История Петербурга в городском анекдоте - Синдаловский Наум Александрович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
И в самом деле! Петербург с самого своего рождения строился не столько как город, удобный для проживания, сколько как государственный центр, столица, большинство зданий и сооружений которой возводилось для исполнения городом исключительно административных, столичных функций. В значительной степени именно этим был заранее определен его статус. Это был не просто Дом, хранимый божествами семейного очага — Пенатами, а Большое Присутственное Место, Огромная Чиновничья Канцелярия с Парадным Подъездом, украшенным античными колонными портиками, Гигантские Имперские Апартаменты под открытым небом с надежным караулом лейб-гвардии по периметру. Петербург с самого начала застраивался представительскими дворцами и зданиями, специально предназначенными для министерских учреждений, коллегий и ведомств; воинскими казармами, скорее похожими на дворцовые сооружения; особняками, в которых предусматривались огромные помещения для торжественных приемов; загородными дачами, по убранству ничем не уступающими тронным залам царских хором; кафедральными соборами, рассчитанными на одновременное присутствие многих тысяч человек. Может быть, трагедия социалистического Ленинграда в том и состояла, что после переезда в 1918 г. правительства Советской России в Москву Петроград, а затем и Ленинград и в самом деле не знал, как использовать и сохранять всю эту столичную роскошь, неожиданно свалившуюся в руки большевиков и в одночасье оказавшую никому не нужной. Ни для жилья, ни для присутствия. И когда, в силу сложившихся обстоятельств, все это богатство превратили в жилье, вот тогда все и начало рушиться и разваливаться. Так что, может быть, прав был тот неведомый миллионер с его риторическим вопросом? И не с этих ли пор началась стремительная провинциализация некогда славной столицы огромного и могущественного государства?
Участь великого «города с областной судьбой» всегда волновала и тревожила его жителей, вызывая непонимание. Но проявлялось это разве что в кухонных разговорах да в осторожных и небезопасных анекдотах.
Московский тренер говорит своим питомцам:
— В Ленинграде никогда не будет своей классной команды. И знаете почему? Они даже во время тайм-аутов обсуждают один и тот же вопрос: если революция была в Ленинграде, то почему столицей сделали Москву?
Между тем, страна оказалась в полной изоляции. Прошло совсем немного времени, и городской фольклор не преминул точно сформулировать ситуацию, в которую угодила великая держава:
От Востока Советский Союз отделяет Великая Китайская стена, а от Запада — Великая Октябрьская революция.
Осмысление городским фольклором такого и в самом деле яркого исторического события, как Октябрьская революция, продолжается до сих пор. Со временем непосредственная реакция сменилась на опосредованную. Революцию стали воспринимать либо через сомнительные достижения советской власти, либо через ее пропагандистские символы. В первую очередь остракизму подверглась монументальная скульптура. Это и понятно. Памятники были, что называется, у всех на глазах. А о том, какую роль они играли в системе идеологического перевоспитания народа после революции, говорит хотя бы тот факт, что уже в апреле 1918 г. был утвержден ленинский план монументальной пропаганды с более чем убедительным названием: «О снятии памятников, воздвигнутых в честь царей и их слуг, и выработке проектов памятников Российской Социалистической Революции». В Петрограде план осуществлялся под руководством наркома просвещения А. В. Луначарского. К нему сходились все предложения по уничтожению монументов, не угодных новой власти, и установке новых памятников. От предложений не было отбоя. Включился в этот процесс и фольклор.
Луначарский обратился к известному литератору:
— Мы решили поставить памятник Достоевскому. Что бы вы посоветовали написать на пьедестале?
— «Достоевскому от благодарных бесов».
Вряд ли многие простые люди в пролетарской России были знакомы с романом Достоевского «Бесы», но представление об этих исчадиях ада в народе существовало. Знали и о политическом терроре, и о революционных экспроприациях — большевистском методе финансирования борьбы за власть.
Другое дело творческая интеллигенция, печальная роль которой в формировании массового революционного сознания пролетариата хорошо известна. Чего стоит один роман Горького «Мать»? Или его же «Буревестник»? Осознание собственной роли в революции к Горькому пришло поздно, как, впрочем, и к другим представителям культуры.
В голодном Петрограде Горький самым разным дамам — знакомым и незнакомым — выдавал справки: «Сим удостоверяю, что предъявительница сего нуждается в продовольственном пайке, особливо же в молочном питании, поскольку беременна лично от меня, от буревестника революции».
Шаляпин пришел к художнику Коровину и говорит:
— Мне сегодня выступать перед конными матросами. Скажи мне, ради Бога, что такое конные матросы?
— Не знаю, что такое конные матросы, но знаю, что уезжать надо.
Безжалостное и беспощадное время оставляет среди нас все меньше и меньше участников и очевидцев той революционной поры. Но мы знаем из фольклора, что даже среди них все чаще и чаще происходит неумолимый и мучительный процесс переосмысления тех давних событий.
Старый горец встречает своего друга:
— Послушай, помнишь, ты мне в семнадцатом году рассказывал о какой-то заварушке в Питере? Так чем все это тогда кончилось?
Два старика встречаются в трамвае.
— Слушай, а я тебя помню!
— Чего ты помнишь?
— Да мы вместе Зимний брали, ты еще на ступеньки упал, за пальто зацепился, и винтовка в сторону полетела. Было такое?
— Да вроде было. А как ты меня узнал-то?
— Да как же — по пальто и узнал! Два глубоких старика стоят под аркой Главного штаба и вспоминают, глядя на Дворцовую площадь:
— А помнишь, вон там мы залегли с пулеметом?
— А помнишь, вон там стояли наши с Путиловского?
— А помнишь?
— А помнишь?
— Да-а, поторопились… поторопились…
Ветераны уходят, унося с собой тяжкое бремя ответственности за случившееся в незабываемом 1917 г. На смену им приходят новые поколения. К счастью, души детей не отягощены комплексами. Их неожиданные взгляды на историю, их блестящие оговорки при устных ответах и гениальные ошибки в письменных сочинениях давно вошли в золотой фонд петербургского городского фольклора.
— Почему так быстро взяли Зимний дворец?
— Потому что лестницы там были слишком широкие.
– Кого свергли в 1917 году? — Зимнее правительство.
Революционные матросы ворвались в Зимний дворец, но бежали по паркету осторожно, чтобы не портить искусство, принадлежащее народу.
Табун солдат ворвался в Зимний дворец, вытащил из-под стола Временное правительство и посадил в Брестскую крепость.
– Что по плану Ленина нужно было захватить в первую очередь? — Телеграфные столбы.
– В 1917 году происходила великая октябрятская революция.
— Каждый год седьмого ноября в нашей стране совершается революция.
Соревнование на батуте впервые придумал неизвестный матрос, который, ворвавшись в 1917 году в Зимний дворец, увидел кровать Николая II.
Давыдов был матросом Путиловского завода.
Штаб революции находился в Смольном, а раньше там находился Институт благородных девчонок.
Со временем фразеологическое сочетание «Штурм Зимнего», которое в системе большевистской идеологии играло вполне определенную, едва ли не основную роль, стало приобретать второй, третий, четвертый смыслы. «Штурм Зимнего» у курсантов военных училищ стал обозначать стремительный личный туалет перед утренней поверкой; у школьников — вход в школу перед началом занятий, давку в раздевалке по окончании уроков или очередь к буфетному прилавку на большой перемене. Среди актеров бытует известная формула успеха: «Берем сцену штурмом, как большевики Зимний». Правда, в последнее время на это появился не менее категоричный ответ:
