Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
А в концовке «Марафона» Высоцкий использует свой фирменный прием аллюзий: «Нужен мне такой друг! / Как его? Забыл… Сэм Брук». Для сравнения процитируем более позднее стихотворение, где речь идет о Сталине: «Там этот, с трубкой… Как его? /Забыл — вот память!» («Я прожил целый день в миру / Потустороннем…», 1975).
Бросается в глаза также одинаково негативное отношение лирического героя к «братьям-китайцам» в стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…» (1969) и к «другу-гвинейцу» в «Марафоне»: «Наши братья залегли и дали залп» = «Друг-гвинеец так и прет».
В первом случае пародируется песня «Москва — Пекин» (1949): «Русский с китайцем — братья навек. <.. > Сталин и Мао слушают нас»; а во втором — речи спортивных телекомментаторов Яна Спарре и Николая Озерова: «Вот еще одну шайбу забили наши чехословацкие друзья!». Поэтому в обоих случаях герой говорит, что такие «братья» и «друзья» ему не нужны: «Не взыщите, бывший наш товарищ Мао!» = «Нужен мне такой друг! / Как его? Забыл… Сэм Брук! / Сэм — наш гвинейский Брут!», — и одинаково иронизирует над советской пропагандой: «Вспомнилась песня, вспомнился стих, / Словно шепнули мне в ухо: / “Сталин и Мао слушают их…”, - / Вот почему заваруха» = «А еще вчера все вокруг /Мне говорили: “Сэм — друг”».
Эта же тема разрабатывается в «Песне автозавистника»: «А он мне теперь — не друг и не родственник, / Он мне — заклятый враг». Поэтому лирический герой мечтает: «И я б их к стенке ставил через одного / И направлял на них груженый самосвал». Похожее желание он выскажет в «Песне Гогера-Могера» (1973): «Я б их болезных запер бы / Покрепче перво-наперво» /5; 527/, - и в том же стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…»: «Мне бы взять пострелять всю китайскую рать» /2; 458/. Кстати говоря, эта «рать» вела себя точно так же, как враги героя в «Том, кто раньше с нею был» (1961): «Они стояли молча в ряд — / Их было восемь» = «Молча, медленно, как будто на охоту, / Рать китайская бежала на меня». А описание предводителя китайской рати в песне «Мао Цзедун — большой шалун» напоминает описание представителей власти в «Мистерии хиппи»: «Он до сих пор непрочь кого-нибудь потискать» = «Довольно тискали вы краль». Неудивительно, что и лирический герой в стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…», и лирическое мы в «Мистерии хиппи» одинаково относятся к своим врагам: «Мне плевать на китайскую рать» (АР-8-108) = «Плевать нам на ваши суеверия!». Такое же отношение присутствует в ранней редакции «Песни про правого инсайда» (1967): «Они играют по системе “дубль-вэ”, / А нам плевать — у нас “четыре-два-четыре”!» /2; 432/. Отметим еще одну перекличку между этой песней и стихотворении «Как-то раз, цитаты Мао прочитав…»: «Если мяч не с той ноги — / Всё равно — не стой, беги». «Я был один — мне было бить с ноги» /2; 432, 433/ = «Раньше я стрелял с колена — на бегу» (АР-8-106).
Что же касается погони героя за своим противником (гвинейцем) в «Марафоне», то она уже встречалась в «Прыгуне в высоту» («Разбег, толчок… Мне не догнать канадца — / Он мне в лицо смеется на лету!») и повторится в «Песне Алисы про цифры» (1973): «Вот четверочник бежит / Быстро, легче пуха. / Сзади троечник сопит, / Голова — два уха…». В свете сказанного логично будет и здесь предположить наличие личностного подтекста: лирический герой («троечник») пытается догнать своего противника («четверочника»).
Про «троечника» сказано, что он сопит. Нетрудно понять, что он задыхается в попытке догнать своего оппонента. Такая же проблема возникала у героя в «Песне про конькобежца» и в «Марафоне»: «Подвела меня — ведь я предупреждал! — / дыхалка: / Пробежал всего два круга — и упал… / А жалко!», «Друг-гвинеец так и прет — все больше отставанье. / Я надеюсь, что придет второе мне дыханье». А слово прет напоминает описание «четверочника»: «Вот четверочник бежит / Быстро, легче пуха». Здесь же Алиса, которая является авторской маской, говорит про себя, цитируя при этом «Мою цыганскую»: «Эх, раз, еще раз, голова одна у нас, / Ну, а в этой голове — уха два и мысли две». - а на одном из концертов перед исполнением «Марафона» Высоцкий объявил его так: «Теперь, значит, песня называется “Марафон, или Некоторые мысли”» [809] [810] [811].
Интересные параллели обнаруживает с «Песней Алисы про цифры» и «Песня автомобилиста». В обоих случаях лирический герой (героиня) сначала подвергается травле: «Вот и дразнится народ, / Сзади шепчет глухо: / “Посмотрите — вот идет / Голова, два уха”»593 (АР-1-122) = «Но кончилось глухое неприятье, / И началась открытая вражда», — а в концовке отношение к нему (к ней) меняется на благоприятное: «И не дразнится народ» = «Теперь народом я не ненавидим».
Примечательно также, что поэт не только выступает в образе плохого ученика в «Песне Алисы про цифры» («Сзади троечник сопит»), но и сравнивает себя с ним в «Чужой колее», написанной годом ранее («И склоняю, как школьник плохой, / Колею, в колее, с колеей»594), демонстрируя свою неприязнь к «правильным» школьникам и вообще «первачам»: «Номер первый рвет подметки, как герой» («Четверка пер-вачей»), «И аккуратный первый ученик / Шел в школу получать свои пятерки» («Случай»). В последней песне лирический герой тоже предстает в образе «троечника», который противопоставляет себя отличникам: «Ну что ж, мне поделом и по делам — / Лишь первые пятерки получают».
Одновременно со «Случаем» шла работа над «Детской поэмой» (1971), в которой мы вновь сталкиваемся с образом плохого школьника: «И несчастный неудачник / Утыкается в задачник: / Там в бассейны А и Б / Что-то льется по трубе. / А потом ему во сне / Снятся водовозы, / Что в бассейныАи Б/Нлииаают слёзы».
Последнее четверостишие в рукописи было зачеркнуто (АР-1-34), поскольку содержало отнюдь не детскую мысль, которая уже высказывалась в песне «Я скоро буду дохнуть от тоски…» (1969): «В умах царил шашлык и алкоголь, — / Вот кто-то крикнул, что не любит прозы, / Что в море не поваренная соль, / А в море человеческие слезы», — и повторится в песне «В море слез» (1973), где Алиса скажет: «Должно быть, по морю из собственных слез / Плыву к Слезовитому я океану».
Что же касается общей ситуации в «Песне Алисы про цифры», то здесь троечник и четверочник побежали, заключив пари — кто прибежит первым: «Эх, раз, два, три — / Побежали на пари!». А ведь так уже было в «Горизонте»: «Условия пари одобрили не все», — где встречалась и разновидность бега: «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут». Понятно, что речь идет «об автомобильном беге» (как метафоре ускоренного продвижения по жизненному пути), который встретится и в другом автомобильном стихотворении — «Я груз растряс и растерял…» (1975): «Ия бежал, закрыв глаза, / И рвал подметки».
В «Горизонте» лирический герой говорит, что, согласно пари, он «должен первым быть на горизонте». Следовательно, кто-то должен ему составить в этом конкуренцию, и скорее всего это тот же «четверочник», который опередит его в «Песне Алисы про цифры»: «Обогнали “трояка” / На четыре метрика», — как и в «Марафоне»: «А гвинеец Сэм Брук / Обошел меня на круг <…> Тоже мне, хорош друг — / Обошел на третий круг» (третий круг — это, по сути, те же «четыре метрика»).
Поэтому герой всячески стремится догнать гвинейца в «Марафоне», канадца в «Прыгуне в высоту», негра в «Песенке про прыгуна в длину» и инсайда в «Песне про правого инсайда»: «Догоню, я сегодня его догоню, / Пусть меня не заявят не первенство мира!».
***
Рассмотрим ситуацию с бегом более подробно.
У «Марафона» имеется следующий вариант названия: «Марафон, или Бег на длинную дистанцию» [812], который сразу же вызывает в памяти песню 1966 года: «Песня про конькобежца на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную». Как видим, здесь героя заставили бежать тот самый марафон, который он добровольно побежит лишь через пять лет (правда, тоже без особого энтузиазма: «А может, я гулять хочу / У Гурьева Тимошки? / Так нет — бегу, бегу, топчу / По гаревой дорожке» [813]). Понятно, что тогда сил у него было меньше, и поэтому он был конькобежцем на короткие дистанции, прекрасно осознавая свои возможности: «Я ж на длинной на дистанции помру — / не охну».
