Старинные Чешские Сказания - Ирасек Алоис (лучшие книги онлайн TXT) 📗

– Пусть останется! – решил король. – Но пусть именуется на вечные времена «Неказалка», ибо не велел я ее прокладывать.

Так поднимался Новый город, строения вырастали, как грибы после дождя. Не только на средства горожан строился он, но и щедротами самого чешского властелина. Он-то и возводил самые дорогие постройки: монастыри, церкви и башни. Так заложил он церковь святого Иеронима и при ней монастырь бенедиктинских монахов, в том месте, на Скалках, где века назад зеленела роща богини Мораны. И строил он ту церковь, не жалея денег. Особые кирпичи, говорят, для нее обжигались – такие же, как для Карлштейновского замка: из серой глины, а сверху полированные; на церковную кровлю, возведенную основательно и искусно, пошло великое множество стволов – целая роща.

Свыше двадцати лет строились храм и монастырь, и дорого обошлись они королю; стоила, говорят, та церковь лишь на геллер [30] дешевле, чем весь Каменный мост.

Когда храм был достроен и совершалось в нем первое богослужение, запели монахи в алтаре по-славянски, чего чешская церковь не слышала многие годы.

И радовался набожный чешский король, пригласивший тех славянских монахов из земли Далматской, а с ним вместе радовался весь народ.

И назвали этот монастырь и церковь «У славян». Так он зовется и поныне.

Не прошло и трех лет с начала постройки храма «У славян», а уже заложил Карл IV новый собор, на самом высоком месте Нового города, напротив Вышеграда. План этой постройки создал один молодой пражский зодчий. Рассмотрев план, император немало был удивлен тому, как прекрасно и смело он задуман. С ним вместе дивились искушенные зодчие и утверждали, что их молодому товарищу не удастся осуществить свой замысел, не перекрыть ему огромный свод, какой он задумал. Король, однако, доверил молодому мастеру все работы, и тот, обуреваемый желанием возвести здание, какого еще не видывала Прага, ревностно и пылко взялся за дело.

День шел за днем, и собор, заложенный восьмигранником, начал расти на глазах. Уже возвышались стены, уже появились в них двойные и тройные стрельчатые окна, уже стоял портал, щедро украшенный резьбою на камне, уже начали по плану молодого мастера возводить над собором невиданно смелый свод, образующий купол в форме звезды.

Был он еще весь закрыт лесами и не виден из-за досок и бревен, а знатоки уже дивились ему. И каждый утверждал, что не довершит молодой строитель своего творения, что свод не выдержит, ибо дело это неслыханное и невиданное, и когда снимут леса, смело задуманное сооружение пошатнется и обрушится.

Смутили эти речи мастера. Начал он терять веру в свои силы. Страх охватил его, и змея сомнения и недоверия пробралась в его сердце. Уже не спешил он на место постройки с такой уверенностью и радостью, как бывало прежде. А дома, оставаясь в одиночестве, он не знал ни покоя, ни отдыха. Без устали чертил, высчитывал, выдержит ли свод; и ночью и днем все вымеривал и прикидывал.

Забота и тревога не давали ему спать. Долго, до поздней ночи, сидел он в своей мастерской, а когда ложился, обдумывал снова каждую линию либо припоминал речи молодых и старых зодчих, их упреки, их опасения, их утверждения, что того свода довершить нельзя. Снова видел он их усмешки и, когда представлял себе, что будет, если свод останется незаконченным или обрушится, сколько вместо похвал и почестей обрушится тогда на него, зодчего, насмешек и упреков, хватался он за воспаленную голову или, вздыхая, прохаживался по своей каморке. В одну из таких ночей молодой зодчий выбежал из дому и поспешил наверх, к Новому городу.

Там, чернея в ночной тьме, возвышалось его творение, недостроенный храм, весь в лесах. Не раздавался стук молотков; здание было тихо и пустынно. Лишь созидатель его бродил вокруг, то осматривая стены, то обращая взоры свои в вышину, где уже рисовались контуры свода. Затем он прокрался в самую середину, в центр будущего храма, туда, где когда-нибудь должны были зазвучать песнопения и молитвы. В еще незастекленные окна заглядывали звезды и струился свет луны. Освещенный бледным сиянием, взволнованный и обеспокоенный, художник осмотрелся и тотчас невольно глянул вверх на свод, темнеющий среди лесов.

