Дневники св. Николая Японского. Том Ι - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич (книги бесплатно без .TXT) 📗
7 генваря 1880. Понедельник.
12 часов ночи
Утром принесли две иконы: Спасителя и Божией Матери, — пожертвованные в Миссию о. Космой Преображенским, священником Опечиненского Посада Боровичевского уезда Новгородской губернии, по старанью архимандрита Крестовой Митрополичьей Церкви, о. Исайи. Он показал иконы Владыке; прислали три, еще Архангела Михаила, и Владыка велел написать к ней парную — Архангела Гавриила. — Пришел и сам о. Исайя, чтобы объяснить это. В десятом часу отправился в Европейскую гостиницу на Михайловской улице, чтобы повидаться с Белецким Владимиром Алексеевичем, консулом в Сан–Франциско, которому я привез оттуда бумаги от славян, но с которым до сих пор не виделся, так как он уезжал в деревню, хотя и оставил ему раньше бумаги в гостинице. Оказалось, что он не догадался или притворился не догадавшимся, кто оставил бумаги (хотя я с ними оставил и свою карточку). Так как он накануне отъезда в Сан–Франциско, то отказался по бумагам хлопотать и поручил мне же показать их Митрополиту и о результате известить его в Москве, где он пробудет три недели (бумаги составляют просьбу христиан к Синоду построить им Церковь). В Белецком сквозит крайнее предубеждение против Преосвященного Нестора и тамошнего протоиерея; видно, что под влиянием Ковригина и вздорливых славян, которые под видом уважения к нему, Белецкому, клевещут на архиерея и протоиерея. Сам он добряк и не весьма далекий, как видно; облить его ничего не стоит, а славяне проникнуты до мозга костей ссорливостью и дрязгами. Испортит все это жизнь Преосвященного Нестора и благонамеренного человека, хотя и горячего, о. протоиерея. Не выйдет пути и опять от пребывания там архиерея! Хотя, дай Бог, чтобы я ошибся. — Там же, в гостинице, зашел к А. Ф. Филиппиусу, который на год думает остаться в России отдохнуть, а также, чтобы приобрести пароход, так
как «Курьер» его уже оказывается малым для торговых операций. — В двенадцатом часу отправился в Еврейский приют на Песках, у Преображенского плаца; нужно было собственно увидеться с протоиереем Аничкина дворца, Никанором Ивановичем Брянцевым, чтобы спросить у него, можно ли попросить у Цесаревны риз и икон из Церкви Дворца. Весьма счастливо попал на храмовый праздник приюта. Совершалась литургия о. Никанором и двумя другими священниками. Пели приютские дети очень стройно; даже концерт вместо причастного пропели; голоса звонкие, но резкие немножко и чуть–чуть с еврейским акцентом; певчие почти все едва от земли видны — совсем крошки. Я стоял у крещальни, над которой балдахин очень красивенький; над купелью висит металлический голубь, по сторонам, под балдахином три иконы: Спасителя, Божией Матери и Иоанна Предтечи. Купель сделана так, что можно крестить и больших, и малых; в последнем случае вставляется другое дно; вода нагревается в котле, в соседней печи; вода вливается из водопровода; пол покрыт красным сукном и сверху холстом; есть лавочки для раздеванья, даже коробка для свечей не забыта. Крещальня устроена по рисунку и советам самого Владыки Исидора. После обедни был молебен, за которым провозглашены многолетия царской фамилии, Митрополиту, как первенствующему члену благотворительного заведения, и его помощнику Ивану Михайловичу Гедеонову — сенатору, наконец, всем благотворителям, начальствующим, учащим и учащимся. За обедней еще познакомился со старостой Николаем Андреевичем Груздевым и получил от него приглашение на закуску после обедни; после обедни с Гедеоновым, самим о. протоиереем Брянцевым, с адмиралом Алек. [Александром] Ильичем Зеленым и увиделся с Ильей Алек. [Александровичем] Зеленым, воспитателем детей Великого Князя Константина Николаевича, и его женой. После службы повели всех осматривать заведение; видели очень чистенькие спальни; внизу, в столовой собраны были дети — двадцать девять мальчиков и восемнадцать девочек; столовая очень чистенько убрана; впереди великолепное распятие. Дети пропели «Отче наш», и им стали подавать обед, а гости ушли наверх к закуске; но в