Наследство хуже пули - Зверев Сергей Иванович (читать книги txt) 📗
Отделившись от стены, он медленно пересек улицу и приблизился к ограде дома, стоящего на другой стороне. Через минуту он вернулся и сел на лавочку рядом с Машей.
– Я же говорю – ерунда какая-то. На крыше машины штыревая антенна высотой два метра. Это рация. Ночью моросил дождь, дорога влажная, наша обувь грязна, колеса же этой чернявой влажны только с внешней стороны. Протектор шин снизу сух. Машина стоит на этом месте около суток. В кабине скучает парень с журналом. Мне это не нравится.
– Что парень скучает с журналом – не нравится?
– Мне все не нравится.
Первое время их знакомства, еще три недели назад, Маша думала, что Мартынов таким образом нагоняет жути, чтобы казаться значимее. По мнению некоторых мужиков, чем больше они имеют серьезных врагов, тем больше это должно нравиться женщине. Разыгрывать на пустом месте осторожность и ум – беспроигрышный вариант. Спустя уже несколько суток после первого знакомства девушка поняла, что Мартынов не старается выглядеть интереснее, чем есть на самом деле, а наоборот. В беде он ведет себя простецки, но это результат того, что он хорошо к ней приготовился. И настоящих врагов у него даже больше, чем он мог бы нарисовать перед ней мнимых, прими он такое решение.
Сейчас же, зная, в какой переплет Андрей попал после их прощания в Ордынском, Маша стала беспокоиться относительно его здоровья. Врачом она не была, но тонким женским чутьем, наитием, а не разумом, почувствовала в Мартынове серьезные перемены. Амнезия не проходит бесследно. Последние часы нахождения рядом с ним она чувствовала все признаки того, что в медицине именуется «манией преследования». Он, конечно, не рисовался. После того что уже случилось, в этом не было никакой необходимости, да и Мартынов был – она уже знала точно – не из тех, кто опускается до такого минимума в стремлении завоевать сердце избранницы. Да и зачем это было бы нужно? Разве не очевидно, что Маша любит его до беспамятства?!
Сейчас же она была встревожена. Мартынов увидел черную «Волгу». Да, понятно, даже детям понятно – на таких ездит прокуратура и милиция. Но если в каждой черной «Волге» узнавать прокуратуру, а в каждом аккуратно стриженном молодом человеке в джинсах и кожаной куртке видеть опера, то лучше уж не ездить по городам и весям, а сидеть дома.
– Андрей, а ты не думал о том, что кто-то из продажных функционеров МВД мог приехать к Холоду и просто загулять?
– Маша, ты бы смотрела поменьше сериалов… Это гулянье может закончиться тем, что один не доживет до пенсии, а со второго на воровской сходке сшибут корону, – он прервался и посмотрел ей в глаза. – Прости, я совсем забыл, что ты вряд ли понимаешь, о чем я говорю. Но тебе придется посидеть здесь еще минутку.
Она не успела опомниться, как Мартынов снялся с лавки, как коршун с телеграфного столба, и стал удаляться в сторону дома Холода.
– Бред какой-то, – со страхом наблюдая за знакомой походкой, прошептала Маша. – Еще три недели назад я даже понятия не имела, за что могут сбить корону…
Обойдя дом, Мартынов посмотрел на камеры, контролирующие доступ к ограде. Всего их было четыре, и располагались они в точном соответствии с принципами расстановки часовых на зоновских вышках. Любой из участков местности контролировался какой-то из камер-вертухаек.
Улыбнувшись, Андрей прижался к стене спиной и стал двигаться под одну из камер. Ее не отвлечешь изнутри разговором, оптика – бесстрастный наблюдатель. Да и некому наблюдать. Но разве является это преградой для того, кто часть жизни провел в лагерях? Эти привычки не забываются, как не забывается первая любовь и первый опыт разбитого носа.
Камеру не уговоришь и не обманешь, с часовым проще, у него есть мозги, которые всегда можно запудрить. Но зато камера ни за что не сможет перегнуться через ограждение вышки и рявкнуть: «А это что за падла там затихарилась?!» У камеры свой сектор контроля, от которого она не отойдет ни на секунду, ни на сантиметр.
