В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна (первая книга TXT) 📗
– Милиция? НКВД? Зачем? Они хотят меня арестовать? За что? Бога ради, позвольте мне позвонить маршалу Буденному! Сеня меня никому не даст в обиду…
– Да не за вами приехали! Маразм полнейший, сны наяву видит, – сообщила домработница Колосову, а потом опять стала увещевать хозяйку: – Вам же сказали: Володя умер. Поскользнулся в ванной и умер… Дура набитая! Мальчики осиротели, дом осиротел теперь. Придите же в себя, вспомните, кто вы. Вам же говорят: у нас горе великое… такое горе, господи, господи.
И она, грубо толкая, повлекла кресло в глубь дома.
Последнее, что слышал Колосов от Мансуровой, было: «Медведь тащит женщину! Стреляйте! Повторим дубль, больше, больше света!»
В доме, во дворе, на площадке перед калиткой и воротами суетились люди, подъезжали машины. Уйма врачей, по вызову прибыла «Скорая» из Раздольска и дежурная реанимационная бригада Центральной клинической больницы, сотрудники милиции, встревоженные соседи из окрестных дач. Из этой разношерстной толпы Колосов с трудом выделил для себя лица базаровских домочадцев. Все разговоры со свидетелями он оставил на потом, решив сначала взглянуть на место, где произошел несчастный случай.
Из просторной ванной комнаты на несколько минут попросили выйти всех, кроме врача «Скорой». Тело Владимира Кирилловича лежало на кафельном полу в луже воды. Тут же валялись ватные тампоны, сломанные ампулы, иголки, в головах стоял портативный аппарат для искусственной вентиляции легких. Врачи пытались сделать все возможное, но… Колосов неторопливо обследовал ванную. Ее ремонтировали совсем недавно: евродизайн, плохо гармонировавший с остальной дачной обстановкой. Вместительная чугунная ванна, рядом раковина, встроенная в зеркальный шкаф, полотенцесушитель, еще один шкафчик. Колосов открыл его дверцы: шампуни, зубные щетки, мыло, туалетная бумага, фен на полочке. Он наклонился осмотреть дверь. Закрыться изнутри нельзя. Запорное устройство отсутствует – просто имеется медная, красивой формы ручка, поворачивающаяся вокруг своей оси. Ванна наполовину заполнена остывшей водой. На самом дне – электробритва: черный пластмассовый корпус, шнур, вилка.
– А кто отключил электроприбор? Выдернул вилку из розетки? Вы? – спросил Колосов врача.
– Сын погибшего. Тот, кто первым обнаружил тело.
Колосов, засучив рукав, осторожно извлек бритву из воды. Осмотрел. Фирма «Филипс». У самого корпуса на шнуре пластиковая оплетка лопнула, разорвалась, видны оголенные провода. Он крикнул в дверь, чтобы оперативники принесли целлофан упаковать вещдок. Потом начал внимательно осматривать руки трупа. На правой ладони Владимира Базарова ярко выделялась электрометка: серо-желтоватые пузыри ожога, багровая краснота.
– Слабый ток в 50—60 вольт уже опасен для жизни, а тут напряжение стандартное – 220. Он, видимо, схватился за провод мокрой рукой в том месте, где повреждена оплетка, – врач покосился на труп. – Он был уже мертв, когда мы приехали. Сын кричал: «Сделайте же что-нибудь!» И мы… Все было уже бесполезно.
– По-вашему, он упал и захлебнулся в ванне? – спросил Колосов.
– Нет, налицо признаки асфиксии, а не утопления. После действия электротока смерть наступает очень быстро: расстройство деятельности центральной нервной системы приводит к параличу дыхательного центра. Я думаю, вскрытие это подтвердит. Он, видимо, стоял в ванне в полный рост, достал эту дрянь из шкафа, потом вставил вилку в розетку.
– Розетка у самой входной двери, – Колосов наклонился. – Тройник здесь, тут еще полотенцесушитель подключен.
– Когда он включил бритву, его и ударило током. Он упал, ударился затылком о край ванны – возможно, при вскрытии обнаружится черепно-мозговая травма, – продолжил врач. – А бритва упала в воду. Взорваться могла вообще-то.
Колосов слушал, а сам легонько массировал пальцами электрометку на руке трупа. Возможно, спектрография покажет наличие частиц металла и расплавленной пластмассы на коже, что подтвердит…
– Доктор, а если я предложу иной вариант развития событий, – он снова медленно оглядел ванну. – Потерпевший взял в руки электроприбор. Не включенный в сеть. Рассмотрел его, увидел повреждение провода. А в этот момент кто-то вошел в ванную и вставил вилку в розетку. Она ведь у самой двери, только руку протяни. Результат ведь будет тот же самый?
– Так бывает лишь в третьесортных детективах, – врач хмыкнул. – Что за чушь? Кому это придет в голову?
– А не чушь ли бриться на ночь глядя в ванной?
– Я каждое утро бреюсь в ванной, молодой человек.
– Перед зеркалом – да. А тут… – Колосов смотрел на голый синюшно-багровый труп. Сын великого режиссера был тоже уже в летах. Нагота подчеркивала его чудовищную худобу – прямо кожа и кости. – Из того положения, в котором он находился, ни в одно из этих зеркал ни черта не увидишь.
– Вам видней, конечно. Вы милиция. Вы, собственно, кто, вы представились, я только не расслышал.
Колосов назвал все свои титулы. Словосочетание «отдел убийств», видимо, произвело впечатление.
– Ну не знаю. Вскрытие, конечно, прояснит картину, – врач задумчиво почесал подбородок. – А вы что, серьезно сомневаетесь, что это несчастный случай?
Колосов распахнул дверь ванной: пусть теперь тут поработают раздольские коллеги. Осмотрят место происшествия в соответствии с законом. А он тем временем побеседует с кем-нибудь из домочадцев. Но все члены семьи оказались буквально нарасхват. С братом покойного Валерием Кирилловичем беседовал сам полковник Спицын, уединившись на втором этаже. С юной блондинкой в черной водолазке и джинсах – невестой одного из сыновей – начальник местного уголовного розыска. Главный свидетель Дмитрий Базаров, как выяснилось, именно он обнаружил отца в ванной, беседовать ни с кем не мог, находился в полнейшей прострации. Возле него хлопотали врач и сестра из ЦКБ: мерили давление, кололи какие-то уколы. Даже с домработницей уже беседовали ретивые коллеги, снимали показания. И мешать им всем Колосов не хотел. Что ж, люди опытные, сами разберутся, что к чему. Проходя мимо темной гостиной, он внезапно услыхал чьи-то сдавленные рыдания. Включил свет и…
На полу возле старого кожаного дивана на медвежьей шкуре ничком лежал мальчишка в белых джинсах и модном оранжевом свитере. Плечи его тряслись. Скорее всего это был самый младший сын погибшего. И про него в суматохе все забыли. Колосов пересек гостиную, сел на пол, прислонившись спиной к дивану. Из медвежьей шкуры вылетела сонная потревоженная моль. Закружилась возле самой яркой лампы. Возле ножки дивана валялся плейер. Корпус его треснул. То ли грохнули им об стену, то ли раздавили каблуком. Колосов извлек кассету: «Ruby rap», «Mangalores» – музыка к «Пятому элементу».
– Отца сейчас увезут. Проститься не хочешь? – спросил он тихо. Молчание. Рыдания, всхлипы.
– А где мама? В отъезде?
– Ум-мерла-а…
Начало беседы никудышное. Колосов вздохнул.
– Тебе сколько?
– В-восемнадцать. – Мальчишка – не такой уж он оказался и юнец – плотнее вжался лицом в пыльный мех.
– А я с пятнадцати один остался. Мать с отцом в катастрофе погибли. Ехали на машине с курорта из Гагры и на горной дороге… Меня дед вырастил.
– Мой д-дед ум-мер…
– Я слышал, – Колосов снова вздохнул. – И видел. По телевизору. Деда твоего вся страна знала. Я фильмы его еще в школе в «Повторном» смотрел. Тебя не Кириллом зовут, не в честь его, нет?
– Ив-ваном, – на Колосова глянуло распухшее от слез лицо. – Вы кто?
Никита снова, в который уж раз, представился.
– Убийств? – Парень приподнялся на локтях. – Почему убийств?
– Работа такая. Хреновая. – Колосов протянул кассету. – Держи. Целая вроде.
– К черту! – Иван снова уткнулся в мех. – Оставьте меня.
– Чья это бритва была, Иван? – спросил Никита, словно и не слыша последней его фразы. – Отца? Твоих братьев? Дяди?
– Б-барахло… Навезли б-барахла, – мальчишка заикался от рыданий.
– Так чья же все-таки?
– Ничья. Валялась в ванной. Б-барахло проклятое…
