История Петербурга в городском анекдоте - Синдаловский Наум Александрович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
В Петербурге осталось всего два финна: фининспектор и Финкельштейн. И то впоследствии выяснилось, что это один человек.
Перевожу с немецкого и финского на… Волковское.
На старинном «многонациональном» Волковском кладбище издавна существует лютеранский участок, где финны, исповедующие эту религию, находят последнее упокоение.
Другой национальной общиной, оставившей значительный след в петербургском городском фольклоре вообще и в анекдоте в частности, были евреи. И не только потому, что играли довольно заметную роль в политической, деловой и общественной жизни города, но еще и потому, что авторами многих анекдотов о евреях в Петербурге были они сами. Евреи и в самом деле народ не только активный, умный, талантливый и деловитый, но и щедро одаренный природой таким спасительным свойством, как самоирония.
Согласно документальным свидетельствам, первые евреи появились в Петербурге при Петре I, хотя, как известно, лично он к ним относился с осторожностью. Правда, при этом всегда, говоря о евреях, подчеркивал, что для него важнее их деловые качества. Но, по большому счету, только после присоединения к России Польши и Литвы, в результате чего евреи, проживавшие на этих территориях, автоматически стали подданными Российской империи, они постепенно начали появляться в столице. В городском фольклоре известно, что первыми шутили по этому поводу сами евреи:
— Что было раньше Петербурга? — говорили они. И сами себе отвечали: — Пустыня. Вот теперь Бердичев.
Постепенно центр российской еврейской жизни перемещался в Петербург. Достаточно напомнить, что, если в 1881 г. в Петербурге насчитывалось 16 826 евреев, то уже через 20 лет, в 1900 г., их было более 30 000. Между тем процесс этот сопровождался различными, порой совершенно абсурдными ограничениями. Так, например, Сенат почти одновременно издал два указа, взаимоисключающих друг друга. По одному из них, в Петербурге имели право жить фармацевты, но только до тех пор, пока не становились торговцами. По другому — евреи-торговцы могли селиться и жить в Петербурге до тех пор, пока не поменяют своей профессии.
Встречаются в поезде два еврея. Оба Рабиновичи.
— Вас за что выслали? — спрашивает один.
— Я дантист, но мне надоело лечить зубы, и я стал торговать. А вас?
— Мне противно стоять за прилавком, я поменял профессию, вот меня и выселяют.
— Знаете, есть комбинация.
— Какая?
— Давайте поменяемся документами. Не все ли равно русскому правительству, какой Рабинович служит, а какой торгует.
Среди ограничений, официально предусмотренных для евреев в дореволюционной России, была и служба в царской армии. Обязательному призыву в армию евреи не подлежали. Но в армии они все-таки были. В основном вооруженные силы пополнялись евреями через своеобразный армейский институт кантонистов. Это были самые низшие солдатские школы, на обучение в которые брались двенадцатилетние, а зачастую и семи-восьмилетние мальчики. Среди них было много еврейских детей. Идея Николая I, при котором эти школы появились, сводилась к возможности таким образом принудить еврейских ребятишек перейти в православие. Для обратившихся предусматривались даже специально предусмотренные льготы: освобождение от податей, списание недоимок и т. д. Правда, даже это не помогало: в казармах мальчики ухитрялись молиться своему Богу и сохранять религиозные убеждения и традиции предков. В Петербурге на эту тему ходили анекдоты.
Однажды по случаю Пасхи весь двор в парадной форме присутствует на богослужении, и царь целует присутствующих, говоря:
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе, — отвечают ему.
— Христос воскресе!
— Воистину воскресе.
— Христос воскресе!
— Никак нет. Это неправда.
Оказалось, что часовой был евреем.
Хорошо известно, что после «победы социалистической революции» антисемитизм в России вообще и в Петрограде в частности усилился. Среди множества причин этого, казалось бы, странного в условиях провозглашенного революцией абсолютного равенства всех народов и вероисповеданий явления рискнем назвать две наиболее очевидные. Во-первых, евреи, как люди наиболее забитые и угнетаемые множеством узаконенных социальных и административных ограничений при царизме, приняли активнейшее участие в революционном движении, а именно это им не могли простить народные массы, которые, несмотря на все уверения советского агитпропа, революцию, по большому счету, не приняли. Во-вторых, евреи, по сравнению с абсолютным большинством многомиллионного российского населения, в силу многовековой религиозной традиции были людьми более грамотными, и это давало им возможность занимать более привлекательные должности в партийной иерархии, в народном хозяйстве и в армии. Это вызывало атавистическую зависть, переходящую в обыкновенную ненависть, позволявшую виновниками нищеты, неустроенности и бедствий видеть евреев. При этом нельзя забывать о кровавых методах «огня и меча», с помощью которых большевики добивались своих политических и экономических целей. Понятно, что как среди исполнителей этих средневековых акций, так и среди их жертв были евреи. Но в массовом сознании все жертвы были уравнены в правах на смерть, а виделись и выделялись только исполнители. Так или иначе, но даже смерть «вождя всех трудящихся» Ленина, которая повергла страну в многодневный траур, стала поводом для антисемитских выпадов.
Комсомолец агитирует бабушку:
— Ленин умер, а идеи его живы.
Бабушка отвечает:
— Вот то-то, милок, и худо, что Ленин умер, а иудеи его живы.
Перед картиной «Ленин на субботнике». Ленин, расталкивая толпу экскурсантов: — Товарищи! Рядом со мной изображены Зиновьев и Троцкий. Это ложь. Эти товарищи по субботам не работают.
– Почему РСФСР читается одинаково слева направо и справа налево? — Чтобы и Ленину, и Троцкому было читать одинаково удобно.
Встречаются на том свете Карл Маркс с Лениным.
— Вы какой национальности, Владимир Ильич?
— Я — русский.
— Да, да, конечно. А я немецкий.
Цветущее древо государственного антисемитизма регулярно приносило свои горькие плоды. Смачные анекдоты ненавязчиво напоминали, кто есть кто. Чтобы не забывали.
Трамвай идет по Ленинграду. Кондуктор объявляет остановки:
— Площадь Урицкого.
— Бывшая Дворцовая, — комментирует старый еврей.
— Улица Гоголя.
— Бывшая Малая Морская, — добавляет он.
— Проспект 25-го Октября.
— Бывший Невский.
— Замолчите, наконец, товарищ еврей, бывшая еврейская морда.
– А вы знаете, что Ломоносов еврей?
— С чего бы это?
— Его настоящая фамилия Ораниенбаум.
Наконец, евреи попробовали огрызнуться.
В отделе кадров:
— Имя?
— Аркадий.
— Отчество?
— Исаакович.
— Еврей?
— Нет.
— Но ведь Исаакович?
— По-вашему, если Исаакиевская, то уже не церковь, а синагога?
Накануне московских Олимпийских игр 1980 г., в обмен на некоторые уступки Запада, был разрешен выезд евреев из Советского Союза. Поток эмиграции оказался таким мощным, что не появиться анекдотам на эту захватывающую тему было просто нельзя. И они появились.
Если эмиграция пойдет такими темпами, то в стране останутся всего два еврея: в Ленинграде — Аврора Крейсер и в Москве — Мишка Талисман.
После такой эмиграции в Ленинграде останутся всего два еврея: Аврора Крейсер и Дора Говизна.
Ситуацию прокомментировал даже далекий Сыктывкар. Вот анекдот из «Обстоятельного собрания современных анекдотов», выпущенного в свет сыктывкарским издательством в 1991 г.:
