Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
В «Путешествии в прошлое» лирического героя после избиения «развязали, но вилки попрятали», а при появлении Прова и Николая «все от мала до велика / Прячутся в овраге» (образ оврага тоже не случаен — вспомним песню «Чужой дом», где дом, как и село Большие Вилы, стоит, «всеми окнами обратясь в овраг»; а в «Двух судьбах» лирический герой скажет: «Много горя над обрывом, / А в обрыве — зла»).
Кстати, Пров и Николай отнюдь не кровожадны: «Если встретим мы кого-нибудь дорогой, / Брат просит: “Не трогай!”» («Мы живем в большом селе Большие Вилы…»), и даже перед лицом смерти, когда их со всех сторон теснит толпа, «решили оба брата / С наступленьем погодить» («Про двух громилов»), поскольку если они применят всю свою силу, то «по мужьям да по ребятам / Будут бабы слезы лить». И им неловко из-за того, что они вынуждены переходить в наступление: «Неудобно сразу драться». - так же как и лирическому герою в песне «Честь шахматной короны» (1972): «Справа в челюсть — вроде рановато. / Неудобно как-то — первая игра».
Приведем еще несколько перекличек с шахматной дилогией: «Хватит, брат, обороняться, — / Пропадать так пропадать'. / Коля, нечего стесняться, — / Колья начали ломаться, — / Надо. Коля, нападать!» = «Чует мое сердце — пропадаю, / Срочно нужно дамку провести» /3; 391/. Такая же ситуация возникала в «Том, кто раньше с нею был»: «К чему задаром пропадать? / Ударил первым я тогда». Во всех трех случаях лирический герой чувствует, что оказался на краю гибели, и решает перейти в атаку (а призыв «Надо, Коля, нападать!» также находит аналогию в «Чести шахматной короны»: «Ход за мной — что делать? Надо, Сева'.»)
В черновиках песни «Про двух громилов» братья обращаются к наседающей на них толпе: «Эх, держитеся, ребята» (АР-8-82). А в «Том, кто раньше с нею был» герой крикнул своим врагам: «Держитесь, гады! Держитесь, гады!». Приведем еще некоторые сходства между этими песнями: «Иду с дружком, гляжу — стоят, — / Они стояли молча в ряд, / Они стояли молча в ряд — / Их было восемь» = «Эй, братан Гляди — ватага»: «Валюха крикнул: “Берегись!”» = «Гляди в оба, братень!»; «Мне кто-то на плечи повис» = «Со спины заходят».
В свете сказанного становится ясно, что перед нами — не ролевые персонажи, а один и тот же лирический герой Высоцкого, прикрывающийся разными масками, и одна и та же ситуация «Я и мой друг/брат против врагов».
Кроме того, в песне «Про двух громилов» у главных героев «от могучего напора / Развалилась хата», и во время шахматного матча возникает похожая ситуация: «Он мою защиту разрушает — / Старую, индийскую — в момент» (а защита упоминается и в первой песне: «Хватит, брат, обороняться»').
Подобно Прову и Николаю, лирический герой в шахматной дилогии — силач, которого боятся: «Все от мала до велика / Прячутся в овраге» = «Ну, еще б ему меня не опасаться, / Когда я лежа жму сто пятьдесят!».
В обоих случаях присутствует мотив выпивки: «Что же братьям объяснил он — / Без бутылки не понять!» /3; 330/ = «Эх, сменить бы пешки на рюмашки — / Живо б прояснилось на доске! <…> Под такой бы закусь — да бутылку!» /3; 175 — 176/. Этот же мотив встречается в других произведениях: «Нет, без хмельного не понять / Пойти бутыль побольше взять?» /2; 78/, «Чтоб во всем разобраться, / Нужно сильно напиться!» /1; 76/, «О да, я выпил целый штоф / И сразу вышел червой» /2; 101/.
Обе песни заканчиваются перемирием враждующих сторон: «Мужичье их попросило / Больше бед не сотворять» = «И хваленый, пресловутый Фишер / Тут же согласился на ничью».
И, наконец, если в песне «Про двух громилов» Николаю помогает его брат Пров, то в шахматной дилогии главный герой благодарит своего «заводского друга», который подготовил его к матчу.
