Масть пиковая - Мир-Хайдаров Рауль Мирсаидович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Я не знаю досконально всех ваших идей – ни политических, ни хозяйственных, ни национальных, но вы уверенно претворяли их в жизнь и, судя по первоначальному впечатлению, вряд ли собираетесь отступать, перестраиваться, мне это больше по душе, чем бесхребетность, беспринципность. За вами реальное знание ситуации в крае, знание души, традиций и чаяний народа, наверняка не исчерпано до конца и ваше политическое и финансовое влияние на события, – осторожно закинул удочку прокурор.
Хан Акмаль по-прежнему слушал, прикрыв глаза, но руки его нервно перебирали четки, и на скрытый вопрос гостя он никак не реагировал, и тот продолжал.
– Спасая вас, я не ставлю никакой конкретной цели, хотя, может быть, я вас о чем-то и попрошу, но об этом позже. Убежден, такой человек, как вы, заслуживает помощи, несмотря ни на какие ошибки, заблуждения, злоупотребления, наверное, этого требовали какие-то высшие цели, интересы, пока неведомые мне.
Теперь самая трудная и последняя часть вашего вопроса – кого я представляю, кто стоит за мной и какие цели преследую я сам? Что бы я ни сказал по этому поводу, покажется неубедительным, а порою даже ложью. Возможно, я покажусь вам человеком с непомерным тщеславием, пытающимся взять груз не по плечам, – судить вам. Шаг к тому, что затеял, я сделал – сижу перед вами. Наверное, Акмаль-ака, вы отдаете себе отчет, что сегодня безвременье, безвластие, хотя видимость ее и сохраняется. Отсюда неустойчивость, неопределенность во всем, и потому на данный момент я никем не уполномочен вести переговоры с вами, никто не стоит за мной, я пока представляю самого себя.
От неожиданности хан Акмаль выронил четки и поднял помутневшие то ли от выпивки, то ли от внутреннего напряжения глаза и, не скрывая разочарования, злобы, спросил строго:
– А кто вы такой, чтобы игнорировать всех и так высоко возносить себя?
Сенатор рассчитывал на эту реакцию и, чтобы сбить пыл хану, вновь потянулся за сигаретой, оказавшейся последней в пачке.
– Кто я такой? – сказал он, закурив. – Человек не растерявшийся, реально знающий обстановку на сегодня, в будущем имеющий возможности оказывать влияние на события в крае, как вы прежде. А если еще откровеннее, я хочу заменить вас, природа не терпит вакуума, ваше место все равно рано или поздно кто-нибудь займет, я решил, что мне это по силам. И вам, наверное, лучше знать своего преемника в лицо. Ваши друзья, имея власть, проворонили ситуацию и сегодня без сожаления отдают вас на заклание, и если я, единственный, прорвался к вам с помощью, не логично ли благословить меня, назначить своим преемником?
Аксайский Крез засмеялся сначала тихо, а затем зашелся в громком, истерическом хохоте, гость не сразу понял, то ли это искусственная, деланная веселость, то ли хозяину действительно смешно, а может, опять какой-нибудь трюк, чтобы сбить его с толку, следовало спокойно выждать и не любопытствовать.
Насмеявшись вдоволь, хозяин вытер слезившиеся глаза и сказал, улыбаясь, вполне искренне:
– Вспомнил один старый случай, о нем лет двадцать назад печатали в газетах. Помните, в Конго при Чомбе арестовали нашего корреспондента «Известий» Николая Хохлова? Так вот, он беседует со своим сокамерником в тюрьме, естественно, о политике. Сосед по нарам разъясняет корреспонденту позицию своей партии, программу, цели, часто упоминает пышное ее название. Идеи партии настолько привлекательны, смелы, пронизаны духом демократии, свобод, что наш журналист не выдерживает и честно признается, что, к сожалению, не знает ни этой партии, ни ее численности, ни где размещается ее штаб-квартира, хотя и живет в Браззавиле давно. Заключенный не смущается неведением корреспондента известной газеты и говорит, что не мудрено, вы и не могли знать об этой партии ничего. Вконец смущенный Хохлов спрашивает – она что, тайная? Да нет, отвечает коллега по несчастью, – не тайная, но дело в том, что эту партию я придумал здесь, в тюрьме, в этой камере, и пока состою в ней один, но место генерального секретаря я решил зарезервировать за собой, идеи все-таки мои! Не кажется ли вам, что ваши амбиции в чем-то схожи, уважаемый товарищ Акрамходжаев?
