Зеленый король - Сулицер Поль-Лу (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— Не говорите глупостей, студент Сеттиньяз. Где, черт возьми, живется спокойнее, чем здесь? И потом, я люблю этот пейзаж.
Глаза за стеклами очков смотрели очень оживленно:
— Что вас так встревожило, Дэвид?
— Он рассказал мне о своем проекте.
— А! — просто отреагировал Таррас. И затем самым естественным тоном продолжил: — Я в это время пью чай, хотите чашечку?
И только тогда Сеттиньяз, смутившись, заметил, что его друг — один в доме.
— Как поживает Шерли?
— Она вышла на некоторое время, — ответил Таррас. Но Сеттиньяз обратил внимание на его тон:
— Все хорошо?
— Небольшие осложнения. Бедняжка уже не так молода, как ей кажется. Но ничего серьезного. Поговорим о вас.
Он весело улыбнулся, но видно было, что это та же ироническая веселость, которой грешил Диего Хаас
— О вас, не о Ребе. Дэвид, я безоговорочный союзник Реба. Вы, кстати, тоже, хотя и сопротивляетесь со свойственной вам храбростью. Я не обсуждаю его поступков. Смотрю на вещи просто: мне повезло в жизни, я встретил гения. Безумного гения или гениального безумца, как вам угодно, хотя, в сущности, тут разницы нет. Но гения. Со своей судьбой. Я люблю его, как никого в мире. Все, что он делает, хорошо. Понимаю я его или нет — почти не имеет значения. Поэтому давайте не будем углубляться в тему. Но почему вы так мучаете себя? Из-за новых обязанностей, которые Реб собирается возложить на вас?
— И этого было бы достаточно, чтобы я потерял сон, — признался Сеттиньяз.
— Вы собрали вокруг себя прекрасную команду юристов, специалистов всех профилей, лучших из тех. что можно было найти, Дэвид, у вас незаурядные организаторские способности. Я подозревал их в вас, но Реб их разглядел и сделал ставку на вас, а сейчас выигрывает партию. Вот уже пятнадцать лет…
— Семнадцать.
— Семнадцать лет вы собираете всю, даже самую ничтожную информацию о грандиознейшей империи, когда-либо созданной человеком. Вы, без сомнения, единственный, кто хоть что-то в ней понимает. Даже Реб, сколь бы феноменальной ни была его память, наверное, не смог бы… Как всегда, без молока?
— Да, как всегда.
— … не смог бы перечислить вам все свои компании. Он всего лишь человек, хотя иногда мне и приходит в голову мысль, не пришелец ли он. Сахар в горшочке с надписью «Лавровый лист». Нет, мне не надо, спасибо, я теперь не пью с сахаром, запрещено. И к тому же… вернемся в кабинет, я обожаю пить чай с булочками у камина.
Они перешли в другую комнату, покинули красную кухню, перейдя в ярко-красный кабинет, пересекли карминную столовую, бордовый холл и гостиную цвета красной герани, мимоходом бросили взгляд в алую ванную комнату, прошли рубиновую, затем гранатовую библиотеку, томатного цвета гараж, вишневый офис и цикламеновую телевизионную комнату,
— А это фантазия Шерл, — объяснил Таррас. — Цикламен! Скажите, пожалуйста!
Они уселись у огня.
— Кстати, мой дорогой Дэвид, какого черта, по-вашему, с тех давних пор, когда вы были моим студентом, я всегда отдавал вам предпочтение? Влюблен был в вас, что ли? Шутка. И Реб такого же мнения о вас. Мы говорили с ним об этом, если хотите знать. Да, разумеется, он иногда советуется со мной или вслух размышляет в моем присутствии. Он не ждет, что вы будете все время умножать его состояние, оно в этом вовсе не нуждается, возрастает само по себе и, наверное, достигнет гималайских высот, даже если вы просто усядетесь на нем, ничего не делая. Я не враг сомнений, но не слишком им предавайтесь. Лучше попробуйте эти булочки… Поверите ли? Реб велел вывезти из Ирландии целую семью, разместил ее здесь и обеспечил материально только потому, что мадам Каванаф, мозговой трест семейства, печет лучшие в мире булочки. Что правда, то правда. Так не говорите мне, что он сумасшедший, что его проект безумен и что я не в своем уме, раз поддерживаю его. — Джорж Таррас опустился в большое кресло с бордовыми подушечками. — Дэвид, мой мальчик, не знаю, когда он начнет, но, даже если конец известен заранее, это будет необыкновенно прекрасна битва. Так выпьем за безумие и мечту, Дэвид, за единственно разумные в мире вещи.
VII. ЧЕРЕПАХА НА ДЕРЕВЯННОЙ НОГЕ
Убаду Роша приглушил подвесной мотор лодки, и в ту же секунду стало совсем тихо. Казалось, даже течение бурной реки прекратилось, и если бы не бульканье водоворотов, неожиданно раздававшееся то тут, то там, можно было подумать, что вода замерла. Как всегда перед рассветом, влага, скопившаяся за ночь в верхней части стеной стоящих зарослей, стекала дождем: большие жирные капли ползли по листьям и, срываясь, шлепались вниз. Но никаких других звуков не было слышно, и даже туканы помалкивали.
Маккензи с Кольческу уже проснулись и, конечно же, Яуа со своими тремя людьми. Один из этих трех решил даже встать: перешагнул через бортовую коечную сетку и скользнул нагишом в воду; погрузившись по пояс, он направил форштевень лодки по фарватеру, видимому только ему; время от времени над лодкой смыкался очень низкий и темный свод, и людям, сидящим в ней, приходилось ложиться.
— Aroami, — сказал индеец.
— Остерегайтесь змей, — перевел Роша двум своим белым спутникам.
Проплыли метров шестьдесят, каждый старался подтянуть лодку, хватаясь за ветки кустарника; вдруг в конце зеленого туннеля заиграли лучи восходящего солнца.
За туннелем оказалось озерцо, со всех сторон окруженное лесом. Толща серого тумана почти в метр высотой клубилась над поверхностью, распространяя вокруг легкий запах гари, который Роша сразу уловил своими чуткими ноздрями Индейцы яномами, видимо, тоже. Яуа почти незаметным движением век сделал знак, что все понял.
Причалили к крохотному пляжу. Материализовавшись с почти фантастической скоростью, появился эскорт, их было человек тридцать, не больше. Все — абсолютно голые, на голове — тонзуры, а члены приподняты вверх и прижаты к низу живота тонким ремешком, сплетенным из лиан и завязанным между ног. Каждый индеец держал в руках огромный воинский лук из черного дерева. Никто не произнес ни слова. Лодку вытащили из воды, подняли мотор, прикрыли его брезентом и упрятали под листву. Не забыли даже стереть следы, оставшиеся от форштевня и киля на ноздреватой земле. Лес сомкнулся за группой, выстроившейся, чтобы идти дальше, в обычном порядке: две параллельные шеренги с обеих сторон тропы, если можно было говорить о тропе, ведь даже Убалду Роша двадцать лет проживший в джунглях, не различал ее. Раздался сухой хлопок, напоминающий звук спущенной тетивы, ударившейся о дугу лука.
Дозорные сразу замерли, насторожившись, затем часть из них растворилась в зарослях, а колонна застыла в ожидании. Но они быстро вернулись, с беззвучным смехом показывая на паутину, которую им приходилось срывать, чтобы проложить себе путь, — это доказывало, что врага, готовящего засаду, поблизости нет. Но Рошу не проведешь, он понимал: что-то кроется за этой игрой. Вот уже два года он не слышал о кровавых столкновениях. Но с яномами нельзя ни за что ручаться: ссора из-за женщины или на охоте могла очень быстро перерасти во что угодно, слишком много скрытых зачастую молниеносных стычек довелось ему повидать здесь, где стрелы полтора метра длиной неожиданно вдруг вылетают из густых, с виду необитаемых зарослей. Снова тронулись в путь и шли несколько часов.
Полчища визгливых обезьян проносились по зеленому своду над головами путников, но так высоко, что и стрелами не достать. Шествие все больше напоминало охоту. Сначала попались свежие следы кабаньего стада, и трое или четверо мужчин отделились от группы, предварительно намазав себе плечи и грудь коричневой и довольно пахучей жидкостью. Охотнику на кабана полагалось быть пахучим и соответственно разрисованным, к тому же нельзя было называть зверя, чтобы он не пропал. Следопыт, раньше всех заметивший кучки развороченной кабаном земли, сказал особым тоном: «Я увидел птиц», — и все поняли. Затем, через какое-то время, две другие группы пошли по следу тапира, спасающегося от собак или замешкавшегося у норы, где затаилось целое семейство броненосцев. Роше повезло, в сине-зеленой мгле он нос к носу столкнулся с ярко-зеленой, чуть ли не фосфоресцирующей змеей и тут же убил ее ударом мачете. Он подарил змею Яуа, тот вырвал у нее ядовитые зубы, воткнул их в пень, затем отрезал голову и перевязал туловище вверху, чтобы не вытекала кровь. Индеец шаматари смеялся:
