Зеленый король - Сулицер Поль-Лу (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
— Прошло двадцать два года и сто пятьдесят четыре дня, Дэвид. Вы помните Маутхаузен?
— Да.
— Ваши воспоминания абсолютно точны?
— Конечно, не так, как ваши.
Взгляд серых глаз стал очень тяжелым, сверлящим и почти гипнотизирующим.
— Боже мой! Те звуки жизнь родит простая… Дэвид? Помните, как дальше?
Сеттиньяз чувствовал, что слабеет неизвестно почему. Волнение охватывало его.
— Кротко ропщут звуки, город оглашая…
— Да, Дэвид!
— Что с собой ты сделал? Ты богат слезами… Что ты, бедный, сделал с юными годами?..
И он замолчал. Реб был доволен. Он улыбался необыкновенно ласково и дружелюбно:
— Я не хочу… как сказать?., играть на ваших чувствах. Так говорят по-французски, не правда ли? Или предаваться воспоминаниям в вашем присутствии…
Он размял ноги, кисти рук — когда он вынул их из карманов куртки, пальцы разжались и стал виден глубокий шрам у основания большого и указательного пальцев.
— Я действительно только что подумал о том дне в мае 1945-го, когда шел сюда. «Я никогда не забуду, что спас вам жизнь». Это тоже француз написал. Вы действительно не должны забывать, что, не будь вас, я был бы мертв. Я тоже помню об этом.
— Вы никогда ничего не забываете.
— Это не всегда хорошо, Дэвид.
В словах его звучало почти отчаяние, и это было просто непостижимо. Эмоции вновь захлестнули Сеттиньяза, и он подумал: «А молодая женщина там, внизу, похожа на Чармен…» Опять воцарилось молчание. Реб Климрод встал и начал ходить.
— Хайме Рохас, — сказал он. — Мне было интересно, сколько времени понадобится вам, чтобы вычислить этого человека. Вы оказались оперативнее, чем я ожидал. И как только понял, что вы все знаете, стал нарочно избегать вас. Я не был готов. Кто навел вас на след? Франсиско Сантана?
— Да.
— Я заметил, как он удивился, услышав от меня об этих восьми миллионах деревьев. А вы ездили к нему в Мериду. И, конечно, он сказал вам об этом. Дэвид, два человека носят почти одинаковую фамилию. Хайме Рохас и Убалду Роша. Второй — бразилец. Вы не должны путать их. В скором времени вы узнаете и другие имена: Эмерсон Коэлью и Жоржи Сократес. Они тоже бразильцы. Энрике Эскаланте, Джим Маккензи, Ян Кольческу, Тражану да Силва, Унь Шень, Уве Собески, Дел Хэтэуэй, Элиас и Этель Вайцман, Морис Эверет, Марни Оукс не так важны, даже если, с моей точки зрения, это чрезвычайно полезные люди. Да, понимаю, Дэвид: никого из них вы не знаете. Их фамилии не попали ни в одно досье. Но в этом и состоит смысл нашей сегодняшней встречи.
Он опять сел. Яркое солнце освещало Ист-Ривер и Манхэттен, и казалось: еще немного — и нагромождение бетонных башен обретет почти человеческий облик.
— Дэвид, в последние годы я вплотную занимался определенным количеством дел. Только мы с вами понимаем до конца, как их много и как они порой сложны. И вы, конечно, лучше меня знаете, чем я располагаю в смысле денег. Я никогда не любил заниматься подсчетами. Меня это мало интересует.
Он улыбнулся:
— И вы прекрасно знаете, что это никакое не кокетство с моей стороны.
— Могу представить вам все цифры, — сказал Сеттиньяз. — Только на это понадобится некоторое время. Четыре-пять недель. Ошибка возможна не более чем на два процента.
— Мне наплевать, Дэвид.
— Вы самый богатый человек в мире, намного богаче других миллиардеров.
— Очень хорошо, — весело и иронично, но без издевки ответил Реб. Он вытянул свои худые загорелые руки с белой отметиной шрама, о происхождении которого Сеттиньяз пока ничего не знал. Реб не носил часов и, разумеется, никакого кольца.