Мертвая зона. Притча во языцех. Она, расположенная меж сектором обзора зеркала заднего вида и сектором обзора зеркала внутри салона, может стать на скоростном шоссе причиной гибели. А может и явиться спасением в ту минуту, когда мент заглядывает в окно, а ты сидишь под подоконником.
Дождавшись поворота камеры в другую сторону, Мартынов быстро забрался на забор и стремительно обрушился вниз, перекатившись к стене уже внутри ограды.
Камера вернулась обратно и очертила пространство. Оператору, если только таковой сидел перед монитором, снова должно было привидеться одиночество, и только ветка вяза, что совсем недавно находилась в покое, качалась из стороны в сторону.
Лежа на земле, Андрей осмотрелся. Знать бы раньше, засыпал бы Холода вопросами о технологии охраны его дома.
Камеры на стенах дома внутри двора были, но эти уже не двигались, а просто тупо смотрели своими циклопьими глазами туда, куда их направили. Сообразив, что, если идти прямо и никуда не сворачивать, он не окажется объектом интереса ни одного из аппаратов, Андрей встал, машинально отряхнулся и медленно двинулся к дому.
Рядом с каменной стеной особняка он повторил знакомую процедуру – прижался к стене спиной и таким образом проследовал до угла.
Идти к крыльцу Мартынов не решился. В любой момент двери могли распахнуться, и первый встречный сразу стал бы лапать то место на своем теле, где расположена кобура. Мартынов не любил ситуации, в которых он заведомо проигрывал. А потому, посмотрев вверх, он секунду подумал – больше для очистки совести, чем для анализа, и уверенно взялся руками за выступ стены.
Гробовая тишина во дворе и внутри дома Мартынова настораживала и заставляла передвигаться быстрее. Чем скорее он разуверится или убедится в своих опасениях, тем быстрее уберется из дома или протянет хозяину из окна руку. Сейчас, когда стена была рядом с ухом, а окно первого этажа уже под ногами, он должен был слышать и раскатистый голос Холода, покрикивающего в телефонную трубку, с которой никогда не расставался, и долбящие звуки Dolby Digital кинотеатра, который не переставая крутил кино для единственного затворника этого особняка. Уже давно должен был слышаться топот охранников, не прекращающих исполнять указания босса. Но ничего этого, как ни силился, Андрей не слышал. Или не хотел слышать из-за того, что у ворот стояла черная «Волга», которая находиться здесь не должна была по определению.
Слава архитектору и вкусам Семы – построй эти двое дом в стиле модерн, взбираться по его округлым стеклянным стенам с такой легкостью вряд ли бы удалось. Но Сема был склонен к старым веяниям, и эти ступенчатые стены в стиле готик как нельзя лучше подошли бы для тренировок альпинистов, заплати они такую сумму Семе, что ему не оставалось бы ничего иного, как разрешить.
Окно на втором этаже открылось с той же легкостью, с какой открывается душа случайного партнера по складчине в очереди за пол-литрой. Протянув руку, Мартынов без труда отвел в сторону незапертую створку и, чрезмерно рискуя, заглянул вовнутрь.
Кабинет Холода предстал перед ним в странном виде: кресло было перевернуто и лежало на полу, несколько книг из стеллажа валялись на полу, стол сдвинут в сторону, но не это заставило сердце Мартынова биться, словно ему ввели адреналин.
У стены, рядом с кожаным диванчиком, которым хвалился Сема как «диванчиком из кабинета ЧК (в Самарском музее уступили)», чьей-то рукой была аккуратно очерчена жирная меловая линия. Вглядевшись в ее абрис, Мартынов увидел очертания человека, которого сейчас на полу уже не было, но который обязательно был, а иначе зачем кому-то понадобилось рисовать такие линии?..
В этот рисунок может улечься любой человек, подними первого очерченного с пола. Но вот этот уголок, описанный рукой, вооруженной мелом… Такое впечатление, что художник, ведя мел вдоль ноги лежащего, чихнул и рука отъехала в сторону, вырисовав правильный треугольник. Анатомия человека не предусматривает таких выступов на теле. Но такой рисунок обязательно получится, если эксперт аккуратно, без насморка, вырисует полу халата, откинувшуюся в сторону.
