Русология (СИ) - Оболенский Игорь Викторович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
- Холодно, - я спросил, - там?
- Стыло.
Первенцу холодно... Гость не понял, что тарахтящая инженерной условностью техника не войдёт в мой сад и что сам он не будет пить в моём доме тёплую водку, и не бычкам его, предназначенным в корм смыслам, гадить на двор мой, где возродится битое логосом! Тракторам не смердеть там, - как и Закваскину не рубить мой лес! Я ему не скажу: нет. Нуль словам! (ха! 'не знаете, что тела ваши суть храмы Логоса и что вы не свои?').
Довольно! Я буду спрашивать.
- Где Закваскин?
Он вскинул брови, как бы не понял.
- Тот, что на джипе.
- А! Николай Николаич? Он до Мансарово грёб дорогу. То есть к тебе подъезд низовой теперь и мой верхний... Как ты узнал, брат?
- Я уезжал в тот день.
Он поскрёб лоб, но не продолжил. Смолк чёртов логос; я нынче речь веду.
- Просьба, - вёл я. - Ты с Зимоходовым? Я хочу документ сменить на усадьбу. Пусть посодействует. Ты мне брат? На-ка, выпей. - Я плеснул водки.
Но он не стал пить; он вдруг задумался. - Вроде, я не дурак, а... Ты продаёшь дом?
- Я подскажу, кому мясо сдать, Бог Петрович. Я помогу тебе. А ты мне - с Зимоходовым.
Он смеялся. - Мне бы усадьбу...
Страсть по усадьбе? Все восхотели вдруг, где ОНО взялось в мальчике под ракитой и ищет помощи? Логос действует?
- В Квасовке, значит, - я подытоживал, - Николай Николаевич?
И Магнатик смеялся. - Ладно уж, сватай мне, кому мясо сдать!..
Спать пошёл он в 'газель', я видел; стукнул раз в заднее колесо, в переднее, влез в кабину... У фонаря близ - 'нива', много что знавшая. Она помнит всё и, наверное, стоя в Квасовке дни назад, догадалась, чтó там у речки и отчего я ходил там скорбный. Ржавая 'нива' - часть изначального... Было зá полночь, и один мой сын ждал меня на снегах вдали, а другой, рядом, спал...
Ника маялась с бухгалтерией за компьютером.
- Раскладушка для гостя, - молвила.
- Он в машине.
- Что делать с мясом, он нам привёз? Расспрашивал, почему дом вдруг мой и зачем нам дом, бедным. В Англии есть потомки бриттского Гудвина.
Стиль её - алогичности.
- Родословие - путь к источнику, - произнёс я. - Он давал деньги... - и я помедлил. Ника не двигалась, сидя вектором ног к столу, а плечами ко мне. - Не продал. Дом я не продал. Я туда еду.
- Нам за квартиру счёт.
- Деньги есть. Взял у Шмыгова. Мы оплатим счёт.
- Он звонил. После Вера звонила... Кто она? Шмыгов так волновался. Про бандитизм сказал, дал совет запирать дверь. Что с ним случилось?
Я осмотрел замок. Шмыгов прав. Миллион почти в антресолях, где в сумке брáтина.
- Так четверг? - я спросил вдруг. - Пятница? Что сегодня?.. Будет ребёнок, ты мне сказала? Ника, не может быть!.. Села скрученною... Сядь прямо!
Вся она повернулась... И я к ней прянул... Был миг, казалось, что я стал волен, а смертоносный, даденный мне недуг, как частный, так и всеобщий, - раковость словной нашей культуры, в кою нас выдуло, - содран в райских вратах и вот-вот я пробьюсь в эдем!.. Я постиг: Ника тает, вся почти плазма, коя сжигает ложь, а 'Квашнин' во мне меркнет и я прорвусь-таки, чтобы сгинули брáтина, и мой рак, и вообще обман мира - мира по логосу. О, ключ прост: началось от Адама и его Евы, общества пары, - ими и кончится, их слиянием... Миг приблизился... Но вдруг выплыли Мутин, Верочка... и Закваскин, и Родион в коляске, и рвота в баре, коя, мол, узы с истинным ДОННЫМ, и словоборчество, и оргазм, открывающий-де эдем, и Ника... даже и Авель, виденный у Б. Б.: сей Авель, стильный красавец и бизнесмен к тому ж, идол женщин... И я почувствовал, что с ума схожу. Ника в свете от окон... млечные бёдра... Ника ждала меня... а я вновь влеком в симулякры, где безработный и хворый лузер мнит вместить невместимое... Телефон звонит? Кстати. Вроде звонок виной... Нет, зачем; не хочу лжи. Пусть Ника чувствует: не могу - не физически не могу, а донным... Что, не понятно вам? Мне плевать! Я вещаю - вы слушайте, будь вы самым добрейшим добрым добром... каковое преступное как убийца эдема! Я нынче Бог для вас!.. Ишь, как прежний вознёсся, гаркая fiat ! Выболтал мир вокруг, но меня не прикончил