Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
– Да, удача, случай, обстоятельства в политике не последнее дело. Значит, дорогой прокурор, хотите заполучить мое досье, а заодно и мои деньги? – спросил хан Акмаль слишком уж весело и почему-то поднялся.
«Вот я и добрался до главного, – подумал Сенатор, – теперь не помешала бы мне его жадность и самоуверенность, что он в обмен на бумаги выкупит себе жизнь, с КГБ такие торги не пройдут, это не ОБХСС, придется расшифровать каждую строку тайных досье, а за грехи ответить по закону, там миллионами никого не соблазнишь. Вера во всесилие денег может на этот раз его погубить. Самое слабое место подобных людей, – неожиданно подумал гость, – они абсолютно уверены, что все продается и все покупается, дело лишь за ценой». Такая мысль показалась ему даже открытием, и он решил дома занести это в дневник, где он фиксировал свои жизненные наблюдения.
Хан ходил где-то за его спиной, и высокий ворс афганского ковра ручной работы скрывал его грузную поступь, зато он хорошо слышал его дыхание, тяжелое, одышливое от жирной пищи, частого курения и неумеренных выпивок. Наверное, просчитывает, какой суммой следует поделиться, чтобы и гостя не обидеть, и интереса его к себе не потерять, подумал человек из ЦК и потянулся к серо-голубой пачке «Кент», отыскавшейся среди ночи и в Аксае.
И вдруг произошло невероятное. Хан Акмаль, ходивший у стены со знаменами, сделал стремительный рывок к дастархану, у которого спиной к нему полулежал на мягких подушках гость, переступил через него, грубо выругался, и с силой ударил ногой по руке, наконец-то дотянувшейся до пачки «Кент», лежавшей в дальнем углу скатерти. Пачка сигарет, словно выпущенная из катапульты, глухо ударилась в оконное стекло. Сухроб Ахмедович не успел ничего понять от неожиданности, как хан начал пинать его ногами, приговаривая:
– Дураков ищешь, мент поганый? Думаешь, не знаем, с кем ты в Ташкенте якшаешься день и ночь, ходишь в доверенных людях у нового прокурора республики и у его молодого заместителя, с твоей помощью они пересажали половину уважаемых людей республики. Сейчас ты подробно расскажешь, с кем так замечательно выстроил идею отнять без особых хлопот у меня все: и деньги, и тайны людей, правящих Узбекистаном? Кто помог? Москвичи, следователи по особо важным делам, догадались, или твои друзья в прокуратуре, или в КГБ такую складную сказку сочинили – ислам, зеленое знамя, деньги во имя будущего свободного Узбекистана…
А я, дурак, ведь чуть не клюнул. Как ловко придумал – занести все в компьютер, а копию в КГБ, в прокуратуру, да? Вот сейчас вызову человека, он большой мастер по части дознания, не скажешь – живым не выпустим. И смерть, достойную предателя своего народа, придумаем. Ты, кажется, говорил, что тебе тандыр-кебаб у меня понравился и бассейн? Так вот – умрешь в наслаждении: или уничтожим в прекрасном голубом зале, или сжарим живьем в тандыре, а потом отдадим свиньям, чтобы и следа твоего поганого в Аксае не осталось. А перед смертью послушай теперь меня, умник. Ты думаешь, закон в руках у прокуратуры, суда, юстиции, МВД, КГБ – чушь собачья, это для тех, кто не догадывается, кто хозяин в стране. А хозяин один, он и есть закон, имя его – партия! Я, к твоему сведению, сопляк, член ЦК, депутат в обоих Верховных Советах, я могу ошибаться, даже совершать преступления, но я и люди, подобные мне, я имею в виду видных членов партии, неподсудны. Самое большее наказание – отстранят от дел и отправят на пенсию, и то с персональными привилегиями, которые таким, как ты, щелкоперам, законникам, и не снились. Да ты сначала поинтересовался бы, дурья башка, кто из Москвы, из больших людей бывал здесь, в Аксае, с кем я общался там, у них в столице, у кого с Шарафом Рашидовичем гуляли в гостях на дачах в Белокаменной. Они ведь тут такое вытворяли да такое по пьянке говорили, а у меня все зафиксировано, подшито в дело. У меня натура такая, есть бухгалтерская жилка, люблю учетность и отчетность. Так что, милый, я с этими людьми в одной обойме, в одной упряжке, кто же позволит меня посадить. А ты предлагаешь мне стать иммигрантом в стране, где я настоящий хозяин. Не выйдет! Пока у руля партии и государства мои друзья, ни тебе, ни твоим коллегам, даже из КГБ, я не по зубам, заруби это себе на носу. А сейчас ты на собственной шкуре испытаешь, испугался я тебя или нет, даже если ты и заведующий отделом ЦК, – и он громко крикнул: – Ибрагим! Ибрагим!
