Редкая птица - Катериничев Петр Владимирович (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Нападающие, похоже, не совсем поняли, что произошло. Упавший парень одет в синюю водолазку, на его груди ни крови, ни заметного отверстия. Тот, с цепью, уже летит на меня, как булыжник из катапульты. Делаю шаг ему навстречу, прижимаю к себе, словно интимного друга, втыкаю ствол нагана в живот и нажимаю спуск.
Выстрел похож на сильный выхлоп, и только. Пуля пробила ему печень.
На меня, кажется, рухнуло небо. Вместе со всем содержимым. Пытаюсь приподняться на четвереньки, удар ботинка в низ живота опрокидывает. Ребятишки «поласкают» меня ногами в свое удовольствие – месть за страх, что перенесли.
Бьют очень больно, но неточно, раз я все еще ясно соображаю.
Револьвер и «узи» они подобрали, а вот стилет – в рукаве. Правда, чтобы вытащить его, нужно как минимум тряхнуть рукой. А я не уверен, что она цела, – болит, кажется, все.
– Хорош, Серый. Труп нам не нужен. Старик спросит. Да и линять пора отсюда.
– Куда ребят?
– Давай на заднее. Сука, как он их завалил!
– Считай, нам повезло. Этот парнишечка Хасана кончил.
– Не нравится мне все это. Нужно бы его просто пристрелить.
– Но Старик, ты же сам сказал…
– А насрать на Старика. Из-за него нас всех накроют, как скунсов вонючих.
Легавый это, я чую… А Старику скажем – спецназ замочил парнишечку.
А-а-х! – Удар пришелся в лицо, вес куда-то поплыло… Обидно – вляпаться в такое дерьмо и так глупо… Были бы чуть поумнее, можно бы зубы им позаговаривать… Пока язык ворочается…
Я пытаюсь подняться и хоть что-нибудь сказать…
Новый удар… Я вижу теплую песчаную дорожку и плавно удаляющуюся по ней девушку… И самое обидное, так и не узнал, кто это, – Лена?.. Лека?.. Элли?..
Боль возвратилась, окрасив мир белым. На этом белом фоне взрываются алые круги, превращаясь в грязно-фиолетовые, потом в черные. Слова доносятся, как из бочки. Причем из бочки с дерьмом.
– Ладно, хорош развлекаться. Кончаем.
– Вот из этой штуковины?
– Ну да.
– Хлипковата больно.
– Зато дырки частые делает. Старик ведь проверит, как его замочили; а у спецназа такие «машинки» вполне могут быть.
– А у него-то это откуда?
– Говорю же, легавый. Я их на нюх чую. Значит, так – сначала я очередь, потом ты. И-до свиданья, дядя Ваня, чтоб никому не в обиду.
Парень подходит ко мне, пинком переворачивает на спину. Щелкает затвор «узи».
– Стой, там девка какая-то!
– Бля! У нее пистолет вроде!
– Брось автомат! – слышу я знакомый голос. Собираюсь с силами и приоткрываю глаза. Ленка стоит метрах в пятнадцати, расставив ноги, и держит «пээм» двумя руками – в лучших традициях американского кинематографа.
– Ты, целка! Что, хочешь убить живого человека? Насмерть? – Громила медленно поднимает руку с зажатым в ней автоматом. Зрачок его неумолимо приближается к неподвижной девичьей фигурке. – Моя мама родила меня не затем, чтобы…
О родственниках он рассказать так и не успел. Как и о цели собственного рождения. Кое-как собравшись, пинаю громилу в голень, автомат заработал, вздыбливая веером сухую пыль. Очередь оборвал жесткий рявк «Макарова». Я вижу, как другой быстро вскинул мой наган, – снова рявк – и парень упал лицом в землю.
Девушка опустила пистолет. Разжала руки, и он упал в пыль. Следом опустилась на дорогу и она.
К Ленке подползаю кое-как, на четвереньках, – боль все еще не дает разогнуться.
– Ты что, ранена?
Лицо ее серое, губы – почти синие. Но крови нигде не вижу.
– Куда?
– Я… убила…
– Потом, милая, потом. Уходим.
Наган и автомат я подобрал, пока полз к ней. Оба парня мертвы. Обоим пули попали между глаз. Это не просто профессиональные выстрелы – из «Макарова», с пятнадцати метров, учитывая обстановку и угрозу оружием… Это – высокий класс!
Причем – не по мишеням. Даже с натяжкой мне сложно поверить, что такие навыки приобретают сотрудницы фирмы по продаже компьютеров, даже если это предприятие самое совместное из всех!
Ладно, думать некогда – ноги делать надо.
Пытаюсь приподнять девушку и сам от боли падаю на колени. Ребятки душу отвели на совесть. Кажется, я физически ощутил метафору «хрустальные яйца». И внутренние органы, похоже, распаялись. Но крови во рту нет, значит, все на месте. А боль – это мы потерпим. С медицинской помощью.
Высвобождаю из аптечки пару таблеток в облатках и глотаю. Наверное, многовато: даже одна такая пилюля может превратить чахлого от вечной мерзлоты престарелого мамонта в боевую машину пехоты с вертикальным взлетом!
Ну да что съедено, то съедено. И вообще, зубов бояться… На улочку въезжает Серега. На мощном, крытом черным лаком «урале» он походит на юного кентавра. Мотэ-цикл он самолично, с моей и Тимофеичевой помощью, перебрал по винтику. Сия машина – предмет вожделенной зависти всех подростков-недолеток.
– Бли-и-н, – только и произносит парень, рассмотрев «поле битвы». Даже под загаром видно, как посерело его лицо.
Пилюли действуют быстро и безотказно. Ленку я поднимаю легко и бросаю на заднее седло. Надеваю на нее закрытый шлем.
– Куртки?
– В сумке. – Парнишка передает мне баул. Переодеваюсь, загружаю в сумку весь арсенал.
– «Макаров»?
Серега протягивает мне пистолет. Но неохотно.
– Теперь – домой, и – чтобы не высовываться!
– А может…
– Живо!
Парень слез с мотоцикла, вздохнул. Протягиваю ему руку.
– Спасибо, Серега.
– Удачи.
Ленка сдергивает шлем и, перегнувшись, чмокает мальчишку в щеку.
– А теперь домой. Бегом.
– Ага.
Девушка вроде успокоилась.
– Ленка, у меня к тебе вопрос..
– Спрашивай.
– Почему вы ушли из домика, с чердака?
– Даже не знаю. Мне как-то беспокойно стало. Очень.
– Интуиция?
– Ну, я не знаю даже… Беспокойно, и все.
– А где ты научилась так стрелять?
– Я же тебе рассказывала, что ходила в девичестве в кружок, в дом пионеров.
– Ну?
– Так вот: этот кружок был стрелковый. У меня даже разряд есть.
– Юношеский?..
– Почему юношеский. Взрослый. Пневматический пистолет и малокалиберная винтовка.
– «Пээм» очень даже не пневматический.
– А какая разница. Принцип один.
– И люди мало похожи на мишени. Девушка замолчала, глядя в одну точку.
– Ты знаешь… Две недели назад я бы так не смогла… Честно. Просто… И этот особняк… И потом… Ведь они же… Не люди. – Девушка смотрит мне в глаза с тоской и надеждой:
– Правда?
– Правда.
Эти ребята сами отказались быть людьми, выдумав для себя иные критерии отсчета. И получили по ним сполна. Хотя – не нам это решать.
– Держись! – И даю по газам.
Глава 20
Мы съезжаем вниз, к морю, и снова мчимся по самой кромке волн.
Память тревожит навязчивый мотивчик пионерского детства:
Возьмем винтовки новые, На штык – флажки, И с песнею в стрелковые Пойдем кружки…
Славненькое у нас было детство!
Помимо прочего, главное, что старались привить воспитывающие, это любовь к труду. Надо же – ЛЮБОВЬ К ТРУДУ! Дедушка Фрейд сразу бы отнес сие к тяжелым сексуальным извращениям, вызванным…
– …леко …дем? – кричит девушка. Ага: «Далеко едем?» Плюс ей – вместо обычного «куда».
– Отдыхать! – кричу в ответ. А чем еще заниматься на юге?
Мы подкатываем к городскому пляжу, въезжаю в лесополосу и медленно качу вдоль по неброской тропинке.
– Что, загорать будем? – спрашивает Леночка.
– Можно и искупаться. Не знаю, как сегодня, а вчера водичка была классная.
– У меня нет купальника.
– Обойдешься. Времена сейчас демократические. То, что на тебе, вполне сойдет. Боюсь, даже слишком пуритански.
Территория за городским пляжем отмечена неизвестного цвета флажком и называется «Молодежная». Народу здесь гуще, чем на основном, и нравы демократичнее. Или – общечеловечнес, это кому как нравится. Девушка, на которой надето больше, чем символические плавки, будет чувствовать себя здесь так же неуютно, как обнаженная на улицах осеннего Санкт-Петербурга. Среди лежащих густо тел попадаются и нагие, но это уже «китч»: нудисты облюбовали себе места чуть дальше.
