Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.) - Зверев Вадим (версия книг TXT) 📗
Возникают закономерные и риторические вопросы: к чему такая конспиративность? Что таким образом пыталось скрыть руководство компании? Чем объяснялся столь срочный характер выполнения указанной директивы?
И, тем не менее, проанализировав рапорт В.Д. Жижина, мы не увидели прямых и неопровержимых доказательств связи московского правления фирмы и ее территориальных отделений с германской агентурной разведкой. Однако единичные из упомянутых в нем документальных свидетельств, безусловно, могли стать веским основанием для возбуждения предварительного следствия (или дознания) по подозрению управляющих конкретных филиалов немецкой компании в сборе разведывательных сведений о России задолго до начала Первой мировой войны.
Каким же образом те данные о военных секретах Российской империи, которые все же добывались и поступали в головное управление «Зингер и Кº», могли переправляться их непосредственному заказчику – германскому Генштабу?
С нашей точки зрения, наиболее быстрым, удобным, дешевым и, самое главное, безопасным способом их передачи в то время была беспроволочная телеграфия. Предпочтительное использование ее возможностей немцами было продиктовано военно-техническим отставанием России в данной области научных знаний, в частности от Германии. Следствием чего становились неосведомленность органов, обеспечивавших защиту внешней безопасности государства, о новых путях и средствах связи немецких шпионов с официальным Берлином, а также некомпетентность и бездействие их в вопросах контрреагирования.
В межвоенный период времени Департамент полиции МВД и столичная контрразведка не владели даже приблизительной информацией об имевшихся, к примеру, в Санкт-Петербурге владельцах телеграфных станций и их коммуникационных возможностях. Активное и квалифицированное выявление стационарных передающих устройств началось лишь с 1913 г. [221] И только спустя два года, руководствуясь агентурными донесениями о наличии в фирме «Зингер и Кº» искрового телеграфа, сотрудники столичного охранного отделения провели проверку одного из домов (Санкт-Петербург, Невский пр. 28/21), принадлежавших ей. Результаты обследования, проведенного на чердаке этого дома (в помещении «глобуса») показали, что раньше, вероятно, он «использовался для беспроволочного телеграфирования» [222].
Наряду с управляющими петербургского, московского, тульского и архангельского филиалов компании «Зингер и Кº» (доставившими немало беспокойства контрразведке и следователям) разведывательную работу в пользу Большого Генерального штаба Германии вело столичное отделение «Института Шиммельпфенга» (Санкт-Петербург, Кирпичный пер., 1/4). С 1908 г. право владения этим предприятием в России перешло от германского подданного В. Шиммельпфенга к двум его сыновьям. При этом в целях сокрытия национальной принадлежности фирмы их доверителями были оформлены русские подданные – И.И. Герум и Б.Л. Гершунин [223].
Официальным родом занятий фирмы являлся сбор справок о кредитоспособности и другой информации о частных и казенных торговых, промышленных предприятиях Санкт-Петербурга. Неофициально же велось добывание сведений о лицах, состоявших на военной службе и занимавших высокое служебное положение в главных управлениях военного ведомства [224].
Аналогичным родом деятельности, как следует из агентурных донесений штаба войск Киевского военного округа в ГУГШ (март 1912 г.), занимались и другие филиалы справочной конторы кредитоспособности «Института Шиммельпфенга» [225]. Получаемые ее сотрудниками несекретные военные сведения переправлялись в политический отдел «Института Шиммельпфенга» в Берлине (Шарлоттенштрассе, 23). Одним из промежуточных звеньев на этом пути служило военно-разведывательное бюро немцев в Кенигсберге [226].
Информация о связях контор «Института Шиммельпфенга» с немецкой разведкой подтверждается агентурными сведениями, имевшимися у помощника Варшавского генерал-губернатора по полицейской части генерал-майора Л.К. Утгофа. Судя по его циркуляру начальникам разыскных органов Привис-линского края от 29 января 1913 г. № 166 кенигсбергская контора «"Институт Шиммельпфенга" командировала в Россию… с разведывательной целью, своего служащего германского подданного Оскара Стынского, имеющего сношения с проживающим в Кенигсберге майором Ганом, принадлежащим к составу тамошнего разведывательного бюро» [227].
Как выяснилось, шпионаж немецкого «Института Шиммельпфенга» был успешно апробирован в предшествующие годы и в других странах. Его аналог можно найти в истории Франции. Как писал Л. Додэ, о шпионской деятельности агентства «Институт Шиммельпфенга» французы узнали лишь в 1910 г.: «Не смотря на заранее убыточность в деятельности агентства, оно продолжало "безобидную" работу по сбору коммерческой информации о деятельности промышленных и торговых фирм Франции с последующей передачей сведений в Берлин» [228].
Помимо торгово-промышленных и кредитных предприятий и организаций военное руководство Германии привлекало к изучению оборонного потенциала Санкт-Петербурга немецкие страховые (перестраховочные) общества. В этой связи крупные государственные деятели России выражали небезосновательные опасения по поводу возможной утраты военных сведений о строящихся кораблях флота. Из секретного письма В.Н. Коковцова морскому министру И.К. Григоровичу следует, что некоторые заводы, работающие в рамках реализации «Малой судостроительной программы», обратились для застрахована строящихся у них судов к иностранным страховым обществам. Дальше он делает следующий акцент: «…позволю себе обратить Ваше внимание на то, что привлечение к настоящему делу иностранцев едва ли может быть признано желательным, так как интересы государственной обороны могли бы в данном случае оказаться недостаточно ограждены» [229].
Главным требованием иностранных, в частности немецких, перестраховочных контор к русским партнерам при заключении контрактов было предоставление им «при полисах самых точных планов, чертежей, спецификаций и описаний земельных имуществ, построек, оборудования фабрик, пароходов и др.» [230]. Данные, попавшие таким образом в перестраховочные общества, по мнению К.К. Звонарева, передавались германской разведке. В результате она знала о России все: «будущие плацдармы, планы городов…, количество запасов продовольствия, степень оборудованности фабрик и заводов, район и характер пароходных грузов и пр.» [231].
С точкой зрения К.К. Звонарева солидарны и современные ученые. К примеру, Ж.В. Таратута и А.А. Зданович полагают, что по так называемым страховым бордеро, которые русские страховые общества «под благовидным предлогом перестраховки» пересылали в Германию, немецкий Генеральный штаб имел полную картину о военной промышленности, военном судостроении и других компонентах обороны России [232].
Крупнейшими страховыми компаниями столицы были общества «Жизнь» и «Русский Ллойд» (свыше 70 % его капиталов принадлежало немецким акционерам), активы которых на 1914 г. составляли, соответственно, 47 000 000 руб. и 5 252 680 руб. [233]
Учредителями и главными акционерами созданного в 1835 г. Российского общества застрахования капиталов и доходов «Жизнь» (Санкт-Петербург, ул. Глинки, 1) являлись обрусевшие немцы – отец и сын Глазовы. Из шести членов его правления пятеро были русскоподданными (отставные генералы Н.Е. Нидермиллер и И.Б. Шпиндлер, тайный советник Э.Э. Керн, действительный статский советник Р.Р. Сан-Галли и отставной коллежский секретарь Ф.Р Вит) [234].
