Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Оставьте нас вдвоем.
«Это и есть заготовленный ход? Посмотрим, что получится из твоей затеи, господин с усиками. (Под носом у него топорщится противный клочок волос. Фюреру подражает?) И сегодня ты пока не выходишь из себя. Рядом со Стародубцевым ты ангел. Хочешь взять хитростью? Зря стараешься. Служишь ты тому же дьяволу. Поэтому, в конечном счете, между Стародубцевым и тобою никакой разницы. В этом вся суть».
— Елисеев, — сказал следователь после продолжительной паузы, во время которой оба не переставали изучать друг друга, — Елисеев, а я знаю о вас значительно больше, чем вы сказали.
Следователь ждет ответа. Андрей молчит.
— Хотите послушать?
— Валяйте.
— Комсомольский секретарь, замполит, командир роты… Достаточно? Такую честь, согласитесь, маленькому человеку не окажут. Не правда ли? И поэтому ваша версия о дезертирстве, мягко говоря, не состоятельна.
Елисеев чувствует на себе цепкий взгляд следователя. Важно ничем не выдать волнения, никаких перемен в поведении не показать.
— Елисеев, вы держитесь с похвальным упорством. Но при этом допускаете одну существенную ошибку. Вы начисто упустили из виду такой фактор, как массовое пленение. В лагере немало и мирных жителей, и раненых партизан. А в таком случае не все удается утаить. Согласны?
«Ну и что? — зло думает Андрей. — Все равно из меня ничего не вытянешь». А вслух говорит:
— Чего только под пытками не наговорят вам.
На этот ответ тут же следует контрудар:
— Однако вы и под пытками не были словоохотливым.
— Мне нечего говорить. Так и запишите.
— А я, между прочим, ничего не записываю.
— Разговор не так трудно по памяти восстановить.
— Резонно. Но зачем мне заниматься этим, коль вы всего-навсего маленький человек в отряде? — на лице следователя усмешка.
«У него поразительная выдержка. Он так ни разу и не вышел из себя».
— В таком случае чего ради стараетесь? Ставьте точку — и делу конец.
— А разве это лучший выход из положения? — вопросом на вопрос отвечает следователь. И тут же встает. О чем-то сосредоточенно думает. Потом садится. Карандаш быстро бегает по бумаге.
— Это протокол сегодняшнего допроса, — говорит он все тем же обезоруживающе спокойным тоном. — Хотите взглянуть?
— Не все ли равно?
— Наверно, нет, — следователь кладет перед Елисеевым лист исписанной бумаги.
Андрей пробегает его глазами — одни биографические данные: родился в 1923 году, в селе Страчево Суземского района, в десять лет потерял отца (умер), имеет брата и сестру, после семилетки поступил в Орловский железнодорожный техникум, учебу прервала война… О техникуме Елисеев на допросах не упоминал — не к чему было. Откуда же узнал этот пройдоха?
Следователь улыбается.
— Не удивляйтесь, вас опознал сотрудник нашего отдела. Вот уж поистине пути господни неисповедимы! Мы с ним заглянем к вам. До войны он работал машинистом локомотива в Орле, не раз бывал на встречах в техникуме. И вы чем-то хорошо запомнились ему. Так что умалчивать эту деталь нет смысла, к тому же она явно безвредна для вас, если, конечно, не считать вашу активную общественную и комсомольскую работу в техникуме.
Елисеев молчит. Следователь вчетверо складывает лист, засовывает его в нагрудный карман френча.
— На сегодня, пожалуй, хватит. Сейчас вас уведут. Но прежде… прежде я хотел бы посоветовать вам не отказываться от продолжения разговора со мною. Минимальная выгода такой позиции — вас перестанет беспокоить Стародубцев…
Всю ночь, свернувшись калачиком на сырой земле, Елисеев думал о следователе и разговоре с ним. По-чудному поет этот господин. Хитрая бестия. И о Стародубцеве не случайно обмолвился. Не расслабиться бы только, не клюнуть на приманку.
