Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям (мир книг .txt) 📗
Если известие об Иродовой смерти скоро дошло до Иосифа, то жизнь святого семейства в Египте была слишком непродолжительна, для того чтобы повлиять на человеческое развитие там Иисуса. По этой, может быть, причине и св. евангелист Лука проходит об ней молчанием. Первым намерением Иосифа было, вероятно, упрочиться в Вифлееме, городе его предков, освященном многими прекрасными и героическими воспоминаниями. Приятно было бы пожить там трудом, который больше чем где-нибудь в другом месте мог удовлетворить нуждам бедного семейства! Раз побывав в Вифлееме, Иосиф не мог не чувствовать привязанности к маленькому городку, соседнему с Иерусалимом, тем более что он так недавно был местом достопамятных для него событий. Но еще на дороге до него дошла весть, что Архелай сделался правителем в царстве отца своего Ирода [45]. Народ был бы рад, когда бы истребилось в конец все поколение идумеянина, а окончил тем, что предпочел Архелаю Антипу. Но Август, сверх всякого ожидания, взглянул благосклонно на Архелая, который, хотя был моложе Антипы, но еще при жизни отца объявлен наследником престола. Торопясь заявить себя истинным сыном Ирода, Архелай, прежде утверждения в правах владетеля, утвержденный властью Рима, показал подданным образчик своих будущих качеств, приказав убить в храме 3000 своих граждан. Стало ясно, что при таком управлении надежда на безопасность исчезла, и Иосиф, покорясь только воле Божией, отыскивая только приюта для себя и Марии, возвратился обратно в те местности Галилеи, где, под кровом бедности и неизвестности, святое семейство могло проживать спокойно, хотя и эта часть Палестины состояла под властью другого сына Ирода, одинаково бессовестного, но еще более дерзко-равнодушного Антипы.
ГЛАВА V
Детство Иисуса
Природа Палестины великолепна. Вдоль берега Средиземного моря расстилаются две равнины, Сефельская и приморская, прерываемые только крутыми отрогами гор Кармила. Параллельно с ними тянется длинный ряд холмов по большей части с круглыми или неопределенными очертаниями; на восток от него глубокая низменность Ель-Гор и долина Иорданская, а по ту сторону Иордана рисуется прямая, непрерывная, багряная линия гор Моавитских и Галаадских. Таким образом характер страны с севера к югу представляет четыре параллельных ленты: приморской береговой линии, горной страны, Иорданской долины и заиорданских земель.
Горная страна, занимающая пространство между приморской низменностью и глубокой Иорданской долиной, оканчивается двумя продолжениями длинного ряда холмов, пересекаемого равниной Иезреель, или Есдрелон. Южная масса этих известковых холмов образует Иудею, а северная — Галилею.
Галиль по еврейски означает окружность и было сначала названием провинции, состоящей из двадцати городов в округе Кедес-Нафтали, отданном Соломоном Хираму, в вознаграждение услуг по доставке строевого леса для храма. Взглянувши на нее, Хирам сказал Соломону: Что это за города, которые ты, брат мой, дал мне? И назвал их землю Кавул (презренная [46]). Таким образом Галилея навсегда осталась страной презренной и это презрение еще более усилилось в сердцах евреев тем, что в последнее время она заселена была смешанным народом и называлась Галилея языческая [47]. Там жили не одни финикияне и аравитяне, но, во времена Спасителя, находилось множество греков, язык которых был там общеупотребительным. Холмы, представляющие северную границу долины Иезреель, тянутся по большей части с востока и запада от Иорданской долины к Средиземному морю. Они вместе с их южными скатами принадлежали также к владениям колена Завулонова.
В центре этой цепи холмов есть известковое ущелье, образующее вход в небольшую долину. Миновав ее, путешественник поднимается вверх по крутой и узкой дорожке, окаймленной зеленью и цветами, среди местности, в которой нет ничего колоссального и необыкновенного, но все отрадно и живописно. Под ним с правой стороны постоянно расширяющийся дол, достигающий в самом широком месте около полутора верст и разбитый изгородями из кактусов на небольшие поля и сады, которые после весенних дождей носят на себе отпечаток неописанного спокойствия и сияют богатством зелени. Близ узкой тропинки, не в дальнем расстоянии один от другого, находятся два колодца, и женщины, которые черпают из них воду, покажутся путешественнику гораздо красивее и румянее, быстроглазые мальчики-пастухи счастливее, смелее и веселее, чем где бы то ни было. Долина постепенно обращается в небольшой натуральный амфитеатр холмов, принимаемый некоторыми за кратер остывшего вулкана. А там, далее, цепляясь за расселины холма, возвышающегося футов на пятьсот над долиной, лежат, словно горсть перлов, в изумрудном покале, плоские крыши и узкие улицы восточного города, где видна небольшая церковь, массивное монастырское здание, высокий минарет мечети, светлый и обильный источник, построенные из белого камня дома и рассеянные между ними сады с тенистыми фигами и оливами, с множеством белых и красных цветов на померанцевых и гранатовых деревьях. Весной все это глядит неописанно светло и спокойно. Голуби воркуют на деревьях; птицы порхают туда и сюда с непрерывной деятельностью; светло-синяя сивоворонка, самая обыкновенная, но и самая красивая из птиц Палестины, блещет как живой сапфир, порхая по полям, эмалированным бесчисленными цветами. Этот-то небольшой город и есть Эль-Назираг, Назарет, где Сын Божий, Спаситель человечества, провел около тридцати лет своей земной жизни [48]. Тут был Его дом, Его родное селение. Этот город дал Иисусу название Назарянина, которое в виде насмешки употреблено было евреями в надписи на кресте, но которое Сам Господь не считал для Себя унижением повторить в видении перед своим преследователем Савлом. Вдоль узкой горной тропинки не раз священные стопы Его отпечатлевались на этой земле; потому что тут лежал единственный путь, которым Он в детстве, юности и зрелых летах должен был следовать в Иерусалим и обратно.
Каков же был образ Его жизни в течение этих тридцати лет? Вопрос, от которого не может удержаться христианин. Но ответ Евангелия ограничивается короткими словами.
Из четырех евангелистов св. Иоанн, любимый ученик Иисуса, и св. Марко, друг апостола Петра, проходят эти тридцать лет молчанием; св. евангелист Матфей посвящает одну главу описанию поклонения волхвов и бегству в Египет, а затем переходит к проповеди Крестителя. Один св. евангелист Лука, после описания событий, сопровождавших Сретение Господне, сохранил для нас бесценное описание детства Спасителя в двух стихах своего Евангелия: Младенец возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на нем. Он преуспевал в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человеков [49]. Само собой разумеется, что это развитие было развитием человеческой природы. Он не пришел в мир одаренным бесконечным знанием, но, как повествует св. Лука, научался премудрости постепенно. Он не был облечен безграничной властью, но испытал слабости и несовершенство детского возраста. Он рос, как растут все дети, но в безгрешной и непорочной красоте, как цветки роз весной или лилия при воде [50].
Однако же молчание об этом евангелий выразительнее всякого красноречия. В этой сдержанности благовести ков мы видим более мудрости и глубоких поучений, чем в том, что они исписали бы множество книге изложением малейших подробностей.
Это их молчание поддерживает в нас безусловное к ним доверие. Они желали передать нам только истину, а не пышный рассказ. По складу наших человеческих понятий, мы никак не можем ожидать, чтобы Иисус Христос тридцать лет своей кратковременной жизни провел в полной неизвестности; чтобы Он жил не только в отвоеванной земле, но в самой презренной ее провинции и притом в пренебрегаемой наиболее других ее долине; чтобы в течение всех этих тридцати лет неизреченная Его светлость, заключенная в человеческое тело, ничем не обозначилась и оставалась никем неузнанною; чтобы в течение этих продолжительных лет не было ни проблеска великих деяний, ни изумительных чудес, ни ангельских хоров, поющих: «аллилуия!», ни симфоний на арфе «для возвещения, откровения и прославления грядущего Царя». Не этого ожидали мы; не это можно было вообразить себе или выдумать.
