Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович (читаем книги TXT) 📗

— Все мы рядом, — сказал Хосе. — Тебе кажется, что далеко. А мы — рядом. Разве не слышишь, как они нас боятся! Команданте, тебя, меня... Это потому, что мы все рядом, вместе.

Наранхо поднялся.

— Слышу, — сказал он. — Фоджер ревет, как пума в капкане. Ох, и получу же я взбучку! — Он вздохнул. — Я иду, Хосе. Не забудь про Наранхо.

Они разошлись, а табачник смотрел им вслед, и не­прошеная слеза омочила его ус.

— Парни-то какие! — вырвалось у табачника. — А я... промахнулся.

Наранхо думал проскользнуть к себе незамеченным, но сержант окликнул Фоджера, и тот, злой и сонный, вылетел в коридор и схватил Наранхо за ухо.

— Где был? Кто и куда тебя посылал?

Распахнулась еще одна дверь, и карибка появилась на пороге.

— Я посылала Ческу к сестре, — крикнула она. — Оставь малого!

Наранхо вырвался и ласково сказал:

— Мама Мэри, уходи к себе. Я сам скажу. Он выпроводил ее и обернулся к Фоджеру.

— Если еще раз схватишь за ухо, — зло сказал он, сверкнув глазами, — камнем попаду в твое ухо. Если тронешь маму Мэри, — дом вместе с тобой подожгу. Не задевай нас, и мы тебя не заденем.

И закончил по-своему:

— Обезьяна запуталась в лиане и запищала. «А я тебя не просила на меня наступать», — засмеялась лиана.

Фоджер отлично понимал, что поджог дома и пере­броска его группы могли бы вызвать сомнение в его ловкости. Поэтому предпочел усилить слежку за маль­чишкой, но открытого скандала избегать.

Чиклеросу он не очень доверял, как вообще всем гватемальцам, и хотел взамен его выпросить в посоль­стве радиста-американца. Но операцию возглавлял Линарес, и с ним нужно было согласовать этот пункт. Чиклерос дремал. Американец осторожно снял с аппа­рата трубку и набрал на диске несколько цифр. Муж­ской голос ответил, что если дело не срочное, то раз­говор лучше отложить, — у полковника важные гости.

Чиклерос приоткрыл глаза и снова закрыл их.

Гости у Линареса ожидались настолько важные, что перед их приходом он еще раз проверил работу шлан­гов с горячей и холодной водой. Задумчиво побараба­нил пальцами по стеклу; от Ласаро вестей не было. Вышел в столовую, где Аида развлекала Мигэля и мо­лодого офицера Барильяса из Сакапа. Он приехал, узнав о смерти брата, а Линаресу понадобился для очной ставки с Андресом: полковник полагал, что под видом друга Адальберто именно Андрес мог одурачить Барильясов. Разговор велся вялый и скучный. Аида восторгалась старинным обычаем индейцев при земле­трясении падать на колени перед блюдом с  маисом и просить маис не бояться и не покидать своих хозяев. Барильяс равнодушно заметил:

— Все эти обычаи мы сметем к дьяволу. Индейцы должны знать, что они рабочий скот, — и точка.

Он обратился к шефу полиции:

— Отец очень сдал. Мать совсем обезумела от горя. Я поклялся, что накажу убийцу. Вы обещали мне по­мочь, мой полковник.

Линарес сжал губы.

— Видите ли, мой друг. Важно найти не того, кто стрелял, а того, кто направлял.

— Но вы знаете и того, кто стрелял? — вполголоса спросил офицер.

— Возможно. Но этот человек полезен нам, и гнев ваш, искренний и благородный, разумнее направить в другую сторону. Стрелявший не виноват в случившемся.

Линарес вдруг оборвал себя и пытливо взглянул на мальчика. Мигэль в эту секунду с жаром начал рас­сказывать своей соседке о прелестях охоты в лесах по­местья; и, поддаваясь его азарту, она громко смеялась.

— А ты как думаешь, Хусто? — спросил его Линарес. Мигэль ответил ему безукоризненно чистым и удивленным взглядом. Линарес успокоился, — значит, смысл его слов дошел только до Барильяса.

— Впрочем, продолжай свой рассказ, — добродушно предложил Линарес — а мы с гостем из Сакапа побе­седуем в кабинете.

Как только они остались одни, с Мигэлем произошла перемена. Он отбросил салфетку, вскочил и к чему-то прислушался.

— Что случилось, Хусто? — с тревогой спросила Аида Линарес

Мигэль замотал головой и показал на горло.

