Давно закончилась осада... (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книга жизни TXT) 📗
— Не может такого быть, — сказал он уверенно.
— А вот и может! Нам отец Кирилл рассказывал… А иначе зачем бы такой громадный собор строили на этом месте? Недаром называется «Владимирский», так же, как в городе…
Собор, даже недостроенный, в самом деле был громаден. Издали не казался очень большим, но сейчас, когда шли к нему, он словно двигался навстречу и вырастал на глазах. Не было еще башни и купола, но светлые треугольные фронтоны с рельефными крестами возносились в синее поднебесье. Темнели ряды оконных арок. Храм казался постройкой античной древности.
Эта громадность и торжественность желтого от солнца строения быстро убедила Колю в правдивости Сашиного рассказа.
— А ты видела остатки того храма? Там, внутри…
— Два раза… Хочешь посмотреть?
— Еще бы! А нас пустят?
— Да там обычно нет никого.
Но на сей раз у храма были люди. Два господина с усиками, в сюртуках иностранного покроя, и две дамы в пестрых платьях, с кружевными зонтиками и лорнетами. Одна молоденькая и симпатичная, другая вроде сухопарой гувернантки, каких Коля немало видел в Петербурге. Он наметанным взглядом сразу определил — туристы. Скорей всего заграничные. В трех шагах от туристов почтительно топтался старый дядька в мятой матросской фуражке — ясное дело, сторож. К нему-то и шагнула Саша, сказала безбоязненно и звонко:
— Дяденька, можно зайти в храм? Мальчик недавно приехал, хочет посмотреть.
Пока «дяденька» соображал и скреб затылок под сдвинутой на лоб бескозыркой, девушка весело спросила по-французски:
— О чем просят эти дети?
— Хотят побывать там, где только что были мы, мадемуазель, — учтиво сообщил один из господ.
«Гувернантка» подняла лорнет.
— О! Я вижу, юные аборигены здесь не лишены стихийного религиозного чувства…
«Ах ты карга парижская!..»
Тщательно следя за выговором, Коля учтиво произнес:
— Мадам! Стихийность религиозных чувств свойственна дикарям с островов, открытых капитанами ла Перузом и де Бугенвилем. А здесь, Россия, мадам.
— О! — пожилая дама уронила лорнет. Два господина столкнулись твердыми соломенными шляпами, поднимая его. Девушка обрадовано засмеялась:
— Какой очаровательный гамен!
— Вы так находите, мадемуазель? — язвительно сказал Коля.
— Не обижайтесь, пожалуйста! Гамен — это…
— Не трудитесь, мадемуазель. Роман месье Юго «Les miserables» известен не только на берегах Сены.
Последовала немая сцена, вроде той, которой заключил свою знаменитую комедию любимый Колей писатель Гоголь. С удовольствием отметив это, Коля обернулся к сторожу:
— А правда, можно побывать внутри?
— Пожалуйте… паныч… — Да, мальчишка был помятый и взлохмаченный, однако же явно не из простых. Вон как отбрил непонятными словами французиков.
В окруженном высоченными стенами пространстве стоял странный, сказочный свет. Потолка еще не было, его заменяло высокое густо-синее небо, в котором висело лишь одно полупрозрачное облако. Время от времени высоту косо рассекали чайки. С южной стороны били в оконные арки широкие лучи. Их ярко-желтый свет растворялся в синеве воздуха, придавая ему зеленоватый таинственный оттенок.
Между стенами слышался тихий гул и шелест. Это было эхо легкого прибоя, что шуршал галечником внизу под обрывами. Коля мигом забыл о французах. Душа у него притихла. Саша взяла его за руку очень теплыми пальцами и повела на середину.
— Вот…
Серые бугристые стенки — высотою по пояс — очерчивали контур древнего византийского храма — совсем небольшого по сравнению с нынешним. Кое-где были заметны цоколи колонн. В дальнем краю стенки выгнулись дугой, отмечая алтарное закругление. А в центре площадки были косо навалены известняковые плиты. Видимо, для строительства.
— Говорят, там под ними купель, — шепнула Саша. И перекрестилась. Коля тоже перекрестился. Показалось на миг, что у дальних стен возникли в зеленоватом воздухе древние священники в золоченых одеждах и усатые воины в кольчугах, со снятыми острыми шлемами в руках… Он зажмурился, постоял так и коснулся ладонью верха каменной стенки. Камень был сухим и прохладным. А воздух все шелестел и шелестел отзвуками моря
Саша опять взяла его за руку.
