История Петербурга в городском анекдоте - Синдаловский Наум Александрович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Однажды летом в Петергофе был выездной спектакль Александрийского театра. За неимением места актеров временно разместили в помещении, где обычно стирали белье. Побывавший на спектакле император поинтересовался у артистов, всем ли они довольны.
Первым отозвался находчивый Каратыгин:
— Всем, Ваше Величество, всем. Нас хотели полоскать и поместили в прачечной.
Николай I, находясь во время антракта на сцене Александрийского театра и разговаривая с актерами, обратился в шутку к знаменитейшему из них Каратыгину:
— Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь превратиться в кого угодно. Это мне нравится.
Каратыгин, поблагодарив государя за комплимент, согласился с ним и сказал:
— Да, Ваше Величество, могу действительно играть и нищих, и царей.
— А вот меня, ты, пожалуй, и не сыграл бы, — шутливо заметил Николай.
— А позвольте, Ваше Величество, даже сию минуту перед вами я изображу вас.
Добродушно в эту минуту настроенный царь заинтересовался: как это так? Пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьезно:
— Ну, попробуй.
Каратыгин немедленно встал в позу, наиболее характерную для Николая I, и, обратившись к тут же находившемуся директору императорских театров Гедеонову, голосом, похожим на голос императора, произнес:
— Послушай, Гедеонов, распорядись завтра в двенадцать часов выдать Каратыгину двойной оклад жалованья за этот месяц.
Государь рассмеялся:
— Гм… Гм… Недурно играешь.
Распрощался и ушел. На другой день в двенадцать часов Каратыгин получил, конечно, двойной оклад.
Популярность анекдота в Петербурге была такова, что даже до наших дней он дошел в разных вариантах. В основном разница заключалась в вознаграждении актера за талантливо сыгранный экспромт. Так, по одному из них, Каратыгин будто бы получил от императора ящик лучшего французского шампанского.
Каратыгину приписывают анекдоты, адресованные плодовитым, но бездарным авторам театральных водевилей.
Об одном авторе Каратыгин сказал:
— Лучше бы он писал год и написал что-нибудь ГОДное, чем писал неделю и написал НЕДЕЛЬНОЕ.
Третьестепенный автор, некий Семенов, зашел однажды за кулисы к Каратыгину:
— А помнишь ли ты мою пьесу «Царская милость»?
— Еще бы! Я ведь злопамятный, — ответил Каратыгин.
По поводу драмы «В стороне от большого света» Каратыгин сказал: — Первое действие драмы происходит в селе, второе — в городе, все же остальное написано ни к селу, ни к городу!
Острый на язык Каратыгин не щадил никого и был находчив в любых, даже самых неподходящих обстоятельствах.
Однажды Каратыгин присутствовал на похоронах одного известного картежника, казачьего офицера.
— Ну, — спросили его, — как вам похороны?
— Великолепно! Сначала ехали казаки с пиками, потом музыканты с бубнами, затем духовенство с крестами, потом покойник с червями, а за ними шли дамы, тузы, валеты, и в конце двойки, тройки, четверки.
Известна легенда о похоронах и самого Каратыгина. Будто бы он был положен в гроб живым и перед смертью поднялся в гробу. Как утверждают жизнерадостные театралы, это будто бы и была последняя искрометная шутка талантливого актера и неуемного остроумца.
В 1888 г. в Петербург на гастроли приехал знаменитый цирковой артист и дрессировщик животных А. Л. Дуров. Сохранилась, скорее похожая на анекдот, легенда о рекламной, как сказали бы сейчас, акции, которую успешно провел Дуров в Северной столице.
Перед выступлением Дуров ездил по улицам, разбрасывая листовки с призывами посетить его представления. Его вызвал петербургский градоначальник Гроссер и запретил это делать.
— Есть у вас еще эти штучки? — спросил генерал, показывая на подобранные полицией листовки.
— Есть, ваше превосходительство.
— Так потрудитесь выбросить их.
— Слушаюсь.
На следующий день Дуров снова занялся разбрасыванием листовок. Его снова вызвал Гроссер.
