Мальчишки из Нахаловки (Повесть) - Мандругин Александр Андреевич (полные книги TXT) 📗
— Газис, ты? А я боялся, не увижу тебя. Знаешь что, смотри, маме не говори.
— А может быть, я за ней завтра пошлю коляску. Пусть посмотрит, что ты в хорошем месте, — сказал Гена.
— Что ты! Она же плакать будет. Я завтра поправлюсь и приду на остров. А когда у меня все заживет, наловим рыбы — и домой.
Максима разбудили воробьи. Первая мысль: откуда на острове появилось столько воробьев? Открыл глаза, и они уперлись в белоснежную наволочку, а не в грязную мешковину, на которой он спал в шалаше. Резко, как привык это делать просыпаясь, повернулся на бок и невольно вскрикнул от боли. И тут вспомнил, что с ним вчера случилось и как он попал в эту светлую комнату.
Боль, будто проснувшись вместе с ним, не унималась. Она волнами ходила по спине и убедительно внушала: лежи, не шевелись. Ну нет, ему здесь незачем оставаться. Судя по теням за окном, сейчас еще раннее утро, значит, все спят. Окно невысоко, через него можно легко выбраться.
Стиснув зубы, Максим осторожно повернулся на бок, спустил ноги с дивана, посидел, ловя момент, когда очередная волна боли отхлынет, и встал. И тут обнаружил, что никуда уйти не может: ведь он совсем голый, если не считать бинтов, обмотавших его от плеч до пояса. В этот момент распахнулась дверь, и в комнату заглянула горничная Маша.
— Что ты наделал! — громким шепотом заговорила она. — Тебе нельзя вставать. Смотри, кровь выступила. Надо будить Илью Ильича.
— Не надо, подсохнет, — виновато ответил Максим.
— Да нельзя допускать, чтобы кровь сочилась сквозь бинты, заражение может быть.
— Не будет. В прошлом году я, знаете, как ногу рассадил, и ничего, прошло.
— Ну-ка дай я тебя хоть подбинтую, чтобы кровь не проступала. А вы, барышня, зачем сюда? — сказала Маша, оборачиваясь к двери. Это вошла Соня. — Чего это вы поднялись в такую рань?
— Я пришла ухаживать за раненым… Ой, кровь! — воскликнула Соня и подбежала к Максиму. — Тебе больно?
— Нет, почти не больно. Ты только не кричи, а то доктора разбудишь.
— Конечно, надо его разбудить. — Соня убежала.
Через минуту, завязывая на ходу пояс халата, появился хмурый, невыспавшийся Илья Ильич.
— Что случилось?
— Да вот, — объяснила Маша, — встал, и кровь проступила.
— Ты мне прыти не проявляй, сказано лежать, и лежи. Когда можно, будет вставать, скажу. Подбинтуй, Маша, и до завтра не трогать.
Доктор пощупал Максимов лоб, посчитал пульс.
— Есть жарок. Все нормально. Дайте ему сейчас кружку простокваши, в завтрак хорошую котлету. Кормите его шесть раз в день. А ты, молодой человек, лежи и, как это говорят у вас в Нахаловке, не рыпайся.
Доктор ушел.
Соня вернулась с кружкой простокваши.
— Знаешь, ты остаешься у нас, и я буду за тобой ухаживать, буду тебе давать лекарства, сидеть около тебя.
— А зачем около меня сидеть?
— Около больных всегда сидят сиделки. Я буду тебе рассказывать что-нибудь, читать книги. Хочешь, я тебе сейчас почитаю интересный рассказ, хочешь?
— Давай читай.
Соня сбегала в другую комнату, принесла книгу, забралась с ногами в широкое кресло и начала:
— Рассказ называется «Господин Могусам».
Читала Соня довольно бойко, но как-то однотонно, и рассказ был нудный, «господский». В нем шло повествование о том, как один барчук решил жить самостоятельно. И оказывается, без помощи взрослых не смог толком ни одеться, ни поесть, а ушел из дому и заблудился. Посмотрела бы эта госпожа писательница, как живут ребята в Нахаловке. Им родители помогают разве что в грудном возрасте. Вот Коля, четыре года ему, а для себя все делает сам. А Васек и Катя даже матери помогают. Неинтересный рассказ! И сколько Максим ни тужился, не сладил с навалившейся на него дремой, уснул. Тут же проснулся от наступившей вдруг тишины. Первое, что он увидел, — это полные слез глаза Сони.
— Ты что, Соня?
— Какой ты противный, я тебе читаю, а ты спишь. Ты невоспитанный.
— Не серчай, Соня, я нечаянно. Рассказ больно скучный, все про вас, богатых. Знаешь что, дай я сам буду читать, тогда не усну.
— А мы и не богатые. Мама все время жалуется, что денег не хватает. Она мечтает съездить в Италию. Целых три года собирала деньги. А ты говоришь — богатые.
— Ты еще не знаешь, что такое бедно жить.
— А ты знаешь?
— Ха, я-то знаю.
— А ты бедный?
— Да не богатый. Ну ничего, вот скоро свергнем всех буржуев и будем так жить, ого! Не хуже вашего.
— А как «не хуже нашего»?
— Ну как, я, например, пойду учиться в гимназию.
— А сейчас почему не учишься?
— Так деньги же надо, чудачка, а тогда бесплатно будет.
— Я тебе дам денег, спрошу у папы, и дам, вот ты и учись в гимназии.
— На кой мне твои деньги, я сам заработаю.
— Как ты заработаешь?
— А так, поступлю в главные мастерские слесарем и буду зарабатывать.
— А кто такой слесарь?
— Слесарь — это мастер, все может сделать. Вон в двери замок, кто его сделал? Слесарь. А ключ к замку — тоже слесарь. Да что там ключ, паровозы слесарь делает, машины всякие.
— И ты будешь делать паровозы?
— А ты как думала? Конечно, подучусь сначала.
Маша принесла завтрак. Придвинула к постели табурет и поставила тарелку с двумя большими котлетами. На другой тарелке лежали кусок белого хлеба и нож с вилкой.
Максим зажал в горсть вилку, в другую взял нож, воткнул вилку в котлету и начал ее резать.
— Ой, Максим, ты и правда невоспитанный, — рассмеялась Соня, — ну кто так ест!
— А че? — удивился Максим.
— Разве так вилку держат? Вот так надо. И котлету ножом не режут.
— А зачем же тогда нож?
— Нож положено подавать, а резать им не все можно. Ты еще вздумаешь рыбу резать.
Когда Максим управился с котлетой, Маша принесла кружку сладкого чая.
«Ну если меня так будут кормить, я тут ожирею. Недаром Котька Гусаков такой толстый. Жрет, наверное, еще лучше», — подумал Максим.
Маша сказала, что и больному, и сиделке надо отдохнуть, и увела Соню. Максим попытался читать, но веки налились тяжестью, сами собой закрылись, и он уснул.
Может быть, он проспал бы до самого вечера. Но пришел Гена, начал рассказывать, как хорошо его отряд провел время на острове, а потом спросил:
— Скажи, кто в прошлом году с вами жил на острове?
— А откуда ты знаешь, что мы там жили?
— Твои друзья сказали.
— В прошлом году мы жили одни, как и это лето.
— Не ври, с вами жил хромой старик.
— Ну как же, дедушка Кожин был с нами… Иногда приезжал.
Максим догадывался: Гена неспроста расспрашивает его о прошлогодней жизни на острове, что-то хочет выпытать. Поэтому сразу насторожился и решил ничего ему не говорить. Но интересно, что Гена узнал?
— Вот видишь, дедушка Кожин. А скажи, он курит?
— Нет, не курит.
— И ты и твои друзья не курите? Так откуда же там прошлогодние окурки? И папиросные, и махорочные. Особенно много их возле землянки.
— Почему же ты думаешь, что они прошлогодние? Может быть, они позапрошлогодние.
— В позапрошлую весну было большое половодье, все смыло, а в эту разлива не было, и окурки остались целенькими.
— Ну тогда я не знаю. Может быть, кто без нас жил.
— Значит, не знаешь? А вот это тоже не знаешь?
Гена достал из кармана измятую, запачканную типографской краской бумажку и бережно развернул ее. Максим узнал листовку, которую Вася печатал в прошлом году. По всему видно, это был пробный экземпляр. Им Вася стер откуда-то краску и бросил в угол землянки.
— Ну откуда я могу знать? — смутился Максим.
— Хорошо, и этого ты не знаешь. А скажи, куда вы дели ружье, из которого ты ранен? Газис его унес вместе с тобой.
— Разве он унес? Вот молодец, а я и не видел, ведь мне очень плохо было. Куда же он его дел?
— Значит, тоже не знаешь. Имей в виду, за хранение огнестрельного оружия может очень попасть. Ну ладно, папа говорит, что ты еще больной, лежи. А я иду знаешь куда? В юнкерское училище. Офицером буду. Революции нужны свои офицеры. Котька Гусаков тоже идет. Да почти весь наш отряд бойскаутов. Нас охотно берут. Ведь мы подготовлены.