— Идем?
Теперь они пошли не к большому входу, а к узкому проему в боковой стене. Здесь был высокий, по колено, порог. В Коле вновь проснулся прежний петербургский мальчик (тот, что вспомнился недавно при разговоре с французами). Он вспрыгнул и отработанным жестом протянул руку Саше. И она — ну, в точности как Оленька! — легко и ловко приняла его помощь. Наверно в каждой девочке, независимо от звания-воспитания, прячется принцесса.
Они спрыгнули в колючую траву, глянули друг на друга и рассмеялись.
— Ты о чем это так ловко говорил с теми приезжими?
— А… больно много о себе думают. Будто их Франция пуп Земли, а мы дикари. Ну, я им напомнил одну книжку, чтобы носы не задирали…
— Какую книжку?
— «Всеми гонимые»… Да я же тебе рассказывал о ней. Про Козетту… А еще там есть Гаврош, мальчишка такой. Он во время, боя, под выстрелами, собирал пули для ружей. Ну, как здешние ребята во время осады…
— Значит, он против наших воевал?
— Нет, это еще раньше было… А та девица вдруг сказала, что я похож на него.
Саша скользнула по нему глазами:
— Такой же смелый?
— Нет, наверно, такой же… языкастый… — И засмеялся опять.
А Саша спросила без улыбки:
— А он уцелел там, под пулями?
Коля вдруг ясно ощутил ее тревогу. И хотел сперва соврать: да, уцелел. Или можно было сказать: «Не знаю, не дочитал». Он ведь и правда читал роман лишь урывками. Трудно все же одолеть такой пухлый том по-французски. Татьяна Фаддеевна выписала эту книгу через симферопольский магазин, у которого были связи с Францией, и сказала, что русского перевода еще, видимо, нет. То, что Коля не прочитал, она пересказывала ему по вечерам, полагая, что столь увлекательная и нравоучительная книга будет весьма полезна для мальчика. И могло случиться, что Коля и вправду не знал бы еще судьбы Гавроша. Но сейчас врать было невозможно. После того, как только что побывал в святом месте…
— Нет, он погиб…
Коля заметил, как Саша украдкой сцепила пальцы замочком: от дурной приметы.
— Тогда не надо.
— Что не надо? — неловко сказал он.
— Чтобы ты был похож…
У Коли почему-то — мурашки по спине. Он бодро тряхнул головой:
— Ну, а теперь куда?
Обогнули храм по теневой стороне. Открылось еще одно здание. Красивое такое, с наружной лестницей, сводчатыми окнами, с крестом над крышей.
— А там что? Церковь?
— Нет, там настоятель монастыря живет и монахи. А церковь вон… — Саша вытянула руку к невысокому зеленому куполу с золоченым крестом. — Это храм Семи Священномучеников, его тоже недавно построили…
— Ты в нем была?
Саша виновато вздохнула;
— Ни разу. Один раз подошла, но он оказался закрыт до вечерней службы, а ждать не было времени… Коля…
— Что?
— Я… Тут еще одна церковь есть. В нее я всегда захожу. Она… будто моя… Хочешь, зайдем?
Он удивился ее голосу — и смущенному, и с непонятной тайной. Торопливо кивнул. И опять она взяла его запястье тонкими теплыми пальцами.
Снова пошли мимо недостроенного храма. Теперь уже не было видно ни французов, ни сторожа. Полная пустота и солнечная тишина, которой не мешали ни шорох моря, ни трескотня кузнечиков. Мимо штабелей из брусьев инкерманского камня, мимо груд из бревен и досок, а потом через гущу жесткой и высокой сурепки вышли на берег Карантинной бухты. Шхуна, что недавно верповалась с моря, уже стояла теперь у ближнего причала. А за бухтой увидел Коля холм, белые заборы и крыши Артиллерийской слободки. Совсем недалеко. Казалось, будь тут мост, добежать можно в несколько минут. Свой дом Коля не разглядел за соседними крышами, но Сашин и Маркелыча — вот они… Саша, однако, тянула его вдоль берега, направо.
Здесь в зарослях дрока стояли развалины. Можно было угадать, что это церковь, только снесенная снарядами наполовину. Остался нижний этаж, его верхние кромки поросли полынью.
