Иллюзия отражения - Катериничев Петр Владимирович (чтение книг .txt) 📗

Петр Катериничев

Иллюзия отражения

(Дрон-5)

Пролог

– Это и есть Дрон? – Человек в дорогом костюме, сшитом у портного, каких всего-то в стране было меньше полудюжины, положил фото Олега Дронова на матовую поверхность стола.

– Да. Его еще называют Додо, – ответил ему моложавый мужчина в форме контрадмирала. Просветы на его погонах были голубыми, как у офицера военно-воздушных сил.

– Странный псевдоним, – произнес хозяин кабинета.

– Редкая птица.

– В смысле?

– В прямом.

– Он служил в вашем ведомстве?

– Работал. Это было еще при Союзе.

– Не лукавьте, адмирал. Мне подготовили подробное досье. Этот малый оказывался всегда в то самое время в том самом месте, где происходило нечто.

– К нам это не имеет никакого отношения.

– Вы хотите, чтобы я в это поверил?

Адмирал пожал плечами:

– Верить можно только в Бога. Все остальное...

– Да вы философ. Хотя при такой работе... Когда все знаешь и ничего никому не можешь сказать... Вы не устали от тайн, адмирал?

– Никаких тайн. Просто мы ничего не комментируем. Это мировая практика. Или, если угодно, этика.

– У людей вашего ведомства есть этика? – насмешливо спросил хозяин кабинета.

– Есть.

– Бросьте, Евгений Петрович. Этика кончается на уровне капитанов. Ну, может быть, полковников. Это высшее звание для людей вашей профессии, занятых непосредственно делом, а не интригами. На уровне генералов она отсутствует. Знаете, почему? Чтобы стать генералом, мало громить врагов. Нужно еще и уметь сдавать своих. А мы ведь с вами генералы... по положению, нет?

Адмирал промолчал.

– Кстати, кто этот Дронов по званию?

– У него нет звания.

– Даже так?

– Он никогда и нигде не служил.

– А если покопаться?

– Ваши порученцы копались. Что-то нашли?

– Лет семь назад ходили какие-то слухи... – продолжил хозяин кабинета.

– Слухи – вещь упорная. Куда более упорная, чем факты. Надо же и людям власти чем-то тешить свое воображение.

– Вы произнесли «люди власти» так, словно хотели сказать «чернь».

– Каждый слышит то, что хочет услышать.

– Я хочу внятного объяснения: почему вы рекомендовали Дронова?

– Вы сказали, что предстоит выполнить неординарную задачу. Дронов способен решать именно такие.

– Но в детали мы его посвящать не будем.

– Пока вы и меня ни во что не посвятили, господин Ведерин.

– Мне привычнее обращение «товарищ». А еще лучше – Сергей Анатольевич. А знаете, чего я никак в толк не возьму, Евгений Петрович? Как вы вообще стали генералом... при таком характере.

– Я адмирал.

– Бросьте, Вересов. Вас, поди, и на ялике укачивает.

– Бывает.

– Так как же? «Мохнатых лап» за вами не водится, именитых предков – тоже, с сильными мира сего вы водочку не потребляете...

– Я работник хороший.

Ведерин откинулся на спинку кресла и искренне рассмеялся:

– Забавно. Чем лучше работник, тем хуже характер. Так, кажется, говорят американцы.

– Не слышал. Да и Россия – не Америка.

– Приятно, что вы это осознаете, Евгений Петрович. Здесь принято выполнять приказы.

– Так точно.

– Я вам скажу, почему вы мне сливаете этого Дронова...

– Слушаю вас внимательно.

– Он плохо управляем. А вы ведь управленец, адмирал. Если начнутся какие-то заморочки – вы в стороне, нет?

– С Дроновым заморочки невозможны.

– Вот как?

– Только морок. Непроглядный, как тьма.

– Ну да. Вы еще и ироничны. Эдакое интеллигентское умничанье... Смешно стараться быть независимым – вы же взрослый человек, Евгений Петрович. Все мы зависим друг от друга... если хотим быть «на плаву». Так все-таки, почему вы нам рекомендуете Дронова?

– Я уже объяснил.

– Это – единственная причина?

– Нет. Вы назвали место: Саратона. Дронов сейчас именно там. Его не нужно специально вводить.

– Что он там делает?

– Живет.

– Просто живет?

– Просто живет.

– Разве сейчас хоть кто-то может позволить себе роскошь жить просто?..

– Завидуете, Сергей Анатольевич?

– Ничуть. Простота – хуже воровства. Человечек скрывается в вымышленном мире, а жизнь... Она этого не прощает. Никому.