— Дэвид, вот уже несколько лет я готовлю одну чрезвычайно важную операцию, которая очень дорога мне, гораздо дороже любого предприятия, которое я мог бы затеять. До сего дня я вам об этом не говорил и не собирался говорить до будущего года. Это дело очень длительное, Дэвид. Мне хотелось бы, чтобы через два года, если согласитесь, вы приехали туда, на место, и посмотрели, что там происходит…
«Он все еще не решается сказать мне», — подумал Сеттиньяз, который слишком хорошо изучил Климрода, чтобы не разглядеть за всеми этими выстроенными в ряд фразами желания помедлить еще.
— Вы правы, — произнес Реб. — Я не решаюсь сказать вам.
— В таком случае не говорите.
— Я создаю новую страну, Дэвид.
По его словам, он уже вложил в свой проект восемьсот миллионов долларов. Но это только начало. Он считает, что понадобятся по меньшей мере четыре миллиарда долларов. Может быть, и больше. Скорее всего, больше. Поскольку возникло много непредвиденных проблем. Он действительно сказал «много», точно так же, как несколько секунд назад говорил, что дел, которыми он занимался семнадцать лет, «много и они порой сложны».
Художница пришла сказать, что обед готов; за столом они беседовали о живописи, книгах и фильмах, Реб упорно защищал Никола де Сталя, на которого нападала Али Данаан…
Но как только обед был закончен, они снова поднялись в белый кабинет и заперлись в нем.
Король рассказал, что идея уже давно созревала в его голове. «С 1949 или 1950 года. Но никак не раньше». Только тогда она не была такой четкой и ясной. Долгое время он недодумывал ее до конца. Но теперь, кажется, додумал, но, может быть, и не совсем, кто знает?
— Я хочу сказать, что окончательно разобрался, в чем состоит моя мечта, Дэвид. Что же касается ее реализации, то до этого еще далеко, надо преодолеть миллион трудностей и сломить сопротивление… И все же я прав. Свободный человек, если он неспособен до конца воплотить свою законную мечту из-за препятствий, из-за вмешательства нескольких государств или одного, прожил бы свою жизнь как заурядная личность, подвластная любому деспотизму в эпоху торжествующего варварства. Вы немного знаете меня, Дэвид… Разве я смирился бы с этим?
И Реб уже не мог остановиться, несколько часов подряд он изливался перед растерявшимся от неожиданности Дэвидом Сеттиньязом, который то начинал верить в проект, то вдруг осознавал, какое это немыслимое безумие. И потому не произносил ни слова или почти, а мягкий, спокойный голос перечислял то, что уже сделано, что делается и что намечено.
Сеттиньяз все же спросил:
— Вы говорили об этом с Джорджем Таррасом?
Улыбка:
— Да.
— Кто еще знает о проекте? Молчание.
Взгляд светлых глаз на несколько секунд стал ужасно колючим, почти свирепым, затем погас.
— За исключением Джорджа и вас, Дэвид, никто в этой части света. Никто, помимо людей, живущих там.
— А Диего Хаас? — не удержался Сеттиньяз. Опять молчание. Спускалась ночь.
— Пока я кончил, Дэвид, — сказал Реб. — Запомните: не в будущем году, а через год я хотел бы показать первые результаты и очень надеюсь, что вы приедете. Когда вам будет угодно, начиная, скажем, с апреля месяца. Позвоните Диего в Рио и просто скажите ему, что согласны пожить в его доме в Ипанеме. Пожалуйста, приезжайте один. И вот еще что, Дэвид: впредь я буду в основном рассчитывать на вас, как уже было сказано. Если вы не против. А коли так, то вам будут даны все необходимые полномочия. Я же буду очень занят в ближайшие годы…
Сеттиньяз предпринял специальное путешествие в Новую Англию.
Ему был хорошо знаком веселый маленький домик, снаружи выкрашенный красным лаком и внутри выдержанный в разнообразных тонах того же цвета. Это был дом Таррасов в Мэне. Сеттиньяз приезжал сюда сразу после войны, когда был еще студентом Гарварда, а Джордж Таррас преподавал там тогда.
Домик не изменился, к нему только пристроили две комнаты:
— Чтобы разобраться… наконец-то разобраться! Разложить все книги, ведь я действительно не знаю, куда их девать.
— Смените дом.
Сеттиньяз не знал, сколько денег Таррас, получал ежегодно от Реба, но, учитывая щедрость последнего, предполагал, что сумма должна быть огромной. Во всяком случае, достаточной для того, чтобы старый профессор позволил себе купить три-четыре графства.
