Особо опасные преступники: Преступления, которые потрясли мир - Глобус Н. В. (читать полную версию книги txt) 📗
Кулидж во время последующих допросов все больше и больше запутывался в противоречиях, но категорически отрицал какую бы то ни было свою причастность к убийству Памелы Мейсн. Дьюрфи и Гаррисону важно было с помощью исследования следов доказать, что Кулидж касался тела Памелы Мейсн или что девушка находилась в «Понтиаке» Кулиджа. Эта попытка, как выяснилось позже, во время судебного разбирательства, оказалась малоуспешной.
В понедельник 17 мая 1965 года, в переполненном зале суда Манчестера судья Роберт ф. Гриффит объявил процесс над Эдвардом Г. Кулиджем открытым. Оставив в стороне дело Сандры Валадес, суд обвинял Кулиджа в убийстве Памелы Мейсн.
Адвокату Райнольдсу почти ничего пока не удалось противопоставить показаниям свидетелей, которые разоблачали противоречивые высказывания Кулиджа о дне убийства и его фальшивое алиби. Ничего не смог он возразить также против заключения экспертов по огнестрельному оружию: Памела Мейсн, а также Сандра Валадес были убиты пулями из винтовки Кулиджа, хотя, собственно говоря, привлечение вещественных доказательств по делу Валадес при разборе дела об убийстве Памелы Мейсн противозаконно.
Спокойствие Райнольдса, однако, бросилось в глаза наблюдателям на процессе, и они заподозрили, что за этим спокойствием скрывается «ход конем». И действительно, Райнольдс приготовил для процесса особый сюрприз. Он имел возможность доказать, что эту винтовку, «моссберг-райфл», Кулидж получил лишь к рождеству 1961 года в качестве награды за участие в соревновании, организованном «Кока-Кола-Боттлинг компани». Таким образом, если эксперты обвинения утверждают, что этой винтрвкой была убита не только Памела Мейсн в январе 1964 года, но и Сандра Валадес в феврале 1960 года, то их работа ошибочна и, следовательно, не представляет ценности.
Однако выяснилось, что «моссберг-райфл» не имел номера серии, следовательно, нельзя было доказать, что «моссберг-райфл» Кулиджа является именно тем оружием, которое он получил в рождественские дни 1961 года. Но Кулидж сам решил свою судьбу, когда выступал в качестве свидетеля по своему собственному делу. Во время перекрестного допроса он так запутался в сети противоречий, что 23 июня присяжные признали его виновным и суд приговорил его к пожизненным каторжным работам.
(Ю. Торвальд. Следы в пыли. — М., 1982)
ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ СОЛДАТ В ЛЕБАХЕ
Был понедельник, 20 января 1969 года. Раннее утро. В караульном бараке 261-го парашютно-десантного батальона бундесвера в Лебахе отдыхали четыре солдата. Трое в своих постелях, в спальном помещении, а четвертый, дневальный, сидел на стуле в соседней комнате для караульных. Ефрейтор Шульц, пятый из _ этой группы, возвращаясь с проверочного обхода, вошел в общую комнату, снял винтовку и поставил ее к стене.
Караул у склада боеприпасов считался спокойным, но скучным постом. Батальон квартировал в пяти километрах отсюда. И оживление в жизнь караульного барака вносили лишь солдаты, приходившие за боеприпасами.
Шульц как раз собирался разбудить свою смену, как вдруг из кочегарки послышались странные звуки. Понять их причину ефрейтор не успел. Дверь распахнулась, и в барак ворвался мужчина в военной куртке оливкового цвета. Неизвестный сразу же начал стрелять. Шульц почувствовал сильный удар в грудь справа, но все же бросился навстречу нападавшему. Но нарвался на нож. Шульц, тщетно пытался защититься: он получил семь ножевых ранений. В то же время выстрелы слышались и из караульной, и из спального помещения. Шульц обессилел. Но, теряя сознание, хотя и расплывчато, он все же видел, что происходило вокруг. Еще один мужчина, одетый так же, как и его напарник вошел в общую комнату. Заметив, что Шульц, еще жив, бандит выстрелил в него. Ефрейтор потерял сознание.
Налетчики быстро собрали оружие солдат и, схватив ключи, отправились к бункерам, где хранились боеприпасы. Их интересовали ружейные патроны. В это время Шульц пришел в себя. С трудом выбравшись из дома, он спрятался под военную машину. И как раз вовремя: бандиты вернулись.
