Загадочные страницы истории XX века - Кожинов Вадим Валерьянович (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

Загадочные страницы истории XX века

Введение

История России в нашем столетии являет собой главным образом историю Революции. Я пишу это слово с заглавной буквы (так, между прочим, писал его полтора столетия назад в своих историософских стихотворениях и статьях Ф. И. Тютчев, хотя он имел в виду, понятно, европейскую — прежде всего французскую — Революцию, развертывавшуюся с 1780-х по 1870-е годы), ибо речь идет не о каких-либо пусть значительнейших, но все же отдельных революционных событиях, свершившихся в 1905, 1917, 1929 и т.п. годах, а о многообразной, но в конечном счете целостной исторической динамике, определившей путь России с самого начала нашего века и до сего дня.

В прошлом году исполнилось 80 лет со времени “пика” Революции — Февральского и Октябрьского переворотов 1917 года; срок немалый, но едва ли есть основания утверждать, что историки выработали действительно объективное, беспристрастное понимание хода событий. И, конечно, мое сочинение — это именно и только опыт исследования, но, надеюсь, в той или иной степени пролагающий путь к пониманию нашей истории XX века.

Революция предстает как результат действий различных и даже, казалось бы, совершенно несовместимых социально-политических сил, ставивших перед собой свои, особенные цели. Общим для этих сил было отвержение российского социально-политического устройства, что выражалось в едином для них лозунге “Свобода!”, “Освобождение!”, имевшем в виду ликвидацию исторически сложившихся “ограничений” в сфере экономики, права, политики, идеологии.

Характерно, что явившиеся на политическую сцену на рубеже ХIХ-ХХ вв. группы предшественников и большевистской, и вроде бы крайне далекой от нее конституционно-демократической (кадетской) партий с самого начала поставили этот лозунг во главу угла, назвав себя “Союзом борьбы за освобождение рабочего класса” (его возглавил В. И. Ленин) и “Союзом Освобождения” (его глава И. И. Петрункевич впоследствии стал председателем ЦК кадетской партии).

Сегодня большевики и кадеты кажутся чем-то абсолютно чуждым друг другу, но вспомним, что видный политический деятель того времени П. Б. Струве сначала тесно сотрудничал с В. И. Лениным и даже составлял Манифест Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП; в ее рамках в 1903 году сформировался большевизм), а в 1905 году стал одним из лидеров кадетской партии.

Или другой — менее известный — факт: С. М. Киров (Костриков), вначале связанный с РСДРП, в 1909 году на долгое время оказался в русле кадетской партии, став даже ведущим сотрудником северокавказской кадетской газеты “Терек”, и лишь накануне Октябрьского переворота “вернулся” в РСДРП(б), а впоследствии был одним из главных ее “вождей” (см. об этом, например: Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизм политической власти в 1930-е годы. — М., 1996, с. 120-121).

Вообще необходимо осознать, что почти все политические течения начала XX века были, если выразиться попросту, “за Революцию”, и переход Кирова из РСДРП к кадетам вовсе не означал отказа от революционных устремлений. Мне, вероятно, напомнят, что большевики обличали кадетов как “контрреволюционеров”. Но ведь и кадеты, в свою очередь, клеймили “контрреволюционерами” самих большевиков. И эти взаимные обвинения вполне закономерны и понятны: дело здесь прежде всего в том, что каждая из партий претендовала на главенство в Революции и, далее, в долженствующем создаться после ее победы новом социально-политическом устройстве.

Очень показательно в этом смысле “противоречие”, содержащееся в новейшем (3-м) издании “Большой советской энциклопедии”. В статье о кадетах (ее авторы — историки А.Я. Аврех и Н. Ф. Славин) эта партия вместе с ее предшественником, “Союзом Освобождения”, квалифицирована как “партия контрреволюционной либерально-монархической буржуазии” (т. 11, с. 3 89), однако в статье той же самой БСЭ “Союз Освобождения”, составленной известным специалистом в этой области историографии, К. Ф. Шацилло, читаем: “Большевики во главе с В. И. Лениным выступали против попыток “Союза Освобождения” захватить руководство революционно-освободительным движением и одновременно боролись за высвобождение из-под влияния либералов радикального крыла “Союза Освобождения”…” (т. 24, с. 272).

