это  просто  непременное  явление.

И  священных  мест  есть  несколько.  В  Азии  есть  несколько  священных

мест. Алтай – одно из ближайших к нам, чудовищная энергетическая на-

сыщенность священных мест.

Е. Ш.: Это да… Но со средой там тоже негусто.

Ю. К.: Они уехали все в Москву.

М. Н.: А вот потому они все в Москву и уезжают. Есть люди, кото-