Сказки народов Югославии - Голенищев-Кутузов Илья Николаевич (версия книг TXT) 📗
Муж еще порога не успел переступить, а жена уж к нему с жалобой:
— Посмотри-ка, муженек, твоя торба даже в избе не подмела!
Крестьянин притворился, будто это ему в диковинку, разбушевался и давай лупить торбу:
— Ах ты лентяйка этакая, все бы тебе на гвозде висеть!
Отхлестал он торбу как следует, а потом воскликнул, словно догадался о чем-то:
— Послушай-ка, жена, сдается мне, будто отощала наша торба…
— Так я же из нее брала себе еду и на обед и на ужин!
— Вот потому, наверное, торба и была сегодня такая нерадивая, — сказал муж и вынул из нее ужин.
То же самое было и на второй и на третий день. Муж все ругал и бил торбу, пока она и вовсе не опустела.
— Как же нам теперь быть? — забеспокоилась жена, когда подошло время обедать.
Муж будто тоже расстроился да встревожился, — мол, и у меня от забот голова кругом идет, а когда жена хорошенько проголодалась, сказал:
— Да-а, ничего, видно, нам другого не остается, как наполнить торбу доверху… А тогда можно и отдыхать.
— Что же нам делать?
— Придется потрудиться над торбой. Я ведь тебя предупреждал, когда пришел свататься, — набей торбу и гуляй себе на здоровье. Но после первого же обеда торба сильно похудела — ты и сама это заметила.
Тут муж показал своей жене, за какое дело ей в первую очередь приниматься. Пришлось молодухе и в доме прибрать, и скотину накормить, а муж свернул голову большому петуху и велел его зажарить. Потом достал муки и научил жену тесто замешивать, печку топить да хлеб печь. Когда все было готово, муж сложил хлеб и жареного петуха в торбу и говорит:
— Ну вот, теперь, женушка, можешь и посидеть сложа руки.
Пришла пора пшеницу жать. Крестьянин дал жене серп — ступай, мол, жни да снопы вяжи.
— Да я же не умею! — плачется молодуха.
— Научишься, не горюй, жена. Если любишь за печкой сидеть, люби и торбу битком набивать. Из пшеницы мука будет, из муки — лепешки, вот тебе и торба полна.
Поневоле приходится молодухе работать, да только больно уж ей не нравится, что запасы в торбе то и дело тают и надо их пополнять постоянно. И передала она своей матери: забери, мол, меня домой или мужа моего укроти.
Мать разозлилась, как ведьма, и со всех ног бросилась к дочери. А зять свою тещу давненько поджидал и, как только увидел ее, схватил пилу и давай пилить дрова да сваливать их прямо под ноги себе.
— Эй ты, сумасшедший! Где это видано — себе под ноги дрова сваливать? еще от калитки заверещала баба.
— А что, матушка, разве только сумасшедшие себе дрова под ноги сваливают? — кротко отвечает зять, будто не догадываясь, какая буря сейчас разразится.
Видит теща, что зять не в своем уме, и ринулась к дочке. Наговорила ей молодуха с три короба, а мать выслушала ее жалобы и давай зятя честить. Зовет его теща в избу, а зятя и след простыл. Они туда, сюда, наконец разыскали его на чердаке.
Разъярилась баба пуще прежнего.
— Ты что это забился за трубу, будто летучая мышь или сова какая!
— Ох, матушка, не браните меня! — заохал бедняк. — Это я от забот прячусь! Не знаю, куда схорониться, — они меня по пятам преследуют.
— Какие еще заботы, разрази тебя гром!
— Да вот пахать надо, а у меня один вол подох. Что мне теперь делать, горькому горемыке? Ведь пара волов нужна, с одного-то ярмо спадает и борозда вкривь ложится!
— А чем же ты, дурачина, жену-то кормить будешь, если не посеешь вовремя! — отчитывает его баба.
А зять навострил уши, молчит и слушает.
— Давай твоего вола, я тебя сейчас научу, как надо работать! — заорала на него теща.
Зять живо вывел вола в поле и плуг наладил. Баба тоже времени даром не теряет — влезла в ярмо вместе с волом и говорит зятю:
— Теперь рукоятки крепко держи, борозда-то и ляжет ровненько!
Зять слушается, а теща провела борозду почти до середины поля и говорит:
— Что ж ты разнюнился, раскис, словно прошлогодняя кислая капуста? Впрягайся вместо меня, а жена пусть рукоятки у плуга поддерживает — и чтоб все поле было засеяно!
