Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Коллектив авторов (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Ко мне в мастерской и в роте относятся хорошо, с уважением, даже с приязнью. Спасибо добрым людям!
Морозы большие, до тридцати восьми градусов по Цельсию. У меня украли из кармана в мастерской тот черный пуховый шарф, который ты мне передала при разлуке. Он был мне крайне нужен, пока я работал на вольном воздухе (землекопом и на стройке); теперь я работаю под крышей в отопляемом помещении и могу обойтись без него. Меня одевают в казенное платье… 9. VII.1931 года.
… Я писал тебе, что работаю теперь помощником делопроизводителя в больнице»Вишхимз»(т. е. Вишерского химического завода). Работаю много: я и регистратор при ежедневных амбулаторных приемах днем и вечером, я — табельщик стационарных больных и служащих больницы, я ежедневно переписываю порционные требования на довольствие больных, я слежу за поступлением больных в стационар, выясняю их документы, завожу истории их болезней, я, наконец, составляю весь медицинский отчет, ежемесячный и годовой по всем отраслям деятельности больницы, собирая для этого кропотливо, с большим трудом и с препятствиями массу разнообразных статистических сводок. Кроме того, еще несу труды и по текущей переписке больницы с разными лицами и учреждениями. Ухожу на работу к 9 часам утра, возвращаюсь не раньше 9, а то и позже, вечера. Очень устаю, и некогда мне ни почитать что‑нибудь для себя, ни подумать, и скоро ложусь спать. Может быть, отсутствие свободного времени мне на пользу, потому что думы мои летели бы к вам, мои любимые, и я тосковал бы больше и острее».
В начале августа 1931 года к священнику на свидание в Вишерский лагерь приехал его сын. Отец Илья рассказал ему, что «сейчас в лагере много заключенных монахов, священников, архимандритов. Есть даже члены приходских советов. Такие заключенные стараются общаться и помогать друг другу. Молиться и креститься на виду нельзя, это делается только под одеялом. Он уже начал привыкать к лагерной жизни, к своей 3–й, слабосильной роте, куда он наконец попал. От работы на свежем воздухе, при скудном, но в общем достаточном питании сил у него прибавилось, сердце стало работать лучше. Он говорил, что ко всему, даже к самому тяжелому, можно как‑то приспособиться, и тогда станет жить легче».
Ко времени приезда сына отец Илья уже знал, что вся его с такой любовью и такими трудами собиравшаяся библиотека полностью пропала и супруга боялась, что это доставит священнику тяжелые переживания, и потому он велел передать ей: «Боюсь, что ты очень огорчилась из‑за меня. Успокойся. Я уже не тот. Мне теперь кажется, что любовь к книгам мешала мне должным образом любить вас, мои дорогие. Слава Богу за всё! Он дал — Он и взял. Буди имя Его благословенно!..»
В конце мая 1932 года к священнику в лагерь приехала его супруга Евгения Леонидовна, которая спустя многие годы написала воспоминания о своем пребывании в Вишере. «В пять часов вечера, — писала она, — когда я, усталая, присела на койку, вдруг отворилась дверь и в ней показалась высокая худощавая фигура в желто–коричневом пальто — мой самый дорогой друг, мой батюшка. Я услышала его слова:«Тут Четверухина?«Стрелой бросилась я к нему навстречу со словами»Христос воскресе!«и просила меня благословить. Батюшка отказался это сделать (тут были мои соседки — посторонние для нас люди), сказав, что он тут только заключенный. В продолжение шести вечеров батюшка рассказал мне о себе многое. Каждый день он вспоминал чтонибудь недосказанное и пополнял свою повесть. Сначала он говорил о самых тяжелых переживаниях, а напоследок уже о более легких, незначительных.
По приезде на Вишеру в декабре 1930 года он был определен на общие работы. Сначала приходилось в сорокаградусный мороз копать землю, которая едва поддавалась лому, затем пилить бревна, потом выгребать из‑под лесопильной машины опилки, а для этого то и дело нагибаться к полу. И эта последняя работа настолько утомляла, что однажды он в изнеможении упал на опилки и уже не мог сам подняться. Его отправили в больницу, где он пробыл более двух недель. Едва только выписали из больницы, он должен был идти в командировку в Буланово, за пятьдесят четыре километра от Вишеры, а силы его еще не восстановились после болезни.
Начальство, отправляя заключенных работать, обещало, что они пойдут с отдыхом, проходя лишь по семнадцать километров в день, на деле вышло иначе. Им пришлось сделать этот тяжелый переход в продолжение одних суток. Под конец пути отец Илья, совершенно обессиленный, падал на снег через каждые пять шагов, других же тащили под руки конвоиры. Наконец, поздно ночью доплелись до Буланова. Для ночлега отвели пустую нетопленую избу с выбитыми стеклами. Ныло все тело, и холод сковывал члены.
Пришло утро. Погнали их пилить хвойный лес. Батюшка не знал, как взяться за пилу: никогда он не был на такой работе. Снег был в лесу по грудь, и, прежде чем начать пилить деревья, надо было его притоптать. Отец Илья стал объяснять начальнику, что он не может выполнять такую работу, и просил дать ему канцелярскую.
В ответ на это тот ответил язвительно:«Ты опять филонишь. Я тебя еще в Усолье заметил. Ты и там все от работы отлынивал». А батюшка на Усолье и не жил, только мимо проходил. И пришлось ему покориться, и начал он вместе с другими валить лес. И пилил он до тех пор, пока не сломалась пила. Тут снова на него посыпались ругательства. Но вскоре приехал другой начальник, нужно было вести отчетность. Увидев его, он позвал:«Эй ты, очкастый, грамоте учился?» — «Учился». — «Арихметику знаешь? Ну, будешь табельщиком».
К 1 мая 1930 года отец Илья вместе с другими заключенными вернулся на Вишеру. Вскоре снова послали его на общие работы. Надо было с 7 часов утра до 11 вечера в паре с другим заключенным таскать по две толстых доски с берега на баржу. Чтобы успеть выполнить»урок»вовремя, на берег подымались чуть не бегом. К концу дня все плечи были до крови натерты, все тело болело.
В первый день»урок»был выполнен на все 100%, однако наутро, когда снова послали их на ту же работу, они сговорились таскать по одной доске — уж очень болели израненные плечи. К 11 часам вечера»урок»был выполнен только на три четверти, пришло начальство и приказало докончить сегодня же. И пришлось им доканчивать ночью.
Только в 3 часа ночи кончили»урок», а в 5 часов надо было снова вставать на ту же работу. И в глубокой тоске он возопил ко Господу:«Господи, Пресвятая Богородица, святитель Николай, я всегда вам молился, и вы мне помогали, а теперь вы видите, что я совсем изнемог, что я готов умереть на этой непосильной работе, и вы меня забыли. Ну что же. Или мне больше уж вас не просить ни о чем?«Лег на нары, но спать не мог от сильной во всем теле боли и горько заплакал. Но к утру вдруг душа снова замолилась, смягчилось его сердце, и снова явилась преданность и вера в Промысел Божий.«Нет, Господи, — шептал он, — хотя бы я умирал в моих страданиях, я никогда не перестану молиться и верить Тебе». И тут произошло чудо. Когда в 6 часов утра все пошли на перекличку, чтобы идти на работу, начальник, читая фамилию Четверухин, запнулся и вспомнил, что батюшку требовали в учетно–распределительную часть для какого‑то дела. Оказалось, что он понадобился для написания отчета о работе в Буланово. Таким образом Господь избавил его от непосильной работы.
Рассказывал отец Илья о своих друзьях — заключенных священнослужителях, их было много в то время на Вишере. Как они старались держаться ближе, помогая друг другу. Как вместе молились, читая всенощную или вечерню, как исповедовались и даже причащались, как‑то доставая Святые Дары.
Духовником батюшки на Вишере был архимандрит Донского монастыря отец Архип. Исповедоваться удавалось в необычной обстановке: колют вместе дрова, например, и батюшка в это время исповедует свои грехи, а по окончании исповеди отец архимандрит положит на его голову свою руку и прочитает разрешительную молитву. А молиться, класть на себя крестное знамение и причащаться Святых Таин можно было только лежа на нарах, закутавшись с головой одеялом.
