Мальчишки из Нахаловки (Повесть) - Мандругин Александр Андреевич (полные книги TXT) 📗
Зато есть мох, которым проложены бревна в землянке. Надергать его не составило большого труда.
Сложив мох на полу у печки, Максим сунул в кучу ствол ружья и выстрелил. Мох разлетелся, но часть его загорелась. Это был маленький, чуть живший огонек. Максим бросился к нему, подгреб мох и начал осторожно дуть. Мох задымился, и веселый огонек побежал к рукам. Максим отщипывал от сучьев корочки, маленькие щепочки, клал на огонек и ликовал при виде того, как он рос, вытягивался вверх. Землянка наполнилась дымом, он лез в горло, щипал глаза. Но все это пустяки, главное, есть огонь!
Максим сгреб маленький костерик прямо руками и бросил его в печку. Огонь чуть не погас, потом снова стал расти и занял всю печь, загудел в трубе.
Когда Максим спрыгнул со стены во двор казармы, Володька ахнул.
«Что он наделал? Не выберется же обратно». Сел, прислонившись к забору, прямо на сугроб и стал ждать.
Володька услышал, как в казарме заиграли зорю, перебежал от стены к домам и встал против ворот. Что же будет с Максимом? И вдруг раздались громкие крики: «Держи! Держи!» Из ворот на красавце скакуне вылетел Максим. Привстав на стременах и склонившись вперед, он мчался прямо на Володьку. Потом круто повернул вправо, и когда уже стал таять в туманной дали, грянул выстрел. Из ворот выскочили на конях казаки и устремились в погоню.
«Не догонят, — решил Володька, — у Максима вон какой конь», — и побежал к Абдулу Валеевичу. Газис был уже дома. Он только что позавтракал и укладывался спать.
— Отчаянный голова, — усмехнулся Абдул Валеевич, когда Володька рассказал о Максиме. — Ну ладно, ложись все спать, а я пойду к Василь Василичу.
У Володька на душе стало спокойнее. Раз Абдул Валеевич не волнуется и в курсе будет Василий Васильевич, то с Максимом ничего не случится. Да и не таков Максим, чтобы попасться казакам.
Проспали ребята до самого обеда. Их разбудил Абдул Валеевич.
— Пришел Максим? — сразу же спросил Володька.
— Нету, — хмуро ответил Абдул Валеевич и рассказал, что по Нахаловке скачут казаки, расспрашивают всех, не видели ли мальчишку на карем коне. Тому, кто скажет, обещают награду. Видели его в Слободке, видели, как он проскакал мимо лесопильного завода к горе Маяк, а куда делся потом, никто не знает, потому что буран замел все следы. Казаки обшарили лес, Маяк, поймали у Сакмары лошадь, а Максима не нашли. Наши — человек сорок красногвардейцев — ищут и тоже не находят. Василь Васильевич стал аж черный от горя.
— Я знаю, где он, — сказал Газис, — на острове.
— Почему так считаешь? — спросил Абдул Валеевич.
— Я бы на его месте так сделал.
— На остров трудно ходить, снег много.
— Больше ему некуда деться, — настаивал Газис.
— Ну ладно, смотреть нада, пойдем.
В лесу снегу было почти по пояс. Чтобы было легче идти, ребята старались попадать в след Абдула Валеевича. А он, будто не замечая снега, широко шагал: скорее надо, солнце пошло под гору. Вдруг Абдул Валеевич остановился:
— Плохо дело, бульна плохо, — пробормотал, он. У его ног пролегла длинная, едва подмерзшая полынья, Абдул Валеевич осторожно обошел ее по самому краю, внимательно вглядываясь в смерзшиеся льдинки, и сказал:
— Был здесь Максимка, вот смотри, — и показал на лошадиные волоски, вмерзшие в лед на краю полыньи.
— Утонул? — вырвалось у Володьки.
— Не утонул. Смотри тута, — показал Абдул Валеевич на глубокую, наполовину занесенную вмятину в снегу у коряги. Абдул Валеевич пошел вперед, отыскивая следы. Вот сломанная ветка, а вот тут Максим перелезал через упавшее дерево и сбил старый снег со ствола, а здесь он упал, под этим деревом, видать, отдыхал.
— Здесь он! — закричал вдруг Газис, обогнавший всех. — Смотрите, из трубы дым идет.
Газис побежал к землянке, распахнул дверь и некоторое время всматривался в полумрак. На полу у самой печки, зарывшись в солому и тряпье, сброшенное с нар, обняв ружье, крепко спал Максим. Над печкой сушились полушубок, шапка, валенки. У самой топки — поленья, топор. Значит, Максим, прежде чем уснуть, основательно поработал.
— Молодца, Максимка! — сказал Абдул Валеевич. — А спать, однако, нельзя, пол холодный, землянка сырой. Давай вставай! Эй, Максимка, вставай нада. Ну!
Максим с трудом открыл тяжелые веки, несколько минут вглядывался в друзей, наконец сел. Он силился улыбнуться, но получилась какая-то исказившая лицо гримаса. Его била крупная дрожь. Абдул Валеевич снял с себя полушубок, закутал в него Максима и уложил на нары.
— Газиска, возьми чайник, набери снег, чай варить будем. Володька, снимай рубашка, штаны — давай Максимка.
Ребята бросились исполнять распоряжения. Абдул Валеевич снял с Максима еще влажные рубашку и штаны, надел на него Володькины, а Володьке велел закутаться вместе с Максимом в полушубок и лежать вместе.
— Ах ты, отчаянный голова, — подсел к Максиму Абдул Валеевич. — Зачем так рисковал? Казак поймал, плеткой засек бы до самый смерть.
— Ха, не поймали ведь.
В чайнике закипела вода. Абдул Валеевич налил кипятку в жестяную кружку и подал Максиму. Тот хлебнул, обжегся, почувствовал, как по всему телу пошло приятное тепло, и стал маленькими глотками прихлебывать живительную влагу. От большого огня в землянке стало жарко и душно. Максимовы рубашка и штаны высохли быстро. Высохли и валенки и варежки, а вот полушубок никак не высыхал. Да и нельзя его быстро сушить — покоробится. А на дворе уже стало смеркаться.
— Пускай надевает мое пальто, — сказал Газис, — а я побегу так, не замерзну.
— По очереди будем одеваться, — поддержал его Володька.
— Зачем? Я в своем дойду, — запротестовал Максим, — я уже согрелся. И полушубок чуть-чуть сырой.
— Чуть-чуть не считается. Давай, Газиска, твое пальто. Пошли, — скомандовал Абдул Валеевич.
— А ружье? — забеспокоился вдруг Максим, увидев, как Абдул Валеевич надевает на себя ружье. — Дядя Абдул, вы никому не отдадите его? Ведь оно наше.
— Ладно, будет ваше. Здесь его оставить не надо.
Пробираться через сугробы и древесные завалы в потемках было еще труднее, чем днем. Поэтому Абдул Валеевич повел ребят по льду, и они быстро и сравнительно легко миновали остров, пересекли Сакмару, обошли Маяк, и вот она, дорогая сердцу, милая, уютная Нахаловка.
Абдул Валеевич распахнул дверь, и Максим первым вошел в избу. Отец, Никита Григорьевич, дедушка Кожин и несколько незнакомых мужчин сидели у стола. «Опять заседают», — мелькнуло у Максима в голове.
— Папа, не ругай меня, пожалуйста! — воскликнул Максим.
Василий Васильевич вскочил, схватил сына за плечи, прижал к себе и тихо сказал:
— Да разве за такое ругают.
