Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
В обоих случаях лирический герой находится вне себя: «Наважденье, тьфу ты ё!» (АР-9-68) = «Хоть ненавижу их до одури, до спазм» (АР-2-110). Поэтому «невидимку» он называет гадом, а «частного собственника» — негодяем. Но если в ранней песне он говорил: «Обмажу гада, чтобы было видно» (АР-11-129), — то в поздней измазали его самого: «Ах, черт, “Москвич” меня забрызгал, негодяй!».
Как мы уже говорили, в «Невидимке» и в «Песне автомобилиста» герой устраивает ночную засаду на своего врага — «противника в засаде поджидал». Впервые же этот мотив был реализован в «Бале-маскараде»: «Я тоже озверел и встал в засаде».
Все эти переклички указывают на того, что перед нами — один и тот же лирический герой Высоцкого, выступающий в разных условно-ролевых ситуациях, а его противником в большинстве случаев является персонифицированная советская власть (или ее агент — как в песне «Правда ведь, обидно»), представленная в самых разных, порой даже причудливых образах — от «святого духа» до «частного собственника», не говоря уже про ОРУД, «личность в штатском» и невидимку.
Продолжая разговор о «Невидимке», сопоставим ее с «Песней про плотника Иосифа»: «Поймаю — ох, тогда пускай пеняет на себя!» (АР-9-71; АР-11-129) = «Ох, я встречу того духа — / Ох, отмечу его в ухо!»; «Я чувствую: сидит подлец» = «Обмажу гада, чтобы было видно» (АР-11-129); «Я дергался, я нервничал, на выдумки пошел» = «Я на выдумки мастак»; «Я часто притворяюсь» (АР-9-69) = «Я потопаю под утро — / Мол, пошел»; «Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол» = «А ты прими его как будто…»; «Поймаю — так убью его на месте» = «Вот влетаю с криком, с древом»; «Я не знаю, где он есть» (АР-9-69) = «Машка, где он?»; «Я спросил: “Зачем ты, Нинка?”» = «Ах ты, скверная жена!» (обратим внимание на одинаковое обращение героя к своей жене и невесте: Машка, Нинка); «Обидно, бля, досадно, бля, — ну ладно!» [1117] = «Ох, — говорю, — я встречу того духа, / Ох, я, бля, ответ… отмечу его в ухо! <.. > Вот родится он, бля, знаю — / Не пожалует Христос!»9^ Таким образом, лирический герой «Невидимки» — это тот же «плотник Иосиф»; другими словами — разные авторские маски.
Особый интерес представляет концовка «Невидимки», в которой наступает неожиданная развязка: «А вот он мне недавно на работу написал / Чудовищно тупую анонимку. / Начальник прочитал, мне показал, и я узнал / По почерку родную невидимку. / Оказалась невидимкой — нет, не тронутый я! — / Эта самая блондинка, мной не тронутая. / Эта самая блондинка!.. У меня весь лоб горит. / Я спросил: “Зачем ты, Нинка?” — / “Чтоб женился”, - говорит. / Обидно мне, досадно мне — ну, ладно!».
Из вышесказанного можно заключить, что невидимка подговорила невесту героя написать ему на работу компрометирующее письмо. Таким образом, блондинка оказалась на стороне его врага. По этой же причине не удался план поимки «святого духа» в «Песне про плотника Иосифа»: «“Как же это, я не знаю, / Как успел?” / “Да вот так вот, — отвечает, — / Улетел! / Он псалом мне прочитал / И крылом пощекотал”. / “Ты шутить с живым-то мужем! / Ах ты, скверная жена!”. / Я взмахнул своим оружьем… / Смейся, смейся, сатана!».
Позднее мотив компрометирующей анонимки встретится в «Диалоге у телевизора»: «Кто мне писал на службу жалобы? / Не ты? Да я же их читал!». И в обоих случаях герой узнает по почерку автора письма — свою жену (невесту).
Частично этот мотив будет реализован в шахматной дилогии: «Не скажу, чтоб было без задорин — / Были анонимки и звонки». Здесь же можно вспомнить одну из ранних песен Высоцкого, в которой возлюбленной героя оказалась наводчица, то есть стукачка, которую тоже звали Нинка. Именно такую роль выполняют блондинка в «Невидимке», Мария в «Песне про плотника Иосифа» и Зина в «.Диалоге у телевизора», да и во многих других песнях герой оказывается в тюрьме или у него возникают конфликты как раз из-за любимой женщины.
