Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Задумаешь понять,
Да по ветру развеешь.
Затеешь вспоминать –
И вспомнить не успеешь.
Это стихотворение метаэмоционально насквозь: оно не о любви и не
про любовь. Оно есть само по себе вещество любви. Язык в нем свобод-
нее, вольнее и многозначнее птичьего щебета, посвиста ветра в осенних
голых плетях виноградника. Это уже не-язык, но чистые смыслы, точ-
нее – их мышцы. Мышцы смыслов: сила невероятная сталкивает конец
и начало, сращивает их и гонит по кругу жизнь-смерть-любовь-жизнь-
382
смерть-любовь. Это песня соловья: если попросить его убрать все свои
трели и коленца и издать единственный, главный звук (не тон, не ноту –
но звук!), – то он запоет – выдохнет ультразвук, от которого полопаются
стволы сосен и опадет июньская крепкая листва. Это – ультразвуковые
стихи.
После трагической гибели Геннадия Шнайдера Майя Никулина соз-
дает цикл «Г. Ш.» из пяти стихотворений (о нем мы также поговорим
позже), в которых проступают, как палимпсест (иконный: более древнее
изображение лика любви мерцает и просвечивает сквозь верхний слой
более позднего иконописного рисунка), как отражение неба в воде, уже
отразившей лес и само небо, отраженное лесом, его листвой («Отража-
ется небо в лесу, как в воде, – и деревья стоят голубые…» – В. Высоц-
кий), в которых светятся и эхолалируют семь четверостиший процити-
рованного «Любовь моя бедна….»; особенно первая, третья, шестая и
седьмая строфы: любовь-смерть-любовь, и все это – жизнь, но уже иная.
Эта жизнь состоит из дожизни, из собственно жизни и из послежизни.
Очевидно, что стихотворение «Любовь моя бедна…» представляет со-
бой архетекст не только цикла «Г. Ш. », но и всей «любовной» лирики
Майи Никулиной (вообще-то, поэт всегда и везде говорит, плачет и поет
о любви).
Не буду больше говорить о друзьях Майи Петровны: когда выйдет
ее аудиокнига в печатном виде, у читателя появится счастливая возмож-
ность услышать/прочесть рассказы о них из первых уст.
Свою книгу «Имена» (вторая по счету) Майя Никулина подарила
мне сразу после ее выхода в свет с такой дарственной надписью: «Юре
Казарину. Желаю Вам грозной судьбы. М. Никулина» (это произошло
после собрания литобъединения, и мы еще были на вы). Этот инскрипт,
содержащий необычное (ну, явно не банальное) пожелание, определил
течение, скачки, провалы и взлеты всей моей жизни и судьбы. Пожелать
грозной судьбы – все равно что пожелать беды, несчастья, испытаний и
много еще чего горького и тяжкого. Но ведь судьба поэта иной и не быва-
ет (за редчайшим исключением). Поэт всегда в драме, в трагедии, в ката-
строфе, если он, конечно, не велеречивый и бесталанный глупец – глупец
самодовольный. Так оно и есть. У Майи Никулиной судьба, несомненно,
грозная.
Есть люди, которые живут только жизнью. Есть люди, живущие ис-
ключительно воображением – в мире своем, строящемся фантазией, –
живущие жизнью «внутрижизненной». И есть люди, которые живут и
жизнью, и воображением. Первые – прагматики, «конкретики», материа-
листы, считающие, что мир познаваем и все познаваемо до конца (наив-
383
ный позитивизм). Вторые – мечтатели, маниловы, часто это или дураки,
или хитрецы, или художники-примитивисты (в широком смысле). Тре-
тьи – деятели, они креативны, изобретательны и, как сегодня говорят,
успешны. Есть люди, которые совмещают в себе черты всех описанных
типажей. Майя Никулина – другая. Иная. Она успевает и жить, и тво-
рить иную жизнь, и создавать, сотворять абсолютно новое, невиданное
(ее стихи, ее проза, ее исследовательская, научная проза), неслыханное,
ультразвуковое, ультратактильное, ультрарецепторное в целом. Майя
Никулина совмещает в себе черты и человека, и «дочеловека» (незнание
ничего, напомню, – есть до-знание до-всего), и «послечеловека»: она как
поэт существует, повторю, одновременно в праматерии, в материи (в ан-
тиматерии) и в постматерии. Таково свойство и качество ее поэтического
сознания.