этим вот fiat?! Что, непластична плоть? не трещит под словами? А как я первый, кто их воспринял без риз святыни, сходно без трепета, но как нечто превратное, заголённое откровеннейшим 'декалог' ?.. Словá всего! Десять логосов! И вот это был Бог?! Взять Нику: гладкая кожа, кожа шелкóвая - в этом страсть слова к гладкому и шелкóвому. Всем положено быть шелкóвыми. Слову нравится тишь да гладь да шелкóвистость. Всех негладких, как допотопных, - как не отёсанных, дескать, логосом, - обходили; вид их и вымер. Мы изначальному с его истиной изменили пристрастием к облицованным словом. С женщины сделали - бионическую лже-плоть, симметрию, гладкость, чтоб не пораниться, хотя в том, что негладко, - истина. Лишь в безумии, что даёт оргазм, когда мы в нём не ведаем форм и ценностей, но единственно рай, - мы в истине, коя полное вне пространства-времени счастье! Женщина на спине, вздев ногу, вся в ладных статях, как Афродита, - это иллюзия. Я начну возврат от искусственных современных тел - к первозданному, потому и прекрасному, что зрел в Еве Адам. От словного к БЕЗ-У-СЛОВНОМУ!.. Авраам ввёл бога - мной начнётся попятный путь. Авраам отец множеств, я же - ЕДИНОГО. Φεύγωμεν δή φίλην είς πατρίδα! Прянем в Праматерь! в Вечную Женственность!.. Я был в странном наитии; я постиг, что она-то и есть ОНО! Ведь кому, коль не мне как 'пустому пространству', и достигать корней? Ведь 'блажен нищий духом'!.. Встал к телефону. Это был Шмыгов.
'Чёрт!! Что и кто?!.. Ника? Кто у вас?!'
- Никого, - объяснил я. (Шмыгов - сообщник. Логос хоть сунулся в нём на Трубной, но он помог мне).
'Рад, dear, слышать! Я три часа звоню!! Всё в порядке?'
- Всё.
'Dear, ладно. Будь начеку... И, помни, я вам хочу лишь счастья, вам с Береникой... Ты не поверишь, как я ценю тебя! У тебя ведь там ценность!'
- Феликс, - прервал я. - Не беспокойся. Здесь страж под окнами.
Трубка взвыла: 'Страж?! ЧТО за страж?!'
- Гость.
'Кто?! КАК гость?! Гость и вдруг в ночь?! заЧЕМ?! Гость не раньше не позже?! Я умоляю: двери припри, хоть тумбочкой! Он с машиной?.. ВСЁ!! Умысел!! Ты не знаешь людей, не ЗНАешь! Люди ужасны!!'
- Он здесь случайно и по своим делам.
Шмыгов щёлкнул вдруг (зажигалкой; я звук расслышал). 'Рубль, коль не спрятан, - общий, - он продолжал ныть. - А я нетрезв, сэр. В ЖУТком напряге! Вспомнится Пáсынков - и трясёт, чёрт... Завтра кошмар с утра; мне к клиентам, к очень влиятельным... Улучшается, брешут СМИ... Улучшаются их счета, fuck!... Я, - он хехекнул, - я, сэр, к тебе наймусь... Вот, смотрю иллюстрованный гид Британии, Сент Джонс Вуд, Челси, Виндзоры... Кто-то с Виндзором - я с Калерием. Кой чёрт так получилось? Мог ведь найти себе. И была ведь - элегия! без капризов! Дай ей конфет лишь... Ты не поймешь, сэр. Ты не Набоков. Он пусть тома писал, тронуло это - страсть по нимфетке. В этом нам всем нужда! Жизнь, сэр, в девочках и в их девственном. Знаешь, в Бельгии... я там жил с одной, но вернулся. К русским вагинам... Ей теперь двадцать... Элисон... Я бы умер с ней!.. Wow, сперва они рай, эдем... и вдруг бабы корыстные... В них душа моя, в девочках. Может быть, я без них был бы Гейтс, а на них я растратился... О, как знаю их! Верь, тогда я бы сдох с ней, с тою нимфеткой. Рай была! А потом они взрослые... Да. Такой вот твой Шмыгов, нет мне иных путей... Я исПОРчен, в них моё сердце... Страшно!.. А как конец? Не вынесу... Ты прости и... без личностей. Только я... я, твой Шмыгов... Завтра ты дома?'
- Нет.
'Это плохо'.
- Мне нужно ехать, именно завтра. Но ничего, мы встретимся. Позже.
'Чёрт... - он похмыкал. - Будет нам... Ну, пока, dear, всё. Увидимся...'
В дверь звонок. Преминув (во мне логика рвётся) остерегаться, я, сочтя что - Магнатик, чтоб в туалет; забыв всё, хоть Шмыгов только что исступлялся, я отворил дверь. Не было ни Магнатика, ни каких-либо урок и ни других убийц. Только - Анечка. Я признал по ногам - стройным длинным субтильным, стянутым джинсами, под которыми бутсы толстой подошвы, этакий их апломб (доводят, что, мол, устойчивы в свистоплясе реальности?). Голова её висла, но вдруг хихикнула, голубые глаза расплылись, губы кривились пьяной издёвкой.