– Да, действительно, история смешная. Наверняка нечто подобное происходит сейчас и у нас в стране. Пользуясь демократией, свободой слова, терпимостью к разным идеям, и у нас развелось немало людей, подобных вашему генсеку без партии из Конго. Но в остальном я все-таки с вами не согласен. Для начала хотя бы то, что я нахожусь на свободе, а сегодня в условиях Узбекистана, когда расчищаются рашидовские конюшни по аналогии с авгиевыми, мало кто может дать гарантии на этот счет, у многих рыло в пуху. Даже в вашем положении, при ваших регалиях, связях, деньгах шансов остаться на свободе никаких, это однозначно, на что же рассчитывать остальным?
Сенатор увидел, как побледнело лицо у Креза, он вроде собирался что-то сказать или даже прервать его, но сдержался, удар был нанесен сильно и вовремя. Действительно, смеется тот, кто смеется последним.
– Теперь насчет тех, кого я представляю, или, по-конголезски, о членах партии, о программе. Повторяю, сегодня не время формировать ни единомышленников, ни определять какую-нибудь стратегию. Пусть все пройдут проверку временем, выдержат беспрецедентную чистку, а потом я определюсь, буду знать, на кого можно положиться и у кого какие взгляды на самом деле. Мое нынешнее служебное положение напоминает мне работу рентгенолога, я вижу всех, кого хочу, насквозь. А насчет программы – спешить тоже не следует, неизвестно, куда еще страна повернет.
Прокурор почувствовал, что в разговоре произошел какой-то перелом, и, судя по растерянности хана, в его пользу, и он уже уверенно продолжал:
– Обстоятельства, дорогой хан, и определят и стратегию, и тактику, и людей, которые лучше всего подходят для этого. Вы формировали правительство и партийный аппарат на свой лад, делали ставку на людей, которые ныне предали вас. Впрочем, оговорюсь, предательство я бы пережил, если за ним стояла цель, но я не могу пережить их растерянности, трусости, никчемности. Вы можете хотя бы сегодня понять, что все, кого двигали много лет, сказались полными ничтожествами, не способными даже защитить себя, где уж тут думать об Отечестве. Всю жизнь метались между официальным курсом и вашими желаниями, а сегодня не могут прибиться ни к тому, ни к другому берегу, потому что везде опасно и нигде нет гарантий, а эти люди живут только при гарантии их привилегий. А то, что за привилегии следует бороться или их защищать, они к этому не приучены, готовы служить при ясной погоде и попутном ветре, а сегодня штормит…
– Тут вы в точку попали, Сухроб-джан, не на тех людей мы ставку дали, не ту породу вывели, – спокойно поддержал Иллюзионист.
– Вот именно, метко вы сказали – не та порода. Ныне они ни народу не подходят, ни власти, оттого и злобствуют, мешают перестройке, лежат бревном, да что там бревном, железобетонной глыбой на путях обновления.
– Перестройки? – переспросил ехидно хан Акмаль.
– А почему бы и нет? Только на ее дорогах есть возможности найти реальную самостоятельность республики, ее независимость, а там посмотри, все революции делались поэтапно, даже Октябрьской, если не запамятовали, предшествовала главная – февральская. Сначала проедемся с партией на трамвае перестройки, а там видно будет. А при самостоятельности Узбекистана, как я ее себе представляю, мы сможем быть здесь не тайными хозяевами края, как вы, дорогой хан, а открытыми, легальными. Суверенитет предполагает многое, тут уж вы не будете свои желания подстраивать под настроение Кремля, а такой путь открывает только перестройка, ей действительно альтернатив на данном этапе нет, она вполне совпадает с вашими целями, насколько я их знаю, Акмаль-ака.
Политика вещь тонкая, и я в ней, честно говоря, пока небольшой специалист, но я найду себе стоящих советников, консультантов, один, я думаю, уже есть, – Сенатор выразительно посмотрел на хозяина дома и понял, что тот остался доволен таким поворотом разговора, – сейчас столько неформальных объединений плодится каждый день и порою в их программах я вижу рациональное зерно, я и отберу из них лучшее, столкну лбами наиболее амбициозных идеологов, чтобы в их распрях понять настоящую суть и прикурить от их молнии, отберу идеи, что выживут в спорах и подойдут моим устремлениям и, конечно, сложившимся обстоятельствам.