Жизнь Исуса Христа - Фаррар Фредерик Вильям (мир книг .txt) 📗
ГЛАВА VI
Иисус во храме
Подобно тому, как на луне существует одна полусфера, которой во всей ее полноте не видал ни один глаз человеческий, но в то же самое время лунные качания дают нам возможность составить предположения об ее общем характере и виде, в жизни Спасителя существует длинный промежуток времени, который вполне не рассказан, но видимая его сторона освещена таким ярким лучом, который дает средства распознать общие его свойства.
Когда бывает видима только половина луны, на неосвещенной ее части посредством телескопа можно различить несколько блестящих точек, представляющих вершины настолько высоких гор, что до них достигают лучи солнца. Одно из блестящих и величественных событий в детстве Спасителя указывает нам на неизвестную, при других условиях, часть Его жизни и вполне достаточно для установления правильного на нее взгляда.
Для еврейского мальчика достижение двенадцатилетнего возраста было временем критическим. Двенадцати лет, согласно еврейских преданий, Моисей покинул дом Фараоновой дочери; Самуил слышал голос, который воззвал его к пророческой деятельности; Соломон дал суд, впервые открывший его мудрость, а Иосия, царь израильский, в первый раз задумал свое великое преобразование. К этому году мальчик, какого бы он звания ни был, согласно учения раввинов и по народному обычаю, должен был изучить какое-нибудь ремесло для независимого существования. С этого года он освобождался вполне от власти родительской, которая не могла уже продать его в неволю. С этого года он становился Бенгат-Тораг, или сын закона. До того времени он назывался катон — малолетний, а с этих пор получал название гадол, или взрослый, и с ним обращались как с полноправным. С этих же пор он начинал носить тефиялин, или филактерию, (повязку из пергамента со множеством текстов), и должен был быть представлен отцом своим в синагогу в одну из суббот, которая по этому случаю называлась Саббит тефиллин. Согласно учения раввинов, Сефер Гилгулим (мальчик меньше 12 лет) проводил только нефес—животную жизнь, а с этой поры начинал получать руах, или дух, который, если жизнь его будет добродетельна, должен развиться в нисема — разумную душу.
Достижение двенадцатилетнего возраста составляло решительную эпоху образования еврейского мальчика. Иуда Бен-Тема говорит о самом себе, что в пять лет он изучал писание, Микра, в десять Мишну, а в тринадцать Талмуд; в осьмнадцать лет он женился, в двадцать приобрел богатство, в тридцать — твердость, а в сорок — мудрость и так далее. При этом рассказе, мы не должны забывать, что еврейский народ и вообще восточные жители развиваются с неизвестной для нас быстротой и что мальчики в эти годы должны отправлять воинскую службу и даже, к великой порче самого поколения, между палестинскими и малоазиатскими евреями считаются способными к женитьбе.
По закону, который требовал ежегодной явки в Иерусалим мужчин на праздники Пасхи, Пятидесятницы и Кущей, женщинам бывать там не полагалось. Но Мария, благочестиво сохраняя правило, рекомендованное Гиллелом, сопутствовала своему мужу каждый год. В настоящее время они захватили с собой и молодого Иисуса, который пришел уже в возраст, возлагавший ответственные отношения к закону. Легко себе вообразить, как сильно должен был повлиять на Него этот перелом совершенно уединенной жизни при вступлении в великий внешний мир, при путешествии через страну, где каждый холм, каждое поселение рождало священное воспоминание, при этом первом посещении храма Своего Отца, — храма, с которым связывалось так много великих событий в истории царей, Его предков, и пророков, Его провозвестников.
Назарет стоит от Иерусалима в 120 верстах и, несмотря на напряженную, ревнивую неприязненность самарян, огромный галилейский караван богомольцев, отправляясь ежегодно на праздник, проходил по прямому направлению наименее опасной дорогой, пролегавшей через владения колен Манассиина и Ефремова. Покидая гирлянду холмов, которые окружают небольшой город на манер лепестков открывающей свою почку розы, караван углублялся через узкий, окаймленный цветами, известковый проход в огромную долину Иезреель. Когда праздник совпадал с концом апреля или началом мая, вся страна представляла веселый, зеленый и приятный вид. Полосы огромных засеянных хлебом полей по обе стороны дороги и великолепные поляны блистали, как одежда первосвященника, оттенками голубых, пурпуровых и ярко-красных цветов. Пересекши реку Кисон, караван проходил через Сунем, вызывающий воспоминание о пророке Елисее, — царственный Иезреель с чеканными саркофагами, которые остались единственными свидетелями его прошедшего блеска, живописную линию обнаженной и безросной Гелвуи, — песчаный Фанаах с его воспоминаниями о Сисаре и Бараке, — Маггидоне, где в первый раз мог увидать Иисус шлемы, мечи и орлы римских легионов. Затем дорога направлялась к Ен-Ганниму, где, возле источников, среди тенистых и красивых садов, которые до сих пор отличают местность, — караван вероятно делал своей первый ночлег. На следующий день ему приходилось подняться на горы Манассиины, пересечь так называемые ныне Заливные Луга и, обогнувши через фиговые сады и оливовые рощи около Эль-Гива, оставить в правой руке холмы, которые в величественной красоте своей составляют венец гордости Самарии, но которые, по слову пророка, должны считаться «поблекшими цветами». Второй их ночлег должен был быть близ колодца Иакова, в превосходной и плодоносной долине, между Гевалом и Гаризином, невдалеке от древнего Сихема. Путешествие третьего дня начиналось через Силом, Гаваю и Вефиль до Бирофа, а во время хорошей весны, совершивши небольшой переход, путешественники были в виду иерусалимских башен. Оскорбительные крылья римского орла уже осеняли святой город; но высоко над его стенами поднимался, во всем его блеске великий храм, с его позолоченной крышей и мраморной колоннадой. Еще жив был Иерусалим, воспетый царственным поэтом, — Иерусалим, о котором так горько плакали изгнанники при водах Вавилонских, когда снимали свои арфы с ив, чтобы пропеть полную сетования песню, желая припомнить ее, хотя бы правые руки их забыли свое искусство [55]. Кто измерит глубину чувств Иисуса при виде этого достопамятного и незабвенного места совершения стольких и таких великих событий?
Число собиравшихся на празднике с каждой стороны путешественников, можно с достоверностью сказать, представляло десятки тысяч. Их приходило гораздо более, чем мог поместить город, и огромное количество странников, точно так же, как нынче в великие дни Страстной Седмицы и Пасхи, ставило для себя небольшие суккофы, или шалаши, из циновок и зеленых лоз, — убежище довольно сносное при нужде. Праздник продолжался целую неделю, неделю величайшего счастья и строгого религиозного благоговения, а затем огромный караван с мулами, лошадьми, ослами и верблюдами покидал свои временные помещения и поднимался домой. Дорога оживлялась веселостями и музыкой. Часто под звуки барабанов и тамбуринов певались напутственные песни и умолкали единственно для того, чтобы путешественники могли освежить себя финиками, арбузами, огурцами и водой, забираемой в кожаные бурдюки и глиняные кувшины, при каждом живом источнике, при каждом проточном ручье. Скрытые покрывалами женщины и величественные старики отправлялись по большей части верхом, а сыновья их и братья с длинными посохами в руках предводительствовали караваном, ведя на веревках вьючных животных. Юноши и дети гуляли или играли в стороне, вблизи родителей и по временам, когда уставали, взбирались на лошадь или на мула. Трудно найти хоть какой-нибудь след для утверждения или предположения, чтобы женщины, мальчики и мужчины составляли три отдельных группы каравана: по крайней мере в новейшие времена не существует такого обычая, но во всяком случае среди такого моря человеческих существ легко бывало затеряться.