«Эй, куда же делся этот?» — растерянно спросил более рослый мужчина, не найдя Шульца. «Пошли, надо сматываться!» — нервно ответил другой. Подхватив оружие, боеприпасы, контрольные книги караула, неизвестные исчезли»
Прошло много времени, прежде чем Шульц решился покинуть свое убежище. Он ползком добрался до караульного помещения. Однако поднять по тревоге батальон не удалось: преступники перерезали телефонный провод.
Почувствовав жажду, Шульц, потянулся к ведру с водой. Оно опрокинулось, раненый слизнул немного жидкости с пола. Добравшись до спального помещения, он потерял сознание. Ефрейтор очнулся через несколько часов. У ворот сигналила автомашина. На ней приехали унтер-офицер Шмидт и ефрейтор Хекерт. Раненый с трудом дополз до двери барака, но снова упал.
К этому моменту трое солдат были уже мертвы, четвертый скончался спустя шесть недель в больнице, так и не придя в сознание. Шульц попал в лазарет с очень опасными огнестрельными и ножевыми ранениями. Но выжил.
Министр внутренних дел ФРГ Бенда был немедленно проинформирован о случившемся. Он распорядился поручить централизованное расследование этого уголовного дела Федеральному ведомству уголовной полиции (БКА) в соответствии с параграфом 4 положения об этом учреждении. Непосредственное руководство расследованием политических преступлений — компетенция Генеральной прокуратуры ФРГ. Не миновало ее и следствие по делу «Лебах». Его взял в свои руки Верховный прокурор Бубак, застреленный террористами весной 1977 года. Он «прославился» расследованием преступлений группы «Баадер-Майнхоф». Специальная комиссия «Лебах» насчитывала более ста сотрудников, отозванных преимущественно из группы безопасности (или III отдела) БКА и уголовной полиции земли Саарланд.
Группа занялась расследованиями по делу «Лебах». Убийство солдат было расценено как «коллективная акция с политической подоплекой». Не придавая своим действиям огласки, к работе подключились ведомства по охране конституции и служба военной контрразведки ФРГ (МАД).
Они занялись соответственно поисками политических сил, на которые могло пасть подозрение в организации лебахского налета, и координацией расследования в рядах бундесвера.
В следах и уликах на месте преступления недостатка не испытывали, даже несмотря на то, что многие из них были уничтожены любопытными, репортерами и солдатами еще до прибытия уголовной полиции. Выяснили, что бандиты проникли на территорию склада боеприпасов, перекусив проволоку в заборе.
Недалеко от этого места обнаружили насадочный фильтр фотокамеры «Поляроид». Поскольку эта деталь не принадлежала одному из прибывших репортеров, предположили, что ее потеряли преступники. Эта мысль, как выяснилось впоследствии, оказалась верной. Убийцы пользовались двумя разными пистолетами. Из оружия калибра 9 мм были убиты дневальный и трое спящих солдат. К нему же относится и одна из огнестрельных ран Шульца. Остальные выстрелы в ефрейтора были произведены из другого пистолета калибра 6,35. Найденные пули и гильзы позволили установить: большой пистолет — П 38 — типичен для оснащения бундесвера; меньший — «Шмайсер» — выпускали до войны в Зуле в очень ограниченных количествах. А поскольку оба пистолета не были зарегистрированы в отделе экспертизы огнестрельного оружия БКА, криминалисты сделали вывод: это оружие не использовалось ранее при каких-либо известных преступлениях. Предположение, оказавшееся впоследствии ложным, сбило специальную комиссию с верного пути и не позволило раскрыть преступление раньше.
21 января, через день после нападения, ефрейтор Шульц пришел в себя. На допросе он описал ход событий и внешность преступников. Память, замутненная шоком и болью, подвела его в одном важном пункте. Шульц сказал, что налетчики были разного роста. Высокий натянул капюшон военной куртки на голову скрывая лицо. А его низкорослый напарник, выстреливший в ефрейтора первым, был светловолос и с бородой. Уголовная полиция сделала словесный портрет и передала его в розыск. Но, как оказалось позже, бороду носил высокий и темноволосый преступник. Так что розыск пошел по ложному следу. Тем не менее в начале расследования создалась иллюзия, что преступление уже раскрыто.