— Что-то попало. Может, рыбья кость... — Он ска­тал мякиш из хлеба, проглотил и глубоко вздохнул.

Но ровное состояние не вернулось к Мигэлю. То он неестественно оживлялся, то становился напряженным и неразговорчивым. Наконец совсем замолчал.

— Папа сказал, что вы оба видели меня два дня назад в щелку, — прервала молчание девочка. — Тебе не понравилось, как я вела себя? Только честно, Хусто!

А Мигэль в эту минуту думал, что ему необходимо повидать Роситу. Наконец-то след провокатора най­ден. Но как выбраться? Девчонка и без того часто та­ращит на него глаза, да и полковник ожидает, что он останется к ужину. И, по чести говоря, очень хочется узнать, удерет ли Андрес. Что хочет от него эта крив­ляка? Она вспомнила какую-то щелку...

— Да, мы видели тебя. Ты ловко держалась... Я и не знал, что ты такая артистка.

Аида сделалась пунцовой.

— А я думала, ты обругаешь меня, — призналась она.

— Что ты — Мигэль стрелял словами, как из пуле­мета. — С врагами иначе нельзя. Попади я к врагам, — притворялся бы вовсю. Ну и обдул бы я их.

— Почему ты не скажешь «перехитрил»? — ввернула Линарес.

— Потому что перехитрить можно в игре, — сыпал Мигэль. — А в крепком деле и слова крепкие нужны. — Он решил рассеять ее подозрения. — А держалась ты здорово. Ты хитрая и умная девчонка, Аида. Вся в отца. Верно? Я тоже в отца.

Аида кивнула. Горячность Мигэля передалась и ей. Она решила, что сейчас самый подходящий момент повторить ту дерзкую игру, которую когда-то затеяла с ним, придвинулась поближе и тихо спросила: Хусто, а ты не хочешь меня поцеловать?

На его лице появилась такая гримаса отвращения, что она, забыв о своем долге хозяйки, вскочила с места и запустила в него тарелкой.

Кляня себя за неосторожность, Мигэль начал соби­рать осколки с пола и увещевать Аиду:

— Что ты срываешься, как бешеная? Я никогда не играю с девчонками в такие игры. У мужчин другие занятия. Хочешь, — я научу тебя играть в «загадку рук»?

Эту игру он подсмотрел у заезжих туристов. Двое одновременно выбрасывали руки вперед, изображая на пальцах фигурки животных и пернатых. Побеждал тот, чьи животные оказывались сильнее. Всего было четыре комбинации для четвероногих и четыре для пернатых. Ягуар побеждал пуму, пума справлялась с дикобра­зом, дикобраз раздирал обезьяну, но обезьяна была способна довести до смертельной усталости ягуара и потому его побеждала. Игра требовала сообразитель­ности и увлекла Аиду. Вначале она дулась, но потом забыла о своей обиде и, задорно выбрасывая руки впе­ред, перемигивалась с Мигэлем.

Мигэль услышал отдаленный крик в кабинете; го­лова у него кружилась, он не знал, под каким предло­гом сбежать. Потом за окном просигналила машина, в столовую вернулись Линарес и Барильяс и наблюдали за веселым состязанием подростков. А около часа спустя вошел офицер стражи и шепотом известил Линареса о каком-то происшествии. Линарес — тоже ше­потом — отдал ряд приказаний и проводил офицера до дверей. Затем с бледной улыбкой подошел к гостям.

— Я вижу, у вас неприятности, полковник, — сказал Барильяс. — Пожалуй, гостям лучше удалиться.

— Я вынужден просить вас задержаться на некото­рое время, — с непонятной улыбкой ответил Линарес. — Сеньор Барильяс, кто-нибудь знал, что я собираюсь устроить вам очную ставку со студентом?

Барильяс удивился, и его густые черные брови взметнулись вверх.

— Я и сам этого не знал, мой полковник. До по­следней минуты.

— Верно. — Линарес вел разговор в форме допроса; от его учтивости и следа не осталось. — А о приглаше­нии ко мне вы говорили с кем-нибудь?

— Пожалуй, ни с кем. Я только сегодня утром при­ехал и побывал в гостинице, в морге... А оттуда — прямо к вам.

— Хорошо. Вы свободны, лейтенант. Мы еще встре­тимся с вами.

Барильяс повернулся и, четко ступая, вышел. Ми­гэль увидел устремленный на себя взгляд шефа тайной полиции и мысленно приготовился к бою.

— Хусто, ты знал, что я жду студента?

— Нет, сеньор полковник.