Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
Можно утверждать, что эта песня также имеет своим источником роман «Золотой теленок», а точнее — историю о том, как бухгалтер Берлага притворился сумасшедшим (глава XVI. «Ярбух фюр психоаналитик»): «Я вице-король Индии'. — отрапортовал он, краснея. — Отдайте мне любимого слона!» = «И владыка Индии — были времена — / Мне из уважения подарил слона».
А в рукописи песни Высоцкий сделал следующую запись: «Может быть, я потому люблю слонов, что у них в груди большое сердце» (АР-7-155). Здесь сразу вспоминается несколько реплик Остапа Бендера: «У меня большое сердце. Как у теленка», «Мне очень плохо, Адам. У меня слишком большое сердце», «Между цветов он поместил записку: “Слышите ли вы, как бьется мое большое сердце?”».
***
И еще одна песня 1967 года, которая частично возникла под влиянием «Золотого теленка, — это «Сказка о несчастных лесных жителях».
В главе XXV «Три дороги» Остап сравнивает себя с Ильей Муромцем, Балага-нова с Добрыней Никитичем, Паниковского с Алешей Поповичем и произносит следующие слова: «Здесь сидит еще на своих сундуках кулак Кащей, считавший себя бессмертным и теперь с ужасом убедившийся, что ему приходит конец».
В песне Высоцкого Кащей говорит: «Я бы рад [умереть], но я бессмертный, — не могу!», — но в итоге ему также приходит конец: «И от этих-то неслыханных речей / Умер сам Кащей, без всякого вмешательства».
О том, что Высоцкий постоянно держал в уме романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок», свидетельствует также приложение к повести «Дельфины и психи», где главврач говорит герою-рассказчику: «Вы ведь, батенька, в психиатрической клинике, а не…
(Ага, замешкался, скотина, трудно слова подбирать! Еще бы — шизофрения и склероз! Ха-ха! Посмотрим, однако, что он выдумает.)
…а не в Рио-де-Жанейро…
(Ну! Как банально! Фи! Прочитал одну книжку, небось, — и цитирует. Нет, он даже и эту книжку не читал — юмора нет)» (С5Т-5-46).
А в 1972 году родилась шахматная дилогия, которая обязана своим появлением не только матчу Спасский — Фишер, но и роману «Двенадцать стульев» (напомним, что незадолго до этого, в начале 1970 года, Высоцкий пробовался на роль Остапа Бендера в фильме Гайдая). Например, слова героя «Мне же неумение поможет <…> В первый раз должно мне повезти», «Выяснилось позже — яс испугу / Разыграл классический дебют!» явно напоминает сеанс одновременной игры, который Остап давал в Васюках: «На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать испанских партий. <…> Дело в том, что великий комбинатор играл в шахматы второй раз в жизни» (глава XXXIV. «Междупланетный шахматный конгресс»).
Да и готовность героя к «нестандартным» действиям: «Если он меня прикончит матом, / Я его — через бедро с захватом / Или — ход конем… по голове», — также находит аналогию в эпизоде, когда Остап «зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в голову одноглазого противника». Причем сделал он это, «поняв, что промедление смерти подобно», как и лирический герой Высоцкого: «Чует мое сердце — пропадаю, / Срочно нужно дамку провести» /3; 391/.
Вот еще некоторые переклички между романом и песенной дилогией: «Назвали бы вашу секцию <.. > “Потеря качества при выигрыше темпа”» ~ «Мне плевать на глупый ход в дебюте, / На потерю качества — плевать!» /3; 383/; «Обо мне не беспокойтесь. Я сегодня в форме» ~ «Я в прекрасной форме и на стар<т>е» (АР-13-66); «Он чувствовал себя бодрым…» ~ «Я поднялся бодрый спозаранка» (АР-9-169); «И никакие лекции не изменят этого соотношения сил. Если каждый из вас, братья, ежедневно, ежечасно не будет тренироваться в шашки!» ~ «Мне бы только дамку провести!»; «Ему хотелось есть до такой степени, что он охотно съел бы зажаренного шахматного коня» ~ «Я голодный, посудите сами <…> и я бы съел ферзя»; «…позорно назвал “ферзя” “королевой”» ~ «Помню: всех главнее королева»; «У него был приготовлен совершенно неожиданный выход для спасения даже самой безнадежной партии» ~ «В самой безнадежнейшей из партий / Я от поражения уйду» (АР-13-66); «Уберите фотографа! Он мешает моей шахматной мысли» = «Фоторепортеры налетели / И слепят, и с толку сбить хотят»; «“Пора удирать”, - подумал Остап» ~ «Надо что-то бить — уже пора!»; «…ударяя в наступившей темноте по чьим-то челюстям и лбам, выбежал на улицу» ~ «Справа в челюсть — вроде рановато»; «Пижоны! — огрызался гроссмейстер, увеличивая скорость» ~ «Я еще чуток добавил прыти»; «группа разъяренных поклонников защиты Филидора» ~ «Королевы у него и туры, / Офицеры грозны и сильны» /3; 383/; «Отступления не было. Поэтому Остап побежал вперед» ~ «Я давлю, на фланги налегаю, / У меня иного нет пути» /3; 391/; «Всем хотелось принять личное участие в расправе с гроссмейстером» ~ «Да, майор расправится с солдатом» /3; 383/.
А в 1969 году Высоцкий читал текст «от автора» в фильме Евгения Осташенко «Ильф и Петров», многие фрагменты из которого настолько точно ложились на его собственное эмоциональное состояние конца 60-х годов, что находили массу аналогий с его стихами (в том числе более позднего периода).
На похоронах Ильфа: «“Такое впечатление, будто сегодня и Вас хоронят”, -сказал кто-то Петрову. “Да, это и мои похороны”, - ответил он». Сравним в песне Высоцкого «Он не вернулся из боя» (1969): «Всё теперь одному, только кажется мне: / Это я не вернулся из боя».
«Говорили [Ильф и Петров] между собой: “Хорошо бы погибнуть вместе после какой-нибудь катастрофы!”» ~ «Взлетят наши души, как два самолета, / Ведь им друг без друга нельзя!» («Песня летчика-истребителя», 1968).
Высоцкий читает воспоминания Петрова: «И вот сижу я один против пишущей машинки. В комнате тихо и пусто. И в первый раз после привычного слова “мы” я пишу холодное и пустое слово “я”» ~ «Нам и места в землянке хватало вполне, / Нам и время текло для обоих. / Всё теперь одному…» («Он не вернулся из боя», 1969).
«Короткими, скупыми словами рисовал Петров портрет друга: “В этом человеке уживались кролик и лев”» ~ «Во мне — два “я”, два полюса планеты, / Два разных человека, два врага» («Про второе “я”», 1969); «В детстве Ильфа дразнили: “Рыжий, красный, человек опасный”» ~ «И дразнили меня: “Недоносок!”, - / Хоть и был я нормально доношен» («Баллада о детстве», 1975); «Человек скрытный, застенчивый. На первый взгляд, заносчивый» ~ «Заносчивый немного я, / Но в горле горечь комом: / “Поймите: я, двуногое, / Попало к насекомым!”» («Гербарий», 1976).
Высоцкий продолжает читать воспоминания Петрова: «Я почти что схожу с ума от духовного одиночества». Эти же мотивы характерны для его лирического героя, например: «Я говорю: “Сойду с ума!” — / Она мне: “Подожди”» («Про сумасшедший дом», 1965). Что же касается мотива одиночества, то он присутствует и в письме к Кохановскому (Москва — Магадан, 25.06.1967): «Часто ловлю себя на мысли, что нету в Москве дома, куда бы хотелось пойти» (С5Т-5-279).
***
Теперь зададимся вопросом: почему же Остап Бендер был так близок Высоцкому? Вероятнее всего, по нескольким причинам.
Первая — подобно Высоцкому, Остап был лицедеем. Он постоянно менял маски и представлялся человеком разных профессий — от инспектора пожарной охраны до владельца «собственной мясохладобойни на артельных началах в Самаре». Да и в реальной жизни тоже не ограничился одной профессией: «Сын турецкоподданного за свою жизнь переменил много занятий. Живость характера, мешавшая ему посвятить себя какому-нибудь делу, постоянно кидала его в разные концы страны…». Такой же «кочевой» образ жизни вел лирический герой Высоцкого, да и сам поэт. Как говорил режиссер Александр Митта: «В Высоцком существовало одновременно несколько людей, и среди них, как равный с поэтом, мастером, авантюристом, мудрецом и лицедеем, жил ребенок, доверчивый, ранимый, дерзкий и застенчивый» [2427].
Вторая причина состоит в том, что лирический герой Высоцкого часто выступает в образе вора, заключенного, хулигана и разбойника, то есть изгоя советского общества, каковым был и Остап. Причем речь здесь идет не только о ранних песнях, но и о других, написанных значительно позже: например, «Разбойничьей», «Балладе о вольных стрелках» и стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных» (все — 1975).
