Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Уже есть успехи?
И он продемонстрировал их:
— О да! Добрый вечер! Как вы поживайте? Давайте сдохнем кино!
Я поперхнулся от этого милого русского языка: «…сдохнем кино». Я объяснил ему ошибку, и мы тихо, не привлекая внимания, посмеялись.
— У тебя хорошая учительница? Или учитель?
— Учительница. Римская красота, хорошо говорит по-английски. Нашла ее Галя, мой секретарь.
Стоп, Шаммас! Галя, твой секретарь — сотрудник КГБ. И учительницу тебе подсунули из КГБ. Вот оно: «…скоро ему будет не до Эр-Рияда». Вот где вылезли уши Абрамыча.
— И сколько же ты взял уроков русского?
— Два. Но уже «сдохнем кино» говорю, — засмеялся посол Кувейта. — Да, я месяц ношу с собой подарок для тебя. Ты мне преподнес замечательный кляссер, а я привез тебе из Кувейта запонки для рубашки. — Он как-то небрежно сунул мне в карман пиджака коробочку и сразу забыл о ней.
— Где вы занимаетесь? В посольстве? — вернул я его к урокам.
— Да, но ей это неудобно. В следующий раз еду к ней домой. Она очень привлекательна: совмещаю эстетику со знанием русского.
Мы оба улыбались, со стороны это не могло вызвать каких-либо подозрений. Я твердо решил разрушить коварный замысел Абрамыча. И не расценивал это как предательство Родины, хотя формально так и было. Я вмешиваюсь в разработку КГБ, разрушаю план вербовки. Как это еще расценивать? Да меня убить мало! Я же принимал присягу на верность Родине. А сам готов выдать врагу совершенно секретные сведения, воспрепятствовать его вербовке. Но Саид не враг моей Родине. Он стремится к развитию дружеских отношений.
— С Эр-Риядом надо подождать, время не пришло, — заметил я, не стирая с лица улыбки. Мне эту информацию дал Иван Маркович, и я воспользовался ею. — Пожалуйста, не делай серьезного лица. Ты сейчас услышишь такое, что заболит сердце. А ты дипломат и должен будешь улыбаться, если не хочешь меня подвести.
— О да! Я так и буду делать, — сразу врубился этот умный интеллигентный человек и расплылся в своей широкой улыбке, показав замечательные коралловые зубы.
— Я сотрудник КГБ, — расплываясь в не менее искренней улыбке, сказал я, приглядываясь к Шаммасу, — не попал ли ему в рот уксус. Но все было нормально.
Дальше я не успел ничего ему сказать: напротив, в углу зала, началась какая-то возня: мужчины, женщины раздвинулись, образовали сначала небольшой круг, потом вся шире и шире. Они что-то высматривали на полу. Потом пошло совсем необъяснимое: двое молодых мужчин в смокингах упали на колени и, чиркая зажигалками, при свете их пламени что-то выискивали на темном дубовом паркетном полу.
Мы с Шамасом сразу отвлеклись от нашего серьезного разговора. По другую от нас сторону стола стоял посол Ганы и с не меньшим интересом следил за таинственными поисками. Шаммас спросил его, что случилось.
— Госпожа Харрисон, супруга посла Великобритании, потеряла бриллиант из сережки, кажется, девятнадцать карат, — пояснил нам посол.
Поиски приняли судорожный характер, теперь уже четверо мужчин в черном ползали на коленях. Все склонили головы в надежде обнаружить эту драгоценность. Половина зала забыла, зачем сюда пришла. Все включились в поиск. Госпожа Харрисон едва сдерживала слезы, они уже стояли у нее в глазах.
На пороге зала показались моя жена и посол Судана, они удивленно глядели на всю эту необычную картину.
— Что они ищут? — тревожно спросила Люба, приглядываясь к усилиям британских дипломатов.
— Госпожа Харрисон потеряла из серьги настоящий бриллиант в девятнадцать карат. Целое состояние!
Люба вдруг весело засмеялась, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Неужели это настоящий бриллиант в девятнадцать карат! — воскликнула она наивно и достала из сумочки злополучный камешек. — Я-то думала, это простая подделка. Скажи мадам, чтобы она не убивалась понапрасну. Я нашла его в коридоре возле женской комнаты.
Наступила немая сцена, как в «Ревизоре» после слов «К нам едет ревизор!». Люба держала двумя пальчиками сверкающий гранями камешек, даже не представляя, какое богатство она нашла, и так легко, без сожаления, протянула его госпоже Харрисон.