Так среди прочих щедрот,
Летних, садовых и влажных,
Вздрогнешь и вспомнишь однажды –
Господи, липа цветет!
Мед от земли до небес,
Утренний воздух дареный –
И среди прочих чудес –
Венчик ее оперенный.
Ласковый шелковых пух
Бедные губы щекочет –
Слово не найдено. – Дух.
Дышит.
И дышит, где хочет.
Но быть, существовать таким поэтом Майя Никулина может только
в жизни – в реальной, медвяной, знойной, терпкой, влажной, цветущей,
горькой, страшной, счастливой, любимой, теплой и живой. Дух дышит,
где хочет… Sic! Дух там, где свет, свет любой: и белый, и серый, и чер-
ный, и иной. Сила духа, сила света дана тому, кто одарен и озарен, и го-
тов к воспалению светом. Человек должен быть сильнее себя, чтобы вос-
пользоваться таким даром. Гений – тот, кто сильнее себя. Такова Майя
Никулина.
Майя Петровна Никулина родилась 9 февраля 1937 г. в Свердлов-
ске в семье лесного специалиста, выходца из дворян. Очевидная авто-
характеристика Майи Никулиной содержится в ее же мыслях и словах,
адресованных Алексею Решетову: «Он был представителем совершен-
но особого поколения: с ним и доживали, и выдыхались две великие
384
российские культуры – дворянская, ведомая идеалами чести («Мой
долг – служить Отечеству»), и крестьянская, естественно включенная
в природный круговорот (землю надо любить); и именно они, эти отцы
и дети, спасли нашу культуру и память после – тогда говорили именно
так – Великой Октябрьской Социалистической революции и Великой
Отечественной войны. Лишенные имен, земли, дома и быта, они удер-
жали главное – язык и традиции» («Урал». 2002. № 12). И в Майе Нику-
линой, и в Алексее Решетове, следует заметить, дворянская культура не
выдохлась (до конца), кто общался с этими поэтами и людьми, знает и
помнит ощущение серьезной силы достоинства и чести, сдержанности
и душевной глубины, обеспеченной родовой энергией благородства, на-
копленной многими поколениями предков, т. е. семьи. И если Ахматова
была охранителем и хранительницей таких традиций и такой культуры
в Петрограде-Ленинграде-Санкт-Петербурге, то Никулина делала то
же самое, – природно, естественно, твердо и уверенно защищая свое, –
в Свердловске-Екатеринбурге. Язык и традиции – здесь суть то, что хра-
нимо и защищаемо, и одновременно они суть орудие защиты – мощное,
совокупное, несокрушимое и неотразимое. Сегодня это особенно важно:
язык и традиции в «эпоху бездуховности» (словосочетание вызывает
улыбку, но остается пугающе точным, называющим все как есть), в эру
денег – единственное, что осталось у русского и любого народа, что оста-
лось у нас и всех, кто отчетливо видит и представляет себе очертание
и пыльное вещество посткультурного пространства и времени. Язык и
традиции (как память) пока еще защищают себя. Нами. Что будет даль-
ше? Второе пришествие хама? Грядущий хам (Д. Мережковский) – гость
неотвратимый. И он уже здесь.
В доме Никулиных традиции были сохранены: была отличная биб-
лиотека (поэзия Серебряного века и классика), была семья, живущая лю-
бовью и трудом, три поколения жили вместе душа в душу, сохраняя свой
язык, свою культуру, свой дух. Майя – человек жизни и книги. Читать она
начала с четырех лет и сама освоила классику. Лермонтов – первая любовь
(а поэзия – вообще увлечение отца, посещавшего в столицах поэтические
вечера и Северянина, и Маяковского, и других популярных в те времена