«А что ему, собственно, нужно от меня?» — этот такой обычный вопрос Елисеев задал себе впервые. И был поражен неожиданным открытием: он, Елисеев, нужен следователю, в противном случае тот, узнав о нем все необходимое, перестал бы возиться с ним. С самого момента пленения Елисеев не сомневался в том, что его дни сочтены: из логова Каминского еще никто из партизан не выходил живым.
Нет, спешить с таким выводом не стоит. Ему готовят нечто другое. Что именно? Возможно, это будет самое ужасное из того, что можно даже предположить?
«Что ж, господин следователь, принимаю твой вызов. Посмотрим, чья возьмет».
Елисеев готовился к новому бою.
Несколько дней Елисеева не трогали. Возможно, это тоже входило в дальний расчет следователя с усиками?
И вот Андрея снова привели в тот же пакгауз. За столом сидели двое: уже знакомый обладатель комочка усов и человек выше среднего роста, который допрашивал пленных сразу же после их пленения, прямо на кладбище под Суземкой.
На обоих немецкие френчи, без погон, и русские галифе.
— Садитесь, — сказал следователь с усиками.
Андрей сел на табуретку. Перед ним, на столе, стояли графин с водой и металлическая кружка.
— Хотите пить?
— Обойдусь, — отказался Елисеев, хотя пить хотелось. «Не расслабляться. Сейчас начнется перекрестный допрос. Не спешить с ответами, выигрывать время на обдумывание».
— Курите? — это вопрос того самого бывшего машиниста локомотива, который узнал в Елисееве учащегося железнодорожного техникума, комсомольского активиста. Теперь и Андрею его лицо казалось знакомым. Да, да, он, этот машинист, был в числе шефов, с ним не раз встречались. Когда он улыбался, говорил или ругался, лицо его кривилось, словно ему было больно, выражение казалось одним и тем же, независимо от настроения.
— Пожалуйста, — он протянул пачку ароматно пахнущих папирос. И сейчас хотел Елисеев отказаться, но не удержался. Взял папиросу, затянулся и тут же почувствовал головокружение: сказались голод и почти бессонная ночь.
На него смотрели две пары глаз, внимательно, открыто.
— Как самочувствие?
Бывший машинист издевается или всерьез считает свой вопрос умным?
— Не жалуюсь.
— Гм… — Он помедлил и вдруг обрушил на подследственного град быстрых, вразброс, вопросов:
— Насколько нам известно, ваш отряд скомплектован из жителей сел Алешковичи, Павловичи, Безгодково, Полевые Новоселки. За счет каких сил восстанавливаете потери?
— Вы и сами знаете, что партизаном может быть каждый, кто борется с оккупантами.
— Гм… Как и откуда доставляют вам махорку?
— Москва не забывает.
— Сколько человек было в вашем отряде до блокады? Сколько осталось после прорыва?
— Не знаю, я говорил вам: в дни блокады я шел домой.
— Мирное население, ушедшее в леса, находится при отрядах или отдельно?
— Охраняется надежно.
— Каково вооружение партизан?
— Отличное. Немцы в этом убедились.
— В день прорыва, то есть первого июля, вы были с винтовкой или автоматом?
— Ни с чем. Я пробирался к себе в Страчево.
— Где сейчас, по-вашему, дислоцируются партизаны?
— Лес большой, господин следователь.
— В день прорыва ваш отряд действовал самостоятельно или…
— Еще раз повторяю: в блокаду я ушел из отряда.
Елисеев едва сдерживал усмешку. До чего же примитивна хитрость этого господина! Воображает себя пауком, плетущим тонкую паутину, в которую, по его мнению, невозможно не попасться.
Бывший машинист немного передохнул и вслух рассудил:
— Странно, в трудный для отряда момент он, видите ли, не забыл подумать о своей шкуре, а сейчас, когда терять нечего, не желает сохранить себе жизнь… По крайней мере, этого не видно по вашему поведению, — повернулся он к Елисееву.
Елисеев подумал, что не такой уж и примитивный этот следователь, что держаться с ним следует осторожнее, надо прощупать его намерение.
— А каким должно быть мое поведение?
— Гм… Этот вопрос деловой. Не правда ли, Борис? — обратился бывший машинист к следователю с усиками. Тот промолчал. — Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Мы предлагаем вам интересную работу. Более чистую, нежели повязка полицейского. Устраивает вас?