Последовали восторженные возгласы, благодарности сыпались на Любу со всех сторон. Сэр Харрисон, худой и длинный, я бы сказал сухопарый англичанин, склонившись к Любе, поцеловал ей руку. Мы были приглашены в гости к британцам, но меня больше всего занимал неоконченный разговор с Шаммасом. Он тоже ждал его продолжения и не отходил от меня ни на шаг. Пока Люба принимала поздравления и благодарности, я посмотрел на Саида и сказал:
— Улыбайтесь, сэр! Делай вид, что мы обсуждаем Любин поступок. Итак, я сотрудник КГБ и выдаю тебе секрет огромной важности. Твоя учительница русского языка, прелестная подруга Гали, работает в КГБ. Если ты еще не был у нее дома, это твое счастье. Саид, ты мне друг, и я не хочу, чтобы КГБ загнал тебя в западню. Под благовидным предлогом откажись от изучения русского языка. И главное — в гости к ней не ходи! Нет, ты только посмотри, как Люба вошла в роль героини! — переключился я на другую тему. — Все забыли, что пришли на праздник Танзанийской республики.
Мы покинули посольство одни, и, когда уже сидели в машине, Люба вдруг спросила меня:
— Ты не одобряешь, что я вернула англичанке бриллиант?
— Что ты, Люба! Ты просто умница! Я бы, конечно, не вернул.
— Почему? — удивленно повернулась ко мне жена. — Это же нечестно! Это нам не принадлежит!
— Они проклятые эксплуататоры! Пьют кровь из простого народа. И бриллиант этот добыли рабы в Африке или Индии. Моя задача нанести им как можно больший урон, чтобы ослабить капитализм! Ради победы социализма и коммунизма во всем мире!
Люба наконец поняла, что я ее дурачу своими лозунгами, и с улыбкой прислонилась щекой к моему плечу. Этот эпизод немного развлек нас, внес какое-то оживление в нашу жизнь. Любе было о чем теперь рассказывать…
Мне позвонил Иван Маркович и сказал:
— Хочешь поехать в аэропорт встречать Ясира Арафата?
Хочу ли? Наивный вопрос! Увидеть знаменитость, которая вот уж добрых два десятка лет занимает умы самых различных политиков. О чем еще может мечтать журналист? Ни одна звезда кино не смогла столько продержаться в звездах, как Арафат. Всюду за границей его принимали на уровне министра или главы государства. Интервью с ним было делом моей профессиональной чести. Я очень благодарен Ивану Марковичу за приглашение поехать в аэропорт.
— Мы нашу прессу в известность не ставим о его приезде. Этот визит — полуофициальный, и он просил журналистов не привлекать. Тебя увидеть Арафат пожелал сам. Я гляжу, ты котируешься там, среди арабов. Так что давай дерзай!
— Будут какие-то указания, рекомендации?
— Напишешь отчет; если договоришься, то опубликуешь. Будет что-то конкретное, тебе сообщат.
Я узнал Арафата сразу, даже если бы он был без своей традиционной клетчатой накидки на голове. Среднего роста, подтянутый, в полувоенной одежде, он был похож на профессионального военного. Арафат легко сбежал по трапу самолета в сопровождении одного телохранителя. К трапу подогнали черную «Волгу». Встречали его, кроме Ивана Марковича, двое чиновников из МИДа и я, так что прилет был обставлен незаметно.
Поселили его в гостинице «Советская», я бы сказал, не в лучшем отеле, но здесь был лучший контроль КГБ.
— После обеда буду рад с вами повидаться, — сказал он мне приветливо, и мы ненадолго распрощались.
Когда я приехал во второй половине дня, у двери меня встретил телохранитель. По его глазам я понял, что ему очень хочется меня обыскать, и сам сделал жест, показав, что у меня за поясом нет оружия. Он засмеялся и пропустил меня в номер.
Странное испытываешь чувство, встречаясь с этим человеком. Я не волновался и не трепетал, когда бывал на приемах у Алексея Николаевича Косыгина, в кабинете министра культуры Екатерины Фурцевой, здоровался с маршалом Малиновским, даже тогда, когда меня принимал министр МВД Щелоков, и по-отечески похлопал по плечу Леонид Ильич Брежнев, вряд ли представляя, кто я такой. Я не испытывал особых эмоций. Так, было что-то вроде самолюбования: мол, допущен, мне доверяют. А в сущности, это ровным счетом ничего не решало и никак не влияло на мою личную судьбу. Наверное, потому что я не был честолюбив. Многие мои друзья и коллеги, лишенные такой «привилегии», удивлялись моему равнодушию, а некоторые считали, что я выпендриваюсь и многозначительно молчу, в то время как меня распирает непомерное самодовольство, от которого когда-нибудь лопну. Но я не фальшивил и мог в этом признаться даже самому себе.
