Давно закончилась осада... (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книга жизни TXT) 📗
Оська, Норик и Вертунчик сели на корточки у чемодана. Мальчик взглянул из-под челки без улыбки, но по-доброму. И глаза не черные, как весь он, а серые…
— Можно? — спросил Оська.
— Конечно… Только по одному солдатику.
— А выбирать можно?
— Пожалуйста.
Норик выбрал тяжелого конного рыцаря.
Оська — барабанщика. Не такого, как прежний. Тот был из белого сплава, а этот — медный. И мундир не такой, и на голове не кивер, а фуражка. Но все равно барабанщик. Он, конечно, не станет ольчиком, но будет хотя бы памятью о старом.
Вертунчик взял оловянного матросика. И спросил:
— А можно для Бориски и Вовчика?
— Ну, возьми… если отдашь им.
— Я отдам… — Вертунчик взял еще гусара на коне и гладиатора. Подумал и задал новый вопрос:
— Ты ведь вроде бы не такой уж большой. Разве уже не играешь?
Оська и Норик с двух сторон дернули любопытного Вертунчика: зачем суешься в несвое дело. Но мальчик не удивился, не обиделся.
— А я в солдатиков никогда не играл. Это не мои, а брата… А он уже большой…
Что-то было в его голосе необычное. Какая-то скрытая жалоба, что ли. И тревога…
И Оська, Норик, Вертунчик не встали, не пошли сразу прочь. Норик шепотом спросил:
— А брат… С ним — что?
Наверно, увидел мальчишка сочувствие. Понял: эти трое чуют что-то.
— Брат… он совсем большой. А все не расставался с ними. А весной ушел в Хатта-даг, добровольцем. И пропал там, четыре месяца нет писем… Мы думаем, может, все-таки живой, в плен попал или в заложники. Мама уехала туда, искать, а сестра, она тоже большая уже, нашла чемодан и говорит: “Играл, играл в войну и доигрался… Не могу видеть, сердце болит. Иди раздай их, может, это принесет удачу…”
— Много он накопил их, — вздохнул Вертунчик. Наверно, не знал, что еще сказать.
— Много… А я загадал: если раздам их по одному за сегодняшний день, тогда… все будет хорошо.
Оська нащупал на груди шарик: “Пусть будет…” Но это был его шарик, а не мальчика.
Когда отошли, Норик придержал шаги.
— Ось! А если сказать ему про Цепь? Чтобы он как мы… Тогда, наверно, точно у него сбудется. А?
— Наверно…
— Идем!
— Не идем.
— Почему?
— А если он загремит? Было у мамы два сына, а… сколько останется?
— Но мы же полезем вместе с ним! Как ты тогда со мной!
— Я вот тебе полезу! Мы обещали Сильверу, что никогда…
— Обещали. Но раз такое дело…
— Тебя рано выписали из больницы, вот что, — сумрачно сказал Оська. — Надо было еще голову подлечить.
Норик надулся. Он иногда умел так…
— Ты сам подумай, — извиняющимся голосом начал Оська. — Ты один у матери. Если брякнешься, ей как жить?.. У меня-то все-таки проще: если что — будет скоро замена…
— Кому голову-то лечить надо? — язвительно спросил Норик.
Вертунчик выступил в роли примирителя.
— Ось! Когда маленький будет, вы как его назовете?
— Не знаю. Родители не хотят придумывать заранее, они суеверные. Вроде меня… А Чудовищу я сказал: “Анка, если будет мальчик, назови Оскаром, в мою честь…”
— А она? — покосился на Оську Норик.
— Я думал, она скажет: “Фиг тебе!” А она: “Ладно. А если девочка?” — “Тогда пусть будет Мамлюча!” Она: “Что-о?”
Посмеялись. Потом Норик остановился.
— Ребята. Он ведь не раздаст солдатиков за сегодня. Их там полный чемодан…
И опять вмешался Вертунчик. Все же он молодец, Вертун-побрякун!
— Бежим к нашим! Расскажем! Потом пусть каждый бежит в свой двор, собирает всех знакомых. А те — еще! День-то впереди большой!
И они побежали.
Впереди Вертунчик — бренча амулетами, которые висели на шее, на рубашке, на запястьях и под коленками.
Потом Норик — которому вообще-то бегать нельзя, но если очень-очень надо, то все-таки можно.
И Оська — который опять видел перед собой тугую линию ватер-штага.