***
Итак, в «Песне про плотника Иосифа» жена героя — Мария — оказалась на стороне его врага. Это же имя фигурирует в негативном контексте в стихотворении «Эврика! Ура! Известно точно…» (1971) и в песне «Про Мэри Энн» (1973).
Обратимся сначала к песне и, в первую очередь, — к ее названию: «Про Мэри Энн». Буквально это имя означает: «Неизвестно какая, некая Мэри». Данный прием уже использовался Высоцким, когда речь заходила о Советском Союзе и его правителях: «В энском царстве жил король — / Внес в правленье лепту: / Был он абсолютный ноль / В смысле интеллекту» /1; 568/.
Рассмотрим в таком контексте песню «Про Мэри Энн»: «Толстушка Мэри Энн была: / Так много ела и пила, / Что еле-еле проходила в двери. / То прямо на ходу спала, / То плакала и плакала, / А то визжала, как пила, / Ленивейшая в целом мире Мэри. / Чтоб слопать всё, для Мэри Энн / Едва хватило перемен. / Спала на парте Мэри / Весь день, по крайней мере, — / В берлогах так медведи спят / И сонные тетери».
Мотив сонности советской власти или врагов лирического героя присутствует во многих произведениях: например, в «Куполах»: «Но влекут меня сонной державою, / Что раскисла, опухла от сна», — или в «Балладе о борьбе»: «Кто-то сыт, кто-то спит, / На покой обречен» /5; 328/.
Важно отметить, что Мэри Энн сравнивается со спящими в берлоге медведями, и это напоминает стихотворение 1976 года, где речь идет о гитлеровской власти: «Растревожили в логове старое зло, / Близоруко взглянуло оно на Восток. / Вот поднялся шатун и пошел тяжело — / Как положено зверю, свиреп и жесток».
В том же 1976 году Высоцкий написал песню, в которой встретилась такая строка: «Многотрубные увальни вышли в почет» /5; 107/, - то есть те же шатуны, которые фигурируют и в «Марше футбольной команды “Медведей”» (1973), а также в «Штангисте» и в «Песне автомобилиста»: «Такую неподъемную громаду / Врагу не пожелаю своему — / Я подхожу к тяжелому снаряду / С тяжелым чувством, что не подниму» = «Но понял я: не одолеть колосса. / Назад, пока машина на ходу!».
Далее. В строках «То плакала и плакала, / А то визжала, как пила <…> И если пела Мэри, / То все кругом немели, — / Слух музыкальный у нее — / Как у глухой тетери» наблюдается перекличка с «Песней об обиженном времени», написанной, так же как «Про Мэри Энн», к дискоспектаклю «Алиса в Стране Чудес»: «Жалобные песни затянули / Крикливые» /4; 350/. Однако Мэри Энн не только криклива, но еще и ленива, что также находит аналогию в «Песне об обиженном времени»: «Хором зазевали и заснули / Ленивые» /4; 121/ = «Ленивейшая в целом мире Мэри <…> Спала на парте Мэри / Весь день, по крайней мере».
А неграмотность Мэри Энн: «С ней у доски всегда беда: / Ни бэ, ни мэ, ни нет, ни да, / По сто ошибок делала в примере…», — заставляет вспомнить описание Кащея бессмертного в «Сказке о несчастных лесных жителях» и короля в стихотворении «В царстве троллей…»: «Он неграмотный, отсталый был, Кащей» /2; 34/, «А король был, правда, груб / И ретроград» /2; 504/. В общем, как сказано в черновиках песни «Про Мэри Энн»: «Простите, но она — балда» /4; 326/ (а выражение «ни бэ, нимэ» напоминает «Песню о хоккеистах», в которой мы также предположили политический подтекст: «Бьет в зуб ногой и — нив зуб ногой»).
Но что Мэри Энн умеет делать профессионально — так это следить за людьми: «Но знала Мэри Энн всегда — / Кто где, кто с кем и кто куда, — / Ох, ябеда, ох, ябеда! — / Противнейшая в целом мире Мэри». Здесь мы имеем дело с хорошо знакомым мотивом слежки («Про личность в штатском», «Невидимка» и др.).
Итак, если «Мэри Энн» является олицетворением советской власти, то вполне закономерны будут переклички со стихотворением «В голове моей тучи безумных идей…» (1970): «Вот я уже за термосом чьим-то тянусь: / В нем напиток “Кровавая Мэри”». Здесь речь идет о том же футболе, что и в «Марше футбольной команды “Медведей”», герои которого играют «в кровавый, дикий, подлинный футбол. <…> Все наши Мэри, Дороти и Сэди / Потоки слез прольют в помятый шлем».