Ясно видел его в ту минуту строитель, видел оконченным, смело вознесшимся ввысь; его стрельчатые линии образовывали большую звезду с восемью лучами, а в ней – две малые; видел он свод уже расписанным живописью и золотом, видел весь сверкающий украшениями собор в сиянии солнечного дня. Вот входит король, за ним придворные, народ; все смотрят вверх, на величественный свод, дивятся и изумляются…

Когда он очнулся от своих мечтаний и подумал о том, что всего этого может не быть и, наверно, не будет, что свод обрушится, в душе его закипело возмущение.

Уходя, он поклялся, что постройку все же доведет до конца, что свод закончит, должен закончить, а если не сам, так, пожалуй, хоть с помощью дьявола!.. Так и сталось. Вызвал строитель дьявола и продал ему свою душу, а тот взамен обещал достроить Карлов собор. И достроил. Того, что каждый день все ожидали, не случилось: свод не обрушился. Закреплено было последнее перекрытие, а весь невиданно огромный свод стоял невредим. Оставалось лишь снять леса, чтобы предстало перед всеми великолепное произведение зодчества.

Но никто из рабочих не хотел убирать леса. Каждый боялся, что свод обрушится, как только их тронут. Тщетно уговаривал молодой строитель своих людей, тщетно сулил им награду. Хотел сам это выполнить, но старшие товарищи и друзья не подпустили его к лесам.

– Тогда я их подожгу, – решил он, послушавшись голоса дьявола.

Густые толпы людей стояли вокруг новой постройки, с нетерпением ожидая, что будет, и толковали, что свод наверняка рухнет, когда молодой мастер подожжет леса. Вот все увидели, как, с лицом, изменившимся от волнения, вышел он из собора. И лишь только он переступил порог, как словно гром загремел. Сильный грохот, точно весь собор рушился, потряс воздух. Перепуганные люди в смятении разбежались, крича, что свод рухнул.

Никто в ту минуту не вспомнил о строителе. Ошеломленный оглушительным грохотом, стоял он мертвенно бледный, словно лишившись памяти, глядя в отчаянии на храм, из окон которого валили клубы дыма.

«Дьявол обманул меня! – мелькнуло у него в голове. – Вот она, кара господня!»

И, не ожидая конца, не желая видеть гибель своего творения, бросился он бежать, словно его преследовали.

Клубы дыма рассеялись, растаяли, и когда через некоторое время люди опять отважились подойти к храму, вскрикнули они снова, но на этот раз от изумления. Доски и бревна беспорядочной грудой лежали на земле, а над ними, в просторах храма, раскинулся удивительный, невиданный свод. Всем был виден он, освещенный полуденным солнцем, прочный, не заслоненный лесами, устремленный ввысь, во всем совершенстве своих стрельчатых линий. И все изумлялись и радовались, глядя на него.

Тут вспомнили о молодом зодчем. Звали его, искали, пока наконец не нашли мертвым в его комнате. В отчаянии лишил он себя жизни.

А между тем исполнилось все, о чем он мечтал в ту ночь, когда прибежал, терзаемый сомнениями, к недостроенному собору. Собор был окончен, стены его расписаны и разукрашены. Король, придворные, каждый, кто впервые входил в него, обращали прежде всего взоры свои к могучему своду, так смело вознесшемуся над священным пространством, и все вспоминали несчастного молодого мастера, заплатившего жизнью за осуществление своей мечты.

На Градчанах, в замке чешских королей, поднималась, по воле Карла, новая великолепная постройка – собор святого Вита; за рекой же, на просторной возвышенности, рос на глазах Новый город. А между этими двумя славными памятниками любви к искусству и милому его сердцу городу начал Карл строить третий великий памятник – Каменный мост.