В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Крючков намекнул о деятельности агентов влияния, но не назвал ни фамилий, ни должностей. Возможно, он исходил из того, что эти его заявления вызовут сенсацию и от КГБ депутаты потребуют раскрыть карты, назвать реальных врагов страны. Но он ошибался, такой реакции или простого любопытства со стороны сидящего в зале депутатского корпуса не последовало. Некоторые мои знакомые депутаты обращались с просьбой по большому секрету назвать фамилии тех, кого мог иметь в виду председатель КГБ как агентов влияния спецслужб противника в нашей стране.
Крючков, уже будучи пенсионером, пытался объявить агентом влияния бывшего посла в Канаде, секретаря ЦК Яковлева. Это казалось несколько странным, так как еще по работе в секретариате КГБ мне было известно об их особой дружбе. Яковлеву направлялось Крючковым (тогда начальником разведки) много разведывательной информации, не отвечающей его статусу в ЦК. «Крючков напористо полез ко мне в друзья. Он много в негативном плане рассказывал мне об идеологическом отделе контрразведки. Он стал буквально подлизываться ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора», — отмечал Яковлев. «Уже после мятежа не нашел ничего более умного, как обвинить в связях с западными спецслужбами». Но это были бездоказательные обвинения, не нашедшие подтверждения в судебном разбирательстве. Не подтвердили утверждений Крючкова ни Чебриков, ни Шебаршин. В общем на стол прокурору и судье нельзя было положить убедительные доказательства.
Журналисты спрашивали у Крючкова, пытался ли он в бытность председателем КГБ бороться с агентами влияния. «А как с ними бороться, если по некоторым позициям они выше тебя стоят», — отвечал он.
Ссылки на записку Андропова об агентуре влияния уводили в сторону обсуждение настораживающих проблем в жизни советского общества, содержащихся в выступлении Крючкова. Он сам вынужден был признать, что депутаты после его речи высказывали «всего лишь роптание», а не громкий голос тревоги и готовности принять необходимые меры. А ведь все это происходило всего за два месяца до августа, рокового месяца в жизни страны.
КГБ в центре и союзных республиках предоставлял руководству страны многостороннюю, объективную, упреждающую информацию, не сглаживая острых моментов в обстановке. Однако многим настораживающим негативным проблемам и процессам в обществе не придавалось должного значения, отсутствовала адекватная реакция на них со стороны руководящих властных структур. Крючков отмечал, что в последний период советской власти Комитет работал в очень сложных условиях: такое отношение к важной информации он встречал наверху даже тогда, когда речь шла о судьбоносных вопросах, мимо которых проходить нельзя при малейших косвенных сигналах об угрозах безопасности страны. Заместитель председателя КГБ СССР Виталий Пономарев отмечал, что в последнее время все заместители видели «угнетенное состояние» Крючкова после бесед с Горбачевым. Коробило то, что он порой игнорировал информацию КГБ, просто откладывал в сторону: «Потом почитаю».
Аналогичное отношение к информации в верхах отмечали даже руководители органов КГБ на местах. Так, начальник Второго управления (контрразведка) КГБ Украины Г. Федяев отмечал, что при Горбачеве сотрудники Комитета регулярно информировали руководство страны о планах, замыслах и масштабах подрывной деятельности спецслужб, направленных на развал СССР, но реакция была вялой, а то и вовсе никакой.
Сотрудники органов госбезопасности в силу специфики порученной им в государстве деятельности находились на переднем крае общественной жизни, изучали и знали ту сферу, которая скрыта от большинства людей, отслеживали противоправную нелегальную деятельность, механизм ее действия, поэтому могли анализировать, прогнозировать и предчувствовать наступление нежелательных последствий. Перед ними ставились задачи глубокого анализа ситуации и по возможности наиболее точного прогноза. Пусть наши сведения были не всегда стопроцентным попаданием в цель, но все же они заставляли задумываться над происходящими негативными процессами.
Органы КГБ по мере своих сил пытались предотвращать центробежные тенденции, прежде всего, в союзных республиках в столь знакомой для меня борьбе с национализмом и сепаратизмом. Провалы в работе случались чаще всего не из-за отсутствия необходимой оперативной информации, а по причине несвоевременного и ненадлежащего реагирования со стороны заинтересованных государственных структур, да и самих спецслужб. Бакатин, прямой и противоречивый в суждениях, делал заявление, что «госбезопасность была гнилой, неспособной предвидеть и предотвратить распад страны». Пусть останется на его совести такое заключение. А где же было, скажем, мощное МВД, занимавшееся схожими проблемами социального недовольства населения, приведшими к разрушению страны? Информационный потенциал МВД, Совета безопасности (а Вадим Викторович был и министром, и в составе Совбеза) был не слабее, чем в КГБ. Милиция фиксировала каждое антиобщественное проявление, видела общую картину в стране и регионах, считала, сколько собралось митингующих и сколько требовалось омоновцев. Может быть, я выскажу крамольную мысль, но стремление КГБ к улучшению демократической системы было выше, чем его реальные возможности уменьшить опасности и риски, которые приводили страну к краху.
Незадолго до ГКЧП был принят закон о режиме военного и чрезвычайного положения в стране. Этот закон являлся серьезной правовой мерой, способной при умелом применении предоставленных Президенту СССР исключительных полномочий не допустить развала страны, защитить права граждан.
Думаю, что уместно процитировать Крючкова из сказанного на закрытом заседании Верховного совета 17 июня 1991 года: «…во всех слоях общества нарастают требования навести порядок именно сегодня, пока дело не дошло до худшего. Обстоятельства таковы, что без действий чрезвычайного характера уже просто невозможно обойтись. Не видеть этого равносильно самообману, бездействовать — значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия…» В одном из документов КГБ СССР незадолго до ГКЧП информировал Горбачева об опасном развитии обстановки в стране: «Учитывая глубину кризиса и вероятность резкого осложнения обстановки, нельзя исключать возможность образования в соответствующий период временных структур в рамках осуществления чрезвычайных мер, предоставленных Президенту Верховным советом СССР». Указанный аналитический прогноз попал в руки Яковлева, главного советника Президента, и вместо выработки продуманных мероприятий по стабилизации и спасению страны дал повод обвинять КГБ «в обмане многих людей», а Крючкова — в подготовке «ямы» для Горбачева и других реформаторов.
Американские журналисты пытались получить у прораба перестройки Яковлева ответ на вопрос: прорабатывалась ли программа перестройки страны во всех ее деталях? Ответ А. Яковлева: «Вы знаете, и да, и нет… Нас упрекают, что, мол, нет концепции и надо было сначала теорию разработать. Подобные мнения считаю глупостью». Действовали по принципу, провозглашаемому Горбачевым: главное — взяться за дело, а сама жизнь подскажет, что и в каком направлении в реформах менять… При таких подходах планируемые задачи и цели создания ГКЧП выглядели как неизбежность, устраняющая главное зло — распад СССР.
Председатель КГБ СССР Крючков предупреждал о грядущих опасностях для страны не в одиночку. В апреле 1990 года собрание сотрудников центрального аппарата Комитета в обращении к Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву, народным депутатам СССР выражало «недоумение по поводу того, что руководящие органы страны, располагая упреждающей информацией о назревающих негативных явлениях, явно запаздывают с принятием жизненно важных политических решений, проявляют медлительность и нерешительность, не используют силу действующих ныне законов». Все свидетельствовало о том, что разработанной политики перестройки не было, тем более не существовало стратегических планов выхода страны из кризиса.