— Вы что же, издеваетесь надо мной?
— Помилуйте, Ваше превосходительство, я счел должным выполнить ваше распоряжение.
— ???
— Вы приказали выбросить листовки, вот я и выбросил все, что было.
Цирковые, театральные или концертные гастроли были для Петербурга явлением давним, традиционным и привычным. Мы уже рассказывали анекдот, связанный с выступлениями в Северной столице при Екатерине II знаменитой итальянской певицы Габриели. Особенно запомнились петербуржцам гастроли австрийского композитора, скрипача и дирижера, «Короля вальсов», как его окрестили в народе, Иоганна Штрауса. Популярность Штрауса дошла до того, что питерские парикмахеры даже придумали и ввели в моду прическу «А-ля Штраус».
Концерты Штрауса, которые проходили в Павловском курзале, пользовались ошеломляющим успехом. Он был кумиром публики, особенно ее женской половины. Летняя жизнь Штрауса в Павловске сопровождалась легкими романтическими приключениями и страстными влюбленностями. Если верить фольклору, порой это заканчивалась маленькими светскими скандалами. Однажды его даже вызвали на дуэль. Некий офицер будто бы поставил ему в вину что его жена каждый день посылала композитору роскошный букет цветов. Говорят, Штрауса спасло только его врожденное остроумие. Он пригласил молодого человека к себе в комнату которая была полностью завалена цветами. «Все это мне подарили в последние два дня, — весело сказал композитор. — Я готов дать вам удовлетворение, если вы покажете букет, подаренный вашей женой».
Штраус становился героем дружеских шаржей, где его изображали играющим на скрипке в окружении пылающих сердец в кринолинах, и анекдотов, где его немецкая фамилия превращалась в русскую двусмысленность:
— Посмотрите, Аннете, какие огромные яйца у этого страуса, — сказала маменька своей дочке, прогуливаясь по академическому музею.
— Ах, маменька, это у того самого страуса, что играет так мило вальсы в Павловском вокзале?
Надо напомнить, что в концертных программках и на афишах имя и фамилия композитора печатались в русской транскрипции: Иван Страус. Да и в народе его называли не иначе как «Иван Иванович», или «Танцующий Страус», по манере дирижировать пританцовывая. Приведем и второй анекдот на ту же тему. Вовсе не для того, чтобы посмаковать ее, а для того, чтобы показать, сколь широкое распространение она имела в Петербурге. И еще одно напоминание. В Павловском курзале выступали два Штрауса, оба одинаково любимые и знаменитые: отец и сын.
Матушка с дочкой приехали летом в Петербург и осмотрели все достопримечательности, в том числе и музей Академии наук, где они видели кости допотопных животных, яйца огромных птиц и так далее. Вечером они поехали в Павловск слушать оркестр Штрауса.
Дочь спросила у матери:
— Это молодой Штраус?
— Молодой! Это сын…
— Это и видно, что еще очень молод.
— Это почему?
— Потому что яйца еще не так велики, как те страусовы яйца, что мы видели сегодня в Академии.
Из отечественных композиторов XIX в. в петербургский городской анекдот попали в основном два из них: Глинка и Чайковский. И у того, и у другого были на то довольно веские причины.
Родоначальник национальной русской оперы Михаил Иванович Глинка приобрел всеобщую известность как композитор в 1836 г., после представления патриотической оперы «Жизнь за царя», более известной в широкой публике под советским вариантом названия «Иван Сусанин». Именно тогда Глинка почувствовал прикосновение богини Славы. Однако вторая опера композитора «Руслан и Людмила», представленная публике в Мариинском театре в 1842 г., большинством современников сразу оценена не была. Например, император Николай I демонстративно ушел из театра, не дождавшись конца представления, а великий князь Михаил, если верить фольклору, стал посылать провинившихся офицеров в оперу слушать «Руслана и Людмилу» в наказание. Правда, вскоре настроение капризной публики переменилось. Но время до полного признания оперы было отмечено появлением несправедливых и неприятных для композитора анекдотов. Некоторые из них дошли до наших дней.
