Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
Теперь обратимся к концовке песни «Не покупают никакой еды…»: «Уверен я, холере скоро тлеть! / А ну-ка — залп из тысячи орудий'. / Вперед! Холерой могут заболеть / Холерики — несдержанные люди».
Данная ситуация напоминает «Марш физиков» и песню «Еще не вечер»: «Бомбардируем мы ядра протонами, / Значит, мы — антилиристы», «Ответный залп — на глаз и наугад. / Вдали — пожар и смерть. Удача — с нами!».
Кроме того, намерение расправиться с холерой напоминает «Скоморохов на ярмарке» (1974): «Уверен я, холере скоро тлеть! / А ну-ка — залп из тысячи орудий!» = «Мы беду-напасть подожжем огнем» («холере» = «беду-напасть»; «тлеть» = «огнем»; «залп» = «подожжем»).
Что же касается призыва к борьбе с холерой — «Вперед!», — то он уже встречался в написанном за полгода до этого «Гимне шахтеров»: «Вперед и вниз! Мы будем на щите! / Мы сами рыли эти лабиринты».
И в заключение сопоставим песню «Не покупают никакой еды…» с «Песней автозавистника» (1971): «Не покупают никакой еды — / Все экономят вынужденно деньги» = «Недосыпал, недоедал, пил только чай».
В обоих случаях герои выступают в маске рабочих-пролетариев, которые не собираются отступать перед «новоявленною порчей» и «заклятым врагом»: «Но от станка рабочий не уйдет» = «Я по подземным переходам не пойду», — хотя при этом можно заметить формальное противоречие: «Но от станка рабочий не уйдет» — «Ушел с работы — пусть ругают за прогул». Однако во втором случае герой ушел с работы как раз для того, чтобы продолжить борьбу.
Если в песне про холеру «объявлена народная война», то и в «Песне автозавистника» герой задается вопросом: «За то ль боролись мы в семнадцатом году, / Чтоб частный собственник катался в “Жигулях”?» (АР-2-112). А в основной редакции со всем советским народом отождествляет себя уже один герой: «За то ль я гиб и мер в семнадцатом году, / Чтоб частный собственник глумился в “Жигулях”?».
В обеих песнях встречаются мотив борьбы: «Для битвы с новоявленною порчей» = «Но я борюсь, я к старой тактике пришел» (кстати, в последнем случае тоже представлен мотив новоявленности врага: «Вдруг мне навстречу нагло прет капитализм»), — и желание дать врагу отпор: «Ее я встретил бледную, как смерть / И хилую, как тысяча скелетов. <…> Мы чувствуем — холере скоро тлеть» (АР-8-152) = «Хоть бы он скорей зачах!» [1085] [1086]; «Но пасаран! Холера не пройдет!» = «Не дам, чтоб капиталистический “Фиат” / Маскировался под названьем “Жигули”!». А этот враг наделяется похожими характеристиками: «Она, мерзавка, будет не у дел» /2; 544/ = «Ах, черт! “Москвич” меня забрызгал, негодяй!».
Таким образом, в свете выдвинутой гипотезы о подтексте (частный собственник и холера = советская власть), можно констатировать необычный парадокс: герои в образе пролетариев сражаются против советского (пролетарского) государства.
***
Теперь вернемся к сказочным произведениям и рассмотрим песню «Лукоморья больше нет», написанную в июне — сентябре 1967 года /2; 41/. А этот год, как известно, прошел под знаком 50-летия Октябрьской революции. Юбилейные мероприятия планировались еще с 1966 года и сопровождались невероятной шумихой.
Естественно, Высоцкий не мог пройти мимо этого события и не отметить его по-своему (точно так же, как столетие со дня рождения Ленина в апреле 1970-го он отметит песней «Переворот в мозгах из края в край…»).
Известно, что сам он определял жанр песни как антисказка, поскольку советская власть разрушила сказочный пушкинский мир. Данная версия уже выдвигалась исследователями: «…быть может, текст Пушкина предстает как бред, сопоставленный с советской жизнью, ибо не советская власть ли разрушила условия для описанного Пушкиным сказочного мира у Лукоморья?»875.
Сожалению о том, что «Лукоморья больше нет»: «Ты уймись, уймись, тоска, / Душу мне не рань», — сродни еще одна авторская сентенция в концовке стихотворения «Короткие, как пословицы…» (1968): «И только в душе исступлением, / Иступленным сванским ножом: / Что были и громы небесные, / Что жили и гномы чудесные, / Что жили да были, телесные, / Да вот и отжили потом» (АР-14-21).
Такие же эмоции, но в публицистической форме, встречались в стихотворении «Почти не стало усов и бак…» (1967): «Что теперь знатный род, для девчонок — изыск! / Не порода рождает Сократов. / Говорят, уничтожили вместо борзых / Супостатов-аристократов. / Уже не стало таких старух, / Какие долго хранят и помнят, / Хотя и редко болтают вслух / Про тех, кто жили в проспектах комнат» /2; 565/ (слова «уничтожили… супостатов» отзовутся в «Марше футбольной команды “Медведей”»: «Соперники растоптаны и жалки»). На эту же тему выскажется А. Галич в «Русских плачах» (1974): «Выкликает проклятия… / А попробуй, спроси — / Да была ль она, бра-тие, / Эта Русь на Руси? / Эта — с щедрыми нивами, / Эта — в пене сирени, / Где родятся счастливыми / И отходят в смиреньи…». И вскоре следует вывод: «Значит — всё это наврано, / Лишь бы в рифму да в лад?». А страна вся «переполнена скверною / От покрышки до дна». Сравним с концовкой «Лукоморья»: «Всё, про что писал поэт, — это бред. / Ну-ка, расступись, тоска, / Душу мне не рань. / Раз уж это присказка — / Значит, дело дрянь» (АР-8-120) («в рифму» = «поэт»; «наврано» = «бред»; «скверною» = «дрянь»). Сравним еще у Галича: «И Ной наврал, как видно, с перепоя» («Горестная ода счастливому человеку», 1969). А его же «Командировочная пастораль» (1966) вновь перекликается с «Лукоморьем»: «Всё, что думалось, стало бреднями: / Обманул Христос новоявленный» = «Всё, про что писал поэт, — это бред».
Неслучайно совпадают образы власти в «Лукоморье» и в «Смотринах»: «Выходили из избы здоровенные жлобы — / Порубили все дубы на гробы» = «Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не погубили!” <.. > Потом пошли плясать в избе. / Потом дрались не по злобе…».
А в 1970 году в разговоре с Анатолием Меньшиковым Высоцкий прямо назвал представителей власти «жлобами»: «Я должен напечататься, чтобы люди могли придти к этим жлобам, ткнуть их носом в ‘Комсомольскую правду’ и сказать: “Вот! Его в ‘Комсомолке’ печатают! Вот так!”…» [1087] [1088].
И поскольку эти «жлобы порубили все дубы на гробы», в стране ничего не осталось. Как следствие — возникает мотив пустоты: «Неродящий пустырь и сплошное ничто — беспредел» /5; 175/, «А мы живем в мертвящей пустоте» /5; 230/, «И долго руками одну пустоту / Парень хватал» /3; 152/, «Он пространство вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» /3; 385/.
В «Лукоморье» данный мотив получает следующее развитие: «Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах, / Но явился всем на страх вертопрах, / Добрый молодец он был — бабку-ведьму подпоил, / Ратный подвиг совершил — дом спалил!».
Во второй строке мы замечаем мотив новоявленности власти: «Но явился всем на страх вертопрах», — знакомый нам по песне «У нас вчера с позавчера…»: «Мы их не ждали, а они уже пришли»; наброску 1969 года: «Мои верные псы сторожат у ворот / От воров и нежданных гостей» («Не возьмут и невзгоды в крутой оборот…»); «Балладе о брошенном корабле»: «И гулякой шальным всё швыряют вверх дном / Эти ветры — незваные гости»; и черновикам «Побега на рывок»: «Слушай сказку, сынок, / Вместо всех новостей, / Про тревожный звонок, / Про нежданных гостей» /5; 504/.
В принципе, и «здоровенные жлобы», и «вертопрах» ничем не отличаются от «короля, что тыщу лет назад над нами правил» в «Королевском крохее» (1973): если «жлобы» и «вертопрах» срубили все дубы и спалили дом, то по приказу короля его подданные начали всё «крутить и крушить». Кроме того, вертопрах, который «явился всем на страх», послужит прообразом «проигравших сражения» полководцев, названных «легкомысленными гениями», которым «являться недосуг» («Оловянные солдатики», 1969). Причем «гениям» соответствует «божий дар», за который «кот ученый» получил гонорар, а сражениям — «ратный подвиг», совершенный вертопрахом877.