Прокурор услышал еще издали, в коридоре, за закрытой дверью скрип сапог бегущего человека. Наверное, кто-нибудь из утренних сотрапезников, подумал он и не ошибся, в комнату влетел, гремя чем-то железным в руках, тот, который и провел его в эту краснознаменную комнату, и он наконец за весь долгий день услышал его имя – Ибрагим.
Учтивый сотрапезник подбежал к лежавшему гостю и с ходу пнул кованым сапогом в бок, прокурор аж передернулся, подумал, не выбил ли он ребро, такая острая боль ударила сразу в позвоночник, и в этот момент Ибрагим поддал ему еще раз, и Сенатор дико закричал.
– Кричи, кричи, тут тебя ни твое КГБ, ни ОБХСС не услышат, – злорадно сказал Иллюзионист и засмеялся, его поддержал золотозубый вассал.
Ибрагим вдруг рванул его правую руку к себе, и только теперь гость увидел, что гремевшее в руках железо – наручники. Человек в костюме навырост привычным движением защелкнул их на руке и перехватил левое запястье, но тут вышла заминка, он хотел замкнуть чуть выше часов, но зев наручников оказался для этого мал, гость все-таки был крупный мужчина. Ибрагим кинулся расстегивать браслет, но это ему не удавалось, «Роллекс» имел двойной запор с секретом. Не выдержав возни помощника, хан Акмаль поспешил ему на помощь и, только прикоснувшись к тяжелому золотому браслету, который Ибрагим наверняка считал своей добычей, вдруг удивленно, отчасти с испугом спросил:
– Откуда у вас, Сухроб-джан, эти часы? – Вопрос прозвучал в такой интонации, что Ибрагим невольно отошел подальше, почувствовал, что произошло какое-то недоразумение.
Сенатор моментально уловил растерянность хозяина, понял, что это его единственный шанс остаться живым, ибо знал, что в горячке хан непредсказуем, поэтому, собрав всю выдержку, спокойно ответил:
– Японец подарил.
– Какой японец, настоящий, из Страны Восходящего Солнца? – вытирая взмокший лоб, спросил обладатель двух Гертруд и многих регалий.
– Артур Александрович, есть такой человек, близкий друг Анвара Абидовича Тилляходжаева, он и Шарафа Рашидовича хорошо знал, а Японец – его московская кличка.
– Артур Александрович ваш знакомый? – уже совсем ошалело спросил хан Акмаль и жестом подозвал Ибрагима, чтобы тот снял наручники.
– Да, мы с ним хорошие друзья, и он мне многим обязан, – ответил спокойно избитый гость, словно ничего не произошло, и потянулся за второй пачкой сигарет, лежавшей там же, где и первая.
Иллюзионист услужливо протянул огонек зажигалки и закурил сам.
– Ничего себе история вышла, я-то думал, ты засланный казачок. – Сомнения все еще отражались на его одутловатом лице, и мысль работала лихорадочно: как быть, как быть – прокурор читал это без особых усилий, и вдруг лицо хана Акмаля просветлело, обращаясь к Ибрагиму, он сказал: – Ибрагим, соедини-ка нас по срочной с Артуром, сейчас глубокая ночь, наверняка дома, он порядочный семьянин, скажи, что его просит Сухроб Ахмедович Акрамходжаев.
«Наконец-то сообразил, как проверить», – подумал Сенатор и с удовольствием затянулся, бок от удара сапогом побаливал. Прежде чем выйти из краснознаменной комнаты, Ибрагим снял с подоконника телефонный аппарат и поставил его перед прокурором. «Хоть бы он оказался дома, хоть бы был дома», – твердил как заклинание Акрамходжаев, вспыльчивый норов аксайского хана гарантий не предполагал. Они продолжали молча курить, разрядить обстановку хану, видимо, не хватало фантазии, а у гостя для светской беседы были слишком напряжены нервы. Так они просидели минут семь-восемь, не больше, эти мгновения для прокурора показались часами.