История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович (онлайн книга без TXT) 📗

пытавшимися облегчить безнадежные условия его существования. На

фронте, однако, он проявил храбрость и был наконец представлен к

офицерскому чину, но приказ о производстве в офицеры пришел уже

после его смерти. Полежаев находился под сильным влиянием Гюго и

Байрона; пышная романтическая высокопарность чрезвычайно его

привлекала. Он всегда грешил распущенностью и напыщенностью

слога и излишней говорливостью. Имя его сохраняется в

сокровищнице русской поэзии благодаря дюжине коротких

стихотворений. В них есть страстная сила, ритмический напор и

романтический огонь, свойственные только ему одному.

В особенности ему удавались быстрые метры – «стаккато». Лучшие

его стихи – или трагические романсы о восточной войне, или вопли

отчаяния по поводу своей погубленной жизни. Самые знаменитые его

стихотворения – Песнь погибающего пловца, написанное энергичным

двухстопным хореем, и Песнь пленного ирокезца, привязанного к

столбу и спокойно ожидающего мучительной смерти, которую его

палачи ему готовят.

2. КОЛЬЦОВ

Одним из интереснейших явлений в развитии литературы 30-х

годов был подъем школы олитературенной народной песни в

творчестве Кольцова. Традиция эта идет от XVIII века. В двадцатые

годы девятнадцатого она была усовершенствована разносторонним

Дельвигом, чьи прелестные искусственно-народные «русские песни»

(как тогда назывался этот жанр) стали самыми популярными из всего

им написанного. Менее искусственны, более непосредственны

прекрасные песни Николая Григорьевича Цыганова (1798–1831),

странствующего актера, сына крепостного крестьянина. У него не

было связей с литературной средой и, хотя по форме его «русские

песни» идут от литературы, а не от устной традиции, дух их по-

настоящему народен и «фольклорен». Они субъективны, большая

часть их поется от лица женщины. Их символы, образы, лишенные

сентиментальности чувства – все это народное, русское. Они были

опубликованы в 1834 г., после смерти их автора, всего за год до

выхода первой книги Кольцова.

Алексей Васильевич Кольцов родился в 1808 г. в Воронеже (юг

Центральной России). Он был сыном прасола, зажиточного, но

необразованного человека из народа. Детство и юность Кольцова

прошли в донских степях – перегонял отцовские стада на дальние

рынки. Систематического образования он не получил. Стихи начал

писать рано, и это привлекло внимание Станкевича, главы кружка

идеалистов и богатого землевладельца Воронежской губернии. Он

познакомил Кольцова со своими московскими друзьями, в результате

чего возникла прочная дружба между Кольцовым и Белинским.

В 1835 г. была опубликована первая книга песен Кольцова, которая

была очень тепло принята. Но и после этого Кольцов оставался в

Воронеже, ведя дела своего отца и приезжая в Москву и Петербург

только в связи с отцовскими судебными исками. Кольцову присущи

были такт и чувство собственного достоинства, и его благородные и

образованные друзья им восхищались. Эти качества всегда видны в

его очень приятных письмах, которые, кроме того, свидетельствуют о

подлинном здравомыслии их автора. Он разделял прекрасные

устремления своих друзей-идеалистов, не теряя, в то же время,

практицизма и деловитости русского купца. Но в Воронеже он

чувствовал себя одиноким и несчастным. Отношения с отцом,

эгоистичным и не склонным к мечтаниям деспотом, все время

ухудшались; постепенно жизнь в семье стала для Кольцова адом. Его

спасла из ада внезапная смерть в 1842 г. С 1840 г. он почти ничего не

написал.

Поэзия Кольцова четко делится на три части: попытки – как

правило, до 1835 г. – писать принятым в литературе стилем

пушкинской и допушкинской школы; «русские песни»; философские

размышления (думы) последних лет. Из всех трех только второй

раздел обеспечил Кольцову прочное место среди классиков. Его

благовоспитанные, «образованные» стихи написаны на уровне

школьника – ему так никогда и не удалось овладеть формой и

интонацией «образованной» поэзии, в основном потому, что он так

вполне и не овладел литературным языком. Его думы, хотя некоторые

глубокомысленные критики и обнаружили там глубину, жалостно

бесплодны и беспомощны. Философия там детская; нерифмованные

размеры до того истрепаны, что их можно найти в любой русской

антологии. «Русские песни» – другое дело.

Кольцова называли русским Бернсом. Если это сравнение

внушает мысль о равенстве талантов – его и гениального

шотландца, – то это ерунда. По размерам таланта Кольцов ближе к

Хоггу, чем к Бернсу. Но по роду поэзии между ними есть явная и не

только поверхностная близость. Как и Бернс, Кольцов шел от

литературной традиции мнимо-народной песни. Как и Бернс, он на

деле сталкивался с реальной крестьянской жизнью, хотя, в отличие

от Бернса, и не был крестьянином. Как и Бернс, он обладал той

свежестью и свободой взгляда, которой не было у его более

образованных и высокородных современников. Наконец, как и Бернс,

он был реалистом, и его страстность, как и у Бернса, была

подлинной. Но он женственнее и сентиментальнее Бернса.

Характерно, что некоторые лучшие песни Кольцова вложены в уста

женщины. Лучшие из его песен – лирические; и они стали самыми

популярными в народе; в них есть истинно русская тоска о свободе,

просторе и приключениях. Несмотря на то, что обычно они

рифмованы и поэтому более литературны по форме, в них больше

подлинно народного чувства, чем в песнях о природе и о

крестьянской жизни. Одна из лучших и, без сомнения, самая

популярная – восхитительная песня, переведенная профессором

Элтоном, которая начинается так: « Сила молодая…»

В этих песнях, как в настоящих народных, природа является

сочувствующей певцу силой. В более сложных песнях о природе она

уже персонифицируется и философизируется. Но нет более

прекрасного изображения привольной степи, чем в Косаре, где косарь

собирается туда, на низовья Дона, к богатым казакам, в степь –

продавать свою силу. «Простор» и «приволье», непереводимые

русские слова, которые означают нечто вроде « space» и « elbow-

room», но с невыразимыми поэтическими обертонами, – эти слова и

есть мелодический ключ к лучшим песням Кольцова. Так же

прекрасны его любовные песни, где страсть, хотя и

сентиментализирована и романтизирована, все-таки истинна и

сильна. Прекрасная песня de mal mariee (насильно выданной замуж),

начинающаяся словами: «Ах, зачем меня / силой выдали / за

немилого / мужа старого/» – из самых чистых жемчужин русской

эмоциональной лирической поэзии. Наименее популярны те

кольцовские песни, где он идеализирует крестьянскую жизнь и

сельский труд, – темы, совершенно чуждые настоящей народной

песне. Но от этого они не становятся хуже. Некоторые – как,

например, Крестьянская пирушка – напоминают Гомера по простой,

лишенной сентиментов величавости, которой он облекает простую

жизнь.

3. ТЮТЧЕВ

Литературная история Тютчева довольно любопытна. Первые его

стихи были опубликованы всего через три года после появления в

печати Пушкина; большая часть стихов, составивших его славу, была

напечатана в пушкинском Современнике в 1836–1838 гг., но первого

критического отзыва об его поэзии пришлось ждать до 1850 г., когда

его «открыл» Некрасов, и вдруг стало ясно, что Тютчев выдающийся

поэт. Признание пришло незадолго перед тем, как вообще стал

пропадать всякий интерес к поэзии, и только немногие чтили

Тютчева в конце века, когда его опять подняли на щит Соловьев и