В стихотворении «Снова печь барахлит…» (1977) лирический герой также упоминает своего брата: «Я мерзавец, я хам, / Стыд меня загрызет. / Сам дубленку отдам, / Если брат привезет». Кстати, характеристика мерзавец встречается и в песне «Про двух громилов»: «Пров ломается, мерзавец, / Сотворивши шкоду» (похожим образом охарактеризован его брат: «Николай, что понахальней, / По ошибке лес скосил»; и так же называет себя сам лирический герой в «Чужой колее»: «Но почему неймется мне? / Нахальный я» [2698]), — и в свете сказанного ее можно назвать автохарактеристикой, которая присутствует и в «Марше космических негодяев». Сравним с аналогичной самокритикой Высоцкого в письме к И. Кохановскому (1965): «Сука я! Гадюка я! Пад-люка я!» [2699]), — и с воспоминаниями его соседа по лестничной площадке Теодора Гладкова об июле 1980 года: «Я был в командировке в Берлине. О том, что происходило в начале июля, знаю со слов жены. Володя сильно запил. Пришел с очередной просьбой “налей” к моей жене. Она принялась его кормить. И тут он вдруг заплакал: “Я такая гадина, такой подлец… У Марины во Франции умерла старшая сестра Таня — от рака. Я дал слово, что приеду на похороны. А не могу — видишь, в каком я состоянии…”. Самое обидное — все документы, паспорт на выезд были уже получены» [2700].
А насчет «хамства» Высоцкого («Я мерзавец, я хам») высказывался и Михаил Шемякин: «Володя — он ведь такой, в своем характере он воплотил все уникальные черты, неповторимые, русского народа. Он так глаз прищурит — хитрый глаз! Ох, хитрый! Если захочет нахамить — уж я сам хам, мне и то становилось неловко!» [2701]. Об этом же говорится в начальном варианте «Палача» (1975): «Я совсем охамел, / Чуть не лопнул, крича, / Я орал: “Кто посмел / Притеснять палача?!”» (АР-16-192), — и в «Песне о Судьбе» (1976), где поэт переносит на судьбу свои собственные повадки, которые он продемонстрирует также в «Истории болезни» и других песнях:
1) «Однажды пере-перелил Судьбе я ненароком» = «И это был не протокол: / Я перепил вчера» («Ошибка вышла»; черновик /5; 400/);
2) «Пошла, родимая, вразнос» = «Могу — вразнос, могу — враскрут» («Ошибка вышла»), «Пошел, как на таран» («История болезни»);
3) «И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык» = «И прыгнул, как марран» («История болезни»; черновик /5; 404/);
4) «Хамила, безобразила», — как поступал лирический герой в «Путешествии в прошлое», «Французских бесах» и ряде других произведений;
5) «И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык» = «Не тут-то было! Я сидел надежно, / Обняв его за тоненькую шею» («Осторожно! Гризли!», 1978);
6) «Но жаль ее, голодную, — ласкается, дрожит» = «Дрожал всем существом своим» («Ошибка вышла»);
7) «.. Что и Судьба попятится, испуганна, бледна» = «И, конечно, испугался — / Думал, до смерти забьют» («Диагноз»; черновик — АР-11-52);
Кроме того, в «Двух судьбах» и в «Песне о Судьбе» лирический герой и его судьба боятся друг друга: «Озираюсь, задом пячусь» = «.. Что и судьба попятится, испуганна, бледна» (в первом случае лирический герой сбегает от двух своих судеб, а во втором уже судьба сбегает от него).
Ну и, наконец, самое главное сходство. На протяжении почти всей «Песни о Судьбе» герой хочет избавиться от соседства своей судьбы и поэтому мечтает быть повешенным: «Должно быть, старею? / Пойти к палачу — / Пусть вздернет на рею, / А я заплачу». Но в концовке он всё же решает остаться жить и вместо себя отправляет на виселицу свою судьбу: «Судьбу, коль сумею, / Снесу к палачу — / Пусть вздернет на рею, / А я заплачу».
По поводу же «хамства» Высоцкого можно процитировать и воспоминания Владимира Конкина: «Иногда это был хам, грубый и прямолинейный человек. В отличие от меня. Но при этом он все равно оставался поэтом и нервы в клочья драл! Огромная внутренняя сила, личность пружинистая, мощная» [2702] [2703].