это время уже было половина второго, и я должен был уйти для представления Цесаревне. Ровно в два часа был в Аничкином дворце. По докладе, Цесаревна приняла в гостиной среди зелени; между прочим, у меня над головой стоял горшок с светло–красной азалией, совершенно такой, как у нас в Японии; вдали виднелась другая такая же азалия. Недаром Цесаревну все любят. Как она проста и приветлива, как скромно села на диване, указав мне ближайшее кресло! Сразу развязывается язык, и я без малейшего стеснения стал говорить о Миссии, вытащил из кармана пакет с фотографией группы нынешнего Собора, с номером «Сёогаку–засси», письмом из Японии о. Владимира и в течение речи показывал ей то и другое. Она несколько раз повторяла: «Да, нужно поддержать Миссию, я скажу Великому Князю»; о петербургских властях выразилась: «они здесь спят немножко», хотя я не мог себе дать отчета, о ком собственно говорит. Когда встала, я попросил, если найдутся излишние, из ее Церкви риз и икон, она сказала: «Да, я скажу, непременно скажу». При аудиенции никого не было; по крайней мере, я никого не видал, да и некогда было рассматривать. И эта Императрица будущая огромнейшей в свете Империи вместе с тем скромнейшая и добрейшая женщина в свете! Дай Бог ей много радостей и много добрых дел! Когда вышел от Цесаревны, было три часа. Вернувшись домой, вечером хотел было идти в город, как пришел протоиерей Митрофаньевского кладбища Николай Данилыч Белороссов, бывший брюссельский священник, с которым я виделся десять лет назад в Лондоне у Е. И. Попова, и просидел весь вечер. Учит христианству ныне какого–то графа немца, который на днях и будет присоединен к Церкви. Рассказывал много неутешительного про своего главного протоиерея Муретова, бывшего прежде Исаакиевским, и вообще про духовенство, читал свою недавнюю проповедь, в которой довольно остроумно сопоставление людей, желающих равновременно реформ с евреями, прогнанными от Кадис–Варни; приводил изречение одного архиерея, что возвышение начальствующих не в угнетении подчиненных, а в поднятии их; вспоминал своих академических товарищей — Максодонова, Капит. [Капитона] Белевского и прочих.
8 генваря 1880. Вторник.
7 часов вечера
Утром написал благодарственное письмо к о. Косме и отнес к о. Исайе вместе с брошюрками для отсылки к нему. Отправился в десять часов к Никанору Ивановичу Брянцеву, чтобы предупредить его насчет обещанного Цесаревной касательно пожертвования. Застал его беседующим с несчастнейшим по виду персиянином магометанином, желающим присоединиться к Православной Церкви. Персиянин весьма плохо понимает по–русски и, видимо, хочет креститься для того, чтобы добыть себе какую–нибудь материальную помощь. Вот тут и поступай как знаешь! О. Никанор собственно еврейский миссионер; он уже крестил человек шестьсот евреев; но к нему шлют людей всех национальностей, желающих креститься. Рассказал он мне одну очень трогательную историю крещения и венчания одной еврейки, насчет которой отец ее выразился о. Никанору: «Мне хотелось не то что убить ее — это я могу сделать каждую минуту, а хотелось бы изрезать в мелкие кусочки». Рассказывал много о препятствиях на его пути; к счастию, — человек не слабый и притом глубоко опытный и крайне храбрый — не стесняется ни перед кем (случаи его препирательств с С. Бор. Потемкиной, — где он просто приказывал ей: «замолчите»). — Тут же пожертвовал на Миссию пятьдесят рублей из суммы, присланной ему для добрых дел Стахеевым из Елабуги, и советовал написать ему. Насчет вещей из Дворца сказал, что много есть икон, которые можно отдать, и обещался поговорить с управляющим Дворца. Насчет моего представления Цесаревне выразился, что это необыкновенный факт: «До сих пор только двое были представлены и имели разговор с Цесаревной — Митрополит Макарий и вы». — От него заехал к Владимирскому протоиерею, благочинному Соколову, чтобы спросить о пожертвованиях из Церкви, — дома не застал. Заезжал к Путятиным. Ольга Евфимиевна — пребледная и слабая, простудилась, но перемогается; просила меня поверить списанное русскими буквами с японских нот «Хвалите», — японскую азбуку знает верно.
