Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
На последней странице рукописи «Затяжного прыжка» содержится набросок: «Копыто в копыте» (АР-2-134), — а в «Чужой колее» лирический герой говорит: «Так держать! Колесо в колесе] / И доеду туда, куда все».
В начале 1972 года завершается работа над «Честью шахматной короны», ситуация в которой также во многом похожа на «Затяжной прыжок»: «Я прикрылся и ушел нырком» (АР-9-171), «Наугад, как ночью по тайге <…> Не мычу, не телюсь — весь, как вата» /3; 175 — 176/ = «И с готовностью невероятные трюки / Выполняю шутя — наугад. <…> Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму»1088 («ушел нырком» = «трюки выполняю»; «наугад… ночью» = «наугад… тьму; «вата» = «ватную»); «Обнажил я бицепс ненароком» = «Встречаю — руки в боки»; «Даже спит с доскою, сила в нем» /3; 173/ = «Я попал к ним в надежные, сильные руки» (АР-9-130); «Он мне фланги вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» (АР-13-75) = «И звук обратно в печень мне / Вогнали вновь на вдохе»; «Он играет чисто, без помарок» = «Прямые, безупречные / Воздушные потоки»; «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169) = «Я на цель устремлен»; «Выяснилось позже — я с испугу / Разыграл классический дебют. <…> В первый раз должно мне повезти» = «Первый раз я случайно в свободном паденьи / Пролетел восемнадцать секунд» [1287].
Может показаться невероятным, но многие мотивы из «Затяжного прыжка» разовьются в «Райских яблоках» (1977), поскольку в обоих случаях действие происходит «на небе»: «То валился в лицо мне земной горизонт, / То шарахались вниз облака» /4; 30/ ~ «И начну их бросать по пушистым седым небесам» (набросок 1975 года; АР-13-184).
В «Затяжном прыжке» лирический герой совершает прыжок сверху вниз — «за невидимой тенью безликой химеры», а в «Райских яблоках» — снизу вверх, за яблоками; то есть в обоих случаях — за тайнами.
Чтобы достичь этого, ему нужно пробиться «сквозь воздушную ватную тьму» и обмануть внимание лагерных охранников. Причем первоначально у героя возникало ощущение, что ему не освободиться от воздушных потоков и не вырваться из лагеря: «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» = «Да куда я попал — или это закрытая зона?» (АР-3-166). Такая же ситуация возникала в «Чужой колее»: «Попал в чужую колею / Глубокою», — где лирический герой тоже не видел выхода: «А вот теперь из колеи / Не выбраться».
В «Затяжном прыжке» ему в глотку проникают воздушные потоки, а в «Райских яблоках» — озон: «И оборвали крик мой <.. > Воздушные потоки» = «Я пока невредим, но и я нахлебался озоном». При этом ветер хочет обмануть героя и, таким образом, погубить: «Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно: / “Не тяни за кольцо — скоро легкость придет!”», — а лагерные надзиратели стремятся его «расколоть»: «Нет, звенели ключи — это к нам подбирали ключи».
Если воздушные потоки герою «кровь вгоняли в печень», то лагерные надзиратели убили его выстрелом в живот: «Удалось, бог ты мой: я не сам — вы мне пулю в живот!» (как уже было в «Парусе» и в «Балладе о брошенном корабле»: «А у дельфина / Взрезано брюхо винтом», «Это брюхо вспорол мне / Коралловый риф»).
При этом о «профессионализме» и тех, и других герой отзывается с явной иронией: «Прямые, безупречные / Воздушные потоки» /4; 32/ = «Херувимы кружат, ангел выстрелил в лоб аккуратно» /5; 510/.
Стоит еще заметить, что «беспримерный прыжок из глубин стратосферы» из «Затяжного прыжка» («По сигналу “Пошел!” я шагнул в никуда»! повторится через год в «Песне Билла Сигера» и поэтому вызовет восхищение: «Вот это да, вот это да! /Ия спросил, как он рискнул, — / Из ниоткуда в никуда / Перешагнул, перешагнул!». Может возникнуть вопрос: почему в никуда!? Да потому что перед нами — характерный для поэзии Высоцкого мотив пустоты, являющейся отражением советской действительности: «Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел» /5; 175/.
Все эти мотивы встречаются также в стихотворении «Первый космонавт» (1972), написанном чуть раньше «Затяжного прыжка».
Если в песне лирический герой выступает в образе прыгуна с парашютом, то в стихотворении — в образе летчика, но при этом является первопроходцем своего дела: «Беспримерный прыжок из глубин стратосферы!» = «И я узнал, что я впервые в мире / В историю “Поехали!” сказал» (АР-3-174); «Вот сейчас он начнется, свободный полет» (АР-9-134) = «Полет мой не готовился подспудно» (АР-3-182); «Я лечу Треугольники, ромбы, квадраты…» /4; 281/ = «Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу» /3; 222/; «А теперь я в скафандре, горбат с двух сторон» /4; 280/ = «Я шлем скафандра положил на локоть, / Изрек про самочувствие свое» /3; 222/ (вспомним еще «Марш аквалангистов»: «А наши тела — в акваланге»); «Пусть машина уже на посадку идет, / Словно сплюнув с досадою мной» /4; 280/ = «Недобро, глухо заворчали сопла / И сплюнули расплавленной слюной» (АР-3-172).
Одинаково описываются также начало полета: «По сигналу “Пошел! ” я шагнул в никуда» = «Чудное слово “Пуск" — подобье вопля» (АР-3-172), «Развитие идет не по спирали, / А прямо вверх — в ничто и в никуда» (АР-3-176); и мучения, которые испытывает лирический герой: «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» = «Земля вцепилась удесятиренно» (АР-3-174); «Бездушные и вечные / Воздушные потоки» = «…Мне показалось: я вернулся вдруг / В бездушье безвоздушных барокамер /Ив замкнутые петли центрифуг»; «И оборвали крик мой…» = «Мне рот заткнул — не помню, — крик ли, кляп ли»; «У горла острой бритвой / Уже снуют потоки» (АР-9-133) = «Шнур микрофона словно в петлю свился» /3; 222/.
Кроме того, в рукописи «Первого космонавта» встречаются две строки из написанной тогда же песни «Мосты сгорели, углубились броды…» (для наглядности выделим их курсивом), из чего следует, что первоначально эти два текста были единым целым: «[Безлюдье] И вакуум бездушных центрифуг, / И замкнутые петли центрифуг, / Порука круговая центрифуг. / И перекрыты выходы, и входы — / Остался только узкий коридор. / И кислород из воздуха исчез» (АР-3-176).
В том же 1972 году мотивы пустоты (вакуума) и отсутствия воздуха будут разрабатываться в стихотворении «В лабиринте» и в «Конях привередливых»: «И духоту, и черноту / Жадно глотал, / И долго руками одну пустоту / Парень хватал», «Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю».
А между песней «Мосты сгорели, углубились броды…» и «Первым космонавтом» установливаются следующие параллели: «И кислород из воздуха исчез» = «И вакуум бездушных центрифуг»; «Толпа идет по замкнутому кругу…» = «И замкнутые петли центрифуг». Еще в одном стихотворении 1972 года читаем: «Неужели мы заперты в замкнутый круг? / Только чудо спасет, только чудо!». А годом ранее поэт говорил: «Смыкается круг — не порвать мне кольца!» («Надо уйти»). И именно поэтому: «Всюду тупик: / Выхода нет!» («В лабиринте»).
Отметим еще несколько значимых деталей. Концовка песни «Мосты сгорели…»: «Не есть ли это вечное движенье — / Тот самый бесконечный путь вперед?», — восходит к песне «То ли — в избу и запеть…» (1968): «Навсегда в никуда — / Вечное стремленье». И это же «стремление в никуда» упоминается в рукописи «Первого космонавта»: «Развитие идет не по спирали, / А прямо вверх — в ничто и в никуда» (АР-3176). Причем здесь можно усмотреть буквальное сходство с «Песней про майора Чистова» (1966) А. Галича: «И, ударившись об Ничто, / Покатился он, как звезда, / Через Млечное решето / В бесконечное Никуда!».
Нельзя пройти также мимо важнейших параллелей между «Затяжным прыжком» и «Охотой на волков» (1968): «Гонят весело на номера» = «Веселые, беспечные / Воздушные потоки»; «На снегу кувыркаются волки» = «Мнут, швыряют меня — что хотят, то творят!»; «Я на номер иду, как кабан» /2; 422/ = «И с готовностью я сумасшедшие трюки / Выполняю шутя — все подряд» /4; 30/; «Я верчусь, как прыгун на манеже» /2; 423/ = «Как лихой цирковой акробат» [1288] /4; 280/; «Оградив нам свободу флажками» = «За свободным паденьем — айда!»; «Я из повиновения вышел / За флажки…» = «Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму»; «Бьют уверенно, наверняка» = «И кровь вгоняли в печень мне, / Упруги и жестоки <.. > Прямые, безупречные / Воздушные потоки». Эпитет безупречные напоминает также похожие автохарактеристики представителей власти в стихотворении «Мы — просто куклы…», в «Песне Соловья-разбойника и его дружков» и в «Марше футбольной команды “Медведей”»: «А мы — хоть тоже безгреховные, / Но мы — телесно-бездуховные» /3; 467/, «Всё путем у нечисти — / Даже совесть чистая» /4; 181/, «С железным сердцем, с гранитной головой, / Но юношески чистые душой» /4; 374/.
