Объяснение в ненависти - Владимирский Петр (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Гостю повезло. Юрия из кухни зачем-то позвала мать, и он вышел. Через пару минут, налюбовавшись комнатой Веры Лученко, гость вернулся в кухню.
— Ну как? — поинтересовался Юрий.
— Наша пани докторша, — подала голос старшая Лученко, — каждый день, перед тем как заснуть, инвентаризацию своих психов проводит! Чтоб, значит, ни одного дегенерада не забыть! У ней, у Верки, никто не забыт, что ты! За каждой наклейкой в папках написано про этих, вся подноготная. Однажды я так, по случайности, взглянула. Там такое!!! Про детство ихнее, и про родителей, и про половую жизнь. Фу! Какая она бесстыдница, людям про такое вопросы задавать! А они, придурки, ей все про себя рассказывают. — Зинаида победно взглянула на сына и гостя.
— Мам! Ну что ты все путаешь! Не «дегенерады», а «дегенераты», — поправил родительницу сынок, пропустив мимо ушей тот факт, что она смотрела истории болезней Вериных пациентов. Видимо, его нравственные принципы допускали чтение чужих медицинских документов.
— Юрочка! Что ж ты мать перед школьным товарищем поучаешь, нехорошо, сынок!
— Ладно, не бери в голову. Я ведь не со зла. Просто мы с тобой объясняем Борьке про мою «счастливую семейную жизнь».
Мать и сын совершенно не обращали внимания на то, что гость на их реплики никак не реагирует.
— А у вас, Борис, детки есть? — полюбопытствовала Зинаида.
— Есть, — скупо ответил Зуев, не сообщая никаких подробностей.
— Таким, как моя невестка, я бы вообще запретила рожать. Какая она мать? Кроме клиники своей, ничего не видит!
— Интересно, если бы она однажды осталась без работы, то что стала бы делать? — спросил гость, удачно меняя тему.
Мать с сыном переглянулись: это неожиданное предположение почему-то показалось им очень смешным. Сын басовито заржал, как конь, скаля зубы, мать захихикала мелко и с треском, будто орехи колола. Зуев пожал плечами.
— Ну и чего такого, — сказал он. — Нынче много народу без работы сидит.
— Да она сейчас в отпуске как раз, — заметил Юрий. — В Одессу поехала.
Он не стал уточнять, что тоже был там с ней один день. Мужчины вышли на кухонный балкон покурить. Здесь все было приспособлено для неторопливого мужского отдыха: старый журнальный столик с подпиленными ножками и два маленьких неудобных детских стульчика, большая банка из-под кофе, полная окурков. Помолчали.
— Читал про клонирование? — внезапно спросил Юрий. Он покупал на книжных развалах все, что попадалось под руку, и читал все подряд. Его голова была забита случайной информацией.
— Что-то слышал, — неопределенно протянул Борис.
— Представляешь, до чего дошли, а? Рождается ребенок из одной-единственной клетки, не обязательно своего отца, но допустим, ты хочешь, чтобы сын был похож не на тебя, а на какую-то шишку. Какого-нибудь Шварценеггера!
— Бред, — процедил бывший одноклассник. — Мой ребенок — моя кровь. И я захочу, чтобы он был похож на какого-то американского качка?
— А если ты урод? Ну, не ты конкретно, а кто-то. Предположим, родить хочет девка какая-нибудь. Страшная, как обратная сторона Луны. Вся в кратерах! — Юрий захохотал. — И при этом ей до потери пульса нравится, Допустим, Димочка Нагиев или Том Круз.
— Ну?
— Что получает девка-уродина? Не знаешь? А я тебе скажу. Ее киндереныш будет точной копией, близнецом Круза или Нагиева. Только представь себе: бесконечное клонирование людей!
— Не нравится мне это. Как же без отца? Вместо родителя, который ночами не спит у колыбели, сказки рассказывает, любит свой живой комочек больше жизни, будет матрица… Тьфу!
— Чего ты так раскипятился? Твои дети, небось, и не догадываются, какой ты им папашка преданный!
— Догадываются, — зло сплюнул с балкона Зуев и впервые посмотрел на бывшего одноклассника с нескрываемой неприязнью.
— Да ладно тебе. Что ты взвился! Я пошутил, — похлопал его по плечу Юрий. Но Зуев уже направился к выходу.
4. ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ДАВЛЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Андрей Двинятин в тысячный раз за последние дни набрал телефон Веры. Тишина. Он раздраженно пнул ногой стул и подошел к окну, стараясь дышать помедленнее, чтобы не стучало так в висках. Вид из окна ничем новым не порадовал. Тот же наскучивший панельный дом напротив, за ним волны соснового леса. Край города, Лесной массив. Мамина квартира хороша, когда нужно отдохнуть и поразмыслить… Но он так привык к их с Верой дому!
Еще недавно он писал ей записки на листках в клеточку. Это был особый жанр — утренние записки. Потому что он вставал рано и шел на работу, а она спала до полудня, вела прием во вторую смену. В записке крупно написан код мобильной трубки. Она всегда его забывала или спросонок нажимала не те кнопки, потом расстраивалась, снова начиная ругать себя за вечную войну с техникой. Главное — связь. Сразу звони, кисюля, и сообщи: твоя сплюша проснулась. Сплюшевая. Это была такая игра в новые смешные и нежные слова. Еще недавно он старался начинать свою записку каждый раз иначе, другим словом, и заканчивать так же необычно. И непременно чтобы она улыбнулась. Он писал: скоро, вечером, он будет, пусть она потерпит. Может, перед ее уходом на прием ему удастся вырваться, они пообедают вместе. А завтрак стоит на плите, ей нужно только разогреть. Когда он гулял с Паем, встретились знакомые собаки, они играли, обнюхивались. И больше ничего интересного. По телевизору показывают ерунду, но кое-что он отметил для нее. «Ну все, я побежал, целую, твой заяц».
Еще недавно он принимал в клинике своих ушастых и хвостатых пациентов, бинтовал и смазывал, смотрел глаза и уши, выписывал капли и делал уколы, рядом метались помощники, грохотали песни по FM-станциям, но он ничего не слышал, а представлял, как она просыпается, сразу идет читать его записку, улыбается, включает телефон и звонит. И ждал, когда кончится этот длинный день и можно будет наконец схватить, обнять, впитать прохладу ее кожи…
Еще недавно она баловала его забавными открытками в ответ на утренние записки. Она хитро подсовывала их под дворники на машине, вызывая щенячий восторг.
Но теперь ничего этого не было. Ни записок, ни открыток, ни звонков. По телефону никто не отвечал, а в клинике, где работала Вера, говорили всякую чушь.
Даже телевизор, последний собеседник одинокого человека, ничего не показывал и молчал по воле «Воли-кабель». Кому пришло в голову такое нелепое словосочетание?! «Воля-кабель»! Почему не «Равенство-кабель» или не «Братство-кабель»? Или «Кабель-любовь»? Все ее подруги, словно сговорившись, обзывали этот кабель кобелем. Свихнуться можно.
Андрей вышел в кухню, смолол зерна и сварил термоядерный кофе. Только так он мог прочистить себе мозги. С тех пор как любимая женщина ушла, он чувствовал себя немощным стариком. Молодое тридцатипятилетнее тренированное тело потеряло обычную энергию и силу. Ноги и руки не хотели слушаться, вялость обволакивала движения и мысли. Он заметил, что даже легкая и пружинистая прежде походка стала медленной и шаркающей, стариковской. Никогда ветеринар не сутулился, а теперь, проходя мимо зеркала в прихожей, с удивлением заметил свой сгорбленный силуэт.
Вкусовые ощущения тоже изменились, кофе казался пресным. Ну и правильно, ведь самый главный ингредиент приготовления вкусного кофе — это она сама, любимая женщина. Андрей с тоской понимал, что сварить хороший кофе ему не помогут ни четыре миллиона его согорожан, ни сорок восемь миллионов жителей страны, ни все шесть миллиардов обитателей этой суетливой планетки Земля. Потому что без нее никого из них нет. Ему нужна только Она, и только для Нее он смог бы приготовить вкусный кофе…
Он пососал ломтик лимона, но не почувствовал кислоты. Вынув изо рта лимонную шкурку, с горечью подумал: «Она выжала меня, как этот лимон…» Сжал голову руками и так просидел, оцепенев, несколько минут. Или часов?.. Отчаявшись что-либо понять, Двинятин сказал себе: «Не-ет, хватит», выскочил из дому, сел в свой «пежо» и рванул с места. Поеду в клинику, решил он. Сегодня был свободный день, но сидеть дома просто невыносимо!.. И, в конце концов, может ведь хозяин ветклиники нагрянуть и посмотреть, что там и как?