Если бы кадеты действительно были контрреволюционной партией, едва ли вообще мог встать вопрос об их “руководстве революционно-освободительным движением”, и едва ли в этой партии имелось бы “радикальное (то есть особо “левое”) крыло”.

Тем не менее в сочинениях советских историков кадеты, как правило, предстают в качестве “контрреволюционной” силы, а “антисоветские” (эмигрантские, зарубежные и в настоящее время многие “бывшие советские” или “пост советские”) историки нередко усматривают “контрреволюционность”, напротив, в большевиках, которые, захватив власть, не дали “освободить” Россию, — к чему, мол, стремились кадеты (а также эсеры, меньшевики и т.д.).

Как уже сказано, взаимные обвинения из уст кадетских и большевистских деятелей были естественным порождением политического соперничества. Однако совершенно иной характер имеют подобные обвинения, когда они появляются в позднейших сочинениях историков: эти обвинения означают, что историк по сути дела отказывается от беспристрастного анализа, который вроде бы призвана осуществлять историография, и рассматривает ход Революции как бы глазами одной из участвовавших в ней партий.

Сегодня всем ясно, что советская историография, изучавшая Революцию всецело с “точки зрения” большевиков, никак не могла быть действительно объективной (достаточно сказать, что роль большевиков в событиях 1903-1916 годов крайне преувеличивалась; на самом деле они обрели первостепенное значение только летом 1917 года). Но нынешние сочинения историков, фактически избирающих “точкой отсчета” для взгляда на Революцию кадетов либо, скажем, эсеров, в сущности еще более далеки от объективного понимания хода истории, — более потому, что кадеты и эсеры потерпели поражение, и смотреть на ход Революции их глазами — едва ли плодотворное дело.

Необходимо четко осознать принципиальное различие между задачами, встающими перед нами в отношении современности, настоящего, сегодняшней ситуации в политике, экономике и т.д., и, с другой стороны, теми целями, которые встают при нашем обращении к более или менее отдаленному прошлому, к тому, что уже стало историей.

Когда мы имеем дело с современностью, у нас есть возможность (разумеется, именно и только возможность, далеко не всегда осуществляемая) оказать реальное воздействие на ход событий, конечный результат которых пока неизвестен и может оказаться различным. Поэтому, в частности, вполне понятны и уместны наша поддержка той или иной политической силы, представляющейся нам наиболее “позитивной” и способной победить в развертывающейся сегодня борьбе, а также наше стремление воспринимать действительность с точки зрения этой силы. Однако в прошлом (что вполне понятно) уже ничего нельзя изменить, результат развертывавшейся в нем борьбы известен, и любая попытка ставить вопрос о том, что результат-де мог быть иным, в конечном счете вредит пониманию реального хода истории: мы неизбежно начинаем размышлять не столько о том, что совершилось, сколько о том, что, по нашему мнению, могло совершиться, и “возможность” в той или иной мере заслоняет от нас историческую действительность. Это, к сожалению, типично для нынешних сочинений о Революции.

Вместе с тем нельзя не видеть, что пока еще крайне трудно, пожалуй, даже вообще невозможно изучать ход Революции, полностью отрешившись от нашего отношения к действовавшим с начала XX века политическим силам. В более или менее отдаленном будущем, когда уместно будет сказать словами поэта, что “страсти улеглись”, подлинная объективность станет, очевидно, достижимой целью. Но сегодня, в наши дни, когда на политической сцене появляются течения, открыто провозглашающие себя “продолжателями” дела тех или иных возникших в начале века партий (от радикально социалистических до принципиально “капиталистических”) требования смотреть на Революцию с совершенно “нейтральной” точки зрения являются заведомо утопичными.