— Хорошо, матушка, — отвечает крестьянин. — Только повторите все это погромче, чтобы моя жена услышала.
— Да я с тобой, с непутевым, и разговаривать-то не стану, — огрызнулась баба и помчалась к дочери, а от нее прямой дорогой домой, чтоб глаза ее больше зятя не видели.
Возвратилась теща в свое село и по всем соседям разнесла, какой у нее зять растяпа, не может собственную жену хлебом обеспечить, только и знает, что со своей торбой носится. Прожужжала она уши всем соседям, а пуще всех своему старику, покуда не собрался он навестить зятя.
— Ну, сойдутся теперь две премудрые головушки! — насмехается баба.
Но старику и дела нет до ее насмешек. Зять ему сразу понравился, видать, что работящий и бережливый хозяин, а свою жену и дочку старик уж до тонкости изучил. Вот и решил он своими глазами посмотреть на житье-бытье молодых. Приходит к деревне и видит, что зять пашет, а дочь вола ведет.
— Так, так, дети мои, — обрадовался дед, — дружно работайте и заживете безбедно.
Умно говорит старик, зять прямо не знает, куда его и усадить, а дочка сразу отцу жаловаться:
— Батюшка! Как брал он меня замуж, так обещал, что мне совсем не придется работать, а на деле, смотри, я в поле наравне с ним.
— Позволь, уговор был такой: отдыхай, пока торба полная! Так ведь, батюшка?
— Так, так, — подтвердил тесть. — А что с торбой, разве она не полная?
— Полная, — отвечает дочь, — если не брать из нее еду на обед и ужин.
— Ну что ж, ты не обедай и не ужинай, вот и будешь баклуши бить, а торба у тебя полная будет! — посоветовал ей отец.
— Я голодать не привыкла!
— А тогда клади в нее ровно столько, сколько берешь!
Видит старик, что его зять умнее, чем он думал, а зять понял, что тесть у него толковый старик, и уж постарался угостить гостя на славу. Три дня пировали они, хозяйка только подносить успевала. Когда тесть собрался домой, зять проводил его честь по чести да еще баклагу с вином повесил ему на шею.
Подходит дед к своему селу, а баба уж высматривает его. Увидела она мужа с тяжелой баклагой на шее и подняла переполох на всю округу. Сбежались соседи, а баба голосит:
— Говорила я вам, какому сумасшедшему моя дочь досталась! Кто не верил, — пусть сам убедится! Этот сумасшедший на мне половину поля вспахал, да я в тот же день от него сбежала! А бедного моего деда три дня продержал и, уж наверное, запрягал его да по моей вспашке и пробороновал на нем и засеял. Так ему и этого показалось мало, он еще несчастному старику повесил ярмо на шею.
Тем временем дед подошел совсем близко, рассмотрели соседи, что у него на шее болтается, и покатились со смеху. А когда старик угостил их вином, все закричали, будто сговорились:
— Эй, баба, почаще бы на нас такое ярмо надевали!
Хорватия. Перевод с сербскохорватского Т. Вирты
ЖИВЬЕМ ЗАМУРОВАННАЯ
Жил у одного графа молодой слуга, и так господин его жаловал, что сделал первым после себя человеком в графстве. Граф давно овдовел, и была у него одна-единственная дочь. Во дворец редко наведывались гости, а потому слуга и графиня часто проводили время за беседой. И вот слюбились они.
Граф чуть не задохнулся от гнева, когда узнал, что дочь согрешила, и начал мучить ее, чтоб выведать, кто виновник ее бесчестия, да все напрасно: знала дочь, что не сносить слуге головы, если она его выдаст. Приказал тогда граф вырыть подземелье и запер там свою дочь. Ключ же отдал слуге и велел бросить его в пруд, а дочь выпустить, когда ключ найдется.
Слуга быстро сунул ключ под стол и сделал отпечаток в хлебном мякише; а потом позвал графа с собой к пруду — пусть, мол, своими глазами увидит, как он выполнит его волю. Граф порадовался преданности своего слуги.
Каждую ночь слуга отпирал подземелье новым ключом и носил еду дочери графа. Шли годы. Миновало уже семь лет, и вот в один прекрасный день понаехало к графу множество гостей. Устроил граф рыбную ловлю в своем пруду. Слуга, зная о празднестве, принес графской дочери про запас на все те дни еды и питья, а ключ положил в воду, чтоб заржавел.