– Мир Дронова не вымышленный. Он просто другой. Отличный от нашего с вами.

– Вот это и раздражает. Вас нет, адмирал? Так что он там делает, на Саратоне? Проживает украденные миллионы?

– Работает.

– Кем?

– Спасателем. На пляже.

– Что, многие тонут?

– Спасатели всегда нужны. На случай.

– Признайтесь, адмирал, а не ввели ли вы вашего Дронова... Не хотелось бы никаких, как принято теперь выражаться, непоняток. Особенно между нашими... структурами.

– Никакого отношения мы к Дронову не имеем, как и он к нам.

– Он что, деньги там зарабатывает?

– Ему всегда нравились солнце и море. И не нравилась карьера.

– Может быть, он еще и хиппи?

– Нет. Просто человек.

– И все-таки – простой человек?..

– Простых людей нет. Есть – люди, а есть...

– Бросьте. Всех нас к жизни привязывают не столько чувства, сколько обязательства, установления и ритуалы. Куклы на ниточках, вот кто такие люди.

– И мы тоже?

– Мы тоже. Надеюсь, хоть с этим вы согласитесь?

– Отчасти.

– И на том спасибо. Ну а теперь – к существу дела. Не буду говорить вам, Евгений Петрович, об особой деликатности данной операции. Дело касается детей таких лиц, – хозяин кабинета возвел глаза к потолку, – что... Ну вы понимаете.

– Понимаю.

– Тогда – суть вопроса. Не секрет, что чада многих наших высших сановников обучаются да и живут давно не в России. С одной стороны, это правильно: они сызмала знакомятся с отпрысками влиятельнейших мировых финансовых и политических кланов. В условиях экономической и политической глобализации это важно. И не вздыхайте так печально, адмирал: я знаю не хуже вас: наши «вероятные друзья» тем самым рекрутируют себе будущих «агентов влияния» довольно высокого уровня: люди, привыкшие к ценностям западной цивилизации, не захотят от них отказываться. Те, кто вырос там, никогда не будут чувствовать себя дома здесь. Но... Согласитесь, так было всегда: наследники дворянских гербов и в России восемнадцатого или девятнадцатого века росли в своих имениях, как в резервациях, приучиваясь смотреть на окружающих их крестьян вовсе не как на людей, а как на средство достижения политических целей государства. Или – своих личных целей. Не так?

– У российского дворянства был потомственный идеал служения Отечеству.

– У кого-то был, у кого-то – нет. По-разному складывалось. Как и теперь.

– Пожалуй.

– Но хватит философических и исторических экскурсов. Что было, то прошло. Нас сейчас беспокоит совершенно конкретная ситуация.

– Слушаю вас.

– Саратона сделалась не просто популярным дорогим летним курортом. Там дети элиты могут пообщаться между собой, что называется, совершенно свободно, без церемоний. Ввиду этого Саратона стала зоной нейтралитета для всех и любых преступных кланов или разведок. Не мне вам рассказывать, что мировая элита живет по своим законам, и законы эти нарушать кому бы то ни было из «низов», будь то мафии, спецслужбы или шайки «борцов за идеалы», возбраняется категорически: мир слишком тесен, чтобы в нем можно было безнаказанно исчезнуть, если тебя решили найти. Найти и наказать. Полагаю, вам это знакомо.

– Да.

– Я уже не говорю о финансовой зависимости всех вышеперечисленных структур от сильных мира... Так вот, в последнее время среди «бриллиантовой молодежи» появилось новое увлечение: «чако». Слышали?

– Нет. Не моя специализация.

– Это синтетический наркотик. Вводится не шприцем – таблетка. Привыкание, по-видимому, с первого приема. Но зависимость не жесткая, как у героина, скорее психологическая. – Хозяин кабинета помолчал, продолжил: – Наши специалисты расшифровали химическую формулу, но – развели руками. Как и у большинства наркотиков, механизм воздействия данного препарата на организм в целом и человеческую психику не выяснен. Но... Месяц назад сын главы правительства небольшой страны в Южной Европе покончил жизнь самоубийством. У нас есть основания полагать, что до этого его отцу было сделано предложение об определенном действии или бездействии в чьих-то интересах. Политик давлению не поддался, в результате – спланированный несчастный случай. Чуть ранее прошла серия подобных инцидентов с детьми весьма высокопоставленных госслужащих в среднеазиатских республиках. Мы предполагаем, что и среднеазиатские инциденты, и южноевропейский – звенья одной цепи. Более того, демонстрация силы со стороны определенной группы